Здесь и сейчас

Дело явно не в дефиците товаров народного потребления в самом широком смысле этого термина – от квартир до гречки. Люди у нас опытные, дефициты видали всякие. Десяти лет не прошло, как рекордсменами по темпам роста цен побывали сыр, растительное масло, сахар. Даже соль, которой, как все знают, в Тырети и Усолье неисчерпаемые запасы, какое-то время сильно волновала умы и души, потому что казалось, что чудо таки случилось и соль придётся возить откуда-то издалека.  

Дело и не в параллельном падении курса национальной валюты. Полтора века прошло с тех пор, как рязанский вице-губернатор Салтыков, более известный нам по псевдониму Щедрин и очернительским сочинениям из школьной программы, сказал бессмертное:  «Пока за рубль дают полтинник – это превосходно. Будет хуже, если за рубль будут давать в морду». Накануне деноминации в 1998 году курс рубля к доллару составлял 5562 к одному. В тот момент, когда доллар вдруг упал до 5,6 рубля, многие, должно быть, уверовали в чудо.  

Десятью годами ранее один из читателей журнала «Юность», отвечая на вопрос анкеты «К чему вы равнодушны?» написал: «К падению курса доллара. Да пусть себе падает!» Это был исторический поворотный момент: с тех пор курс рубля к доллару всех нас очень волнует – даже в том случае, если ни одного доллара в заначке нет. Привычка к хорошей – хотя бы по сравнению со вчерашним днём – жизни вырабатывается быстро. Все видели, что в лихие 90-е сосед мог за пару лет стяжать и промотать целое состояние. От этого зрелища даже у сдержанных людей «сносило крышу», и они пускались во все тяжкие. 

Страсть к потреблению далеко не в каждом будит ту творческую страсть, что толкала Колумба к плаванию за край обитаемого мира, в тьму, населённую неведомыми чудовищами. Создать бизнес, пусть даже основанный на банальной перепродаже, а потом биться за него в одиночку против бандитов, конкурентов, полиции и властей (иной раз всё это умещалось, что называется, «в одном флаконе») могут от силы трое-пятеро из сотни. Мало кто готов и к скромному трудовому подвигу: жить в вахтовом посёлке, питаться тушенкой и перловкой, приготовленной собственноручно в закопчённом котелке, подвешенном над костром. Зачем работать, экономить и ждать, если можно взять много уже сейчас, а расплатиться когда-нибудь потом? 

Вот «потом» и наступило: по состоянию на декабрь 2014 года на каждого жителя Иркутской области от младенца в колыбели до долгожителей-рекордсменов приходилось более 96 тысяч рублей кредитов. Жители области должны банкам 2,5 годовых бюджета региона. В целом по стране картина немного другая: население должно 11 триллионов, а бюджет РФ на 2015 год составляет 15 триллионов. Каждый из нас либо на грани банкротства, либо живёт в окружении потенциальных банкротов. Это тревожит, ведь люди в крайней нужде (или том положении, которое кажется им крайней нуждой) часто идут на крайние меры. 

«Все – от нас до почти годовалых – толковищу вели до кровянки…» – это Владимир Высоцкий пел про первые послевоенные годы. Потом были 60-е, когда уличное хулиганство проникло в армию и превратилось в «дедовщину». Потом уличные банды 1970-х, потом «лихие 90-е» – кто знает, что нас ждет через год, через пять? Риторика социальных сетей и интернет-форумов уже сейчас напугает кого угодно. 

Линия экстремума 

Долгосрочные планы вообще не наш конёк. Китайская поговорка-проклятие «Чтоб ты жил в эпоху перемен» не могла появиться в России, потому что у нас эта эпоха каждый день вот уже тысячелетие с лишним. Эпоха брежневского застоя вспоминается едва ли не с умилением, потому что двадцать лет топчась на одном месте страна, наконец, отдохнула от предыдущих забегов на длинные дистанции с полной выкладкой. Старый генсек и сам любил хорошо пожить, и понимал, что к той же самой цели стремятся и все остальные. Да, за два брежневских десятилетия случился БАМ, отстроили несколько всесоюзных комсомольских строек, но если категорически не хотелось ехать за туманом и запахом тайги – силком не гнали. Уговаривали, заманивали длинным рублём и квартирой без очереди, но в срока огромные этапы длинные никто не посылал.   

Геронтократия была бы всем хороша как система управления, если бы коммунистический маразм был более спокойным и равномерным. Решение Леонида Ильича дрыгнуть ножкой напоследок вылилось в афганскую авантюру, подкосившую и без того вялого колосса с надёжностью пулемётной очереди. Преемники Брежнева сменили доктрину откладывания решений на доктрину немедленных решений без обдумывания и анализа. Самым оригинальным было, вне всякого сомнения, решение переложить заботы о питании и бытовом обустройстве населения на плечи самих граждан. В качестве пищи духовной людям предложили всё, что завалялось на полках спецхранов, а ради материального пропитания дали разрешение перейти на подножный корм – то есть на те крохи, что упали со столов небожителей в процессе приватизации общенародной собственности. 

В сущности ведь не случилось ничего принципиально нового. Те же самые процессы можно было наблюдать вскоре после революции (там, правда, собственность как бы обобществлялась, но мы сейчас обсуждаем суть, а не социалистическую этикетку), потом в период НЭПа, потом в эпоху дефицита. В любой момент времени в России, даже если она в это время называлась СССР, можно было урвать, но принципиально нельзя было заработать честным и последовательным трудом. Оглянитесь: у нас была, кажется, одна-единственная династия крупных промышленников, да и та возникла и удержалась благодаря сначала личному покровительству императора, потом – тесным связям с высшей аристократией. В Японии сквозь все века и эпохи, сквозь политические перевороты и природные катаклизмы прошла частная строительная фирма, основанная в VI веке нашей эры. В Германии частная семейная фирма выпускала пуговицы более пятисот лет подряд. У нас организация с двадцатилетним стажем может считать себя старожилом рынка. 

В организме человека 206 костей. Если бы Россия была тем самым Левиафаном (по Гоббсу, а не по Звягинцеву), мы бы убедились, что все эти кости сломаны, а организм в целом поражён всеми аутоиммунными заболеваниями, какие только есть в природе. Мы пожираем сами себя, а причина всему – нетерпение и поспешность. В оправдание можно сказать, что ничего иного нам не остаётся. Пример с тем же «Левиафаном» – на этот раз фильмом. Ко­гда вокруг него ещё кружился дежурный чёрный ворон из министерства культуры, а за режиссёром вполне мог приехать настоящий «воронок» по случаю возбуждения дела о клевете, матах и нецелевом использовании бюджетных средств, многие потенциальные зрители скачали фильм с пиратских сайтов. И убедились, что ничего нового о родной стране режиссёр Звягинцев не сказал. 

Когда фильм удостоился «Золотого глобуса», а верное традициям низкопоклонства перед Западом министерство культуры отступило на заранее подготовленные позиции с устройством для «запикивания» мата в руках, в некоторых россиянах проснулся случайно скачанный на Google Play аналог совести: они собрались идти в кино, чтобы возместить автору честно заработанные деньги. Первое поспешное решение теперь объясняют тем, что неизвестно было – выпустят ли фильм в прокат. Второе – заботой о талантливом режиссёре, который, коль будет на то воля министра культуры, снимет нам ещё что-нибудь жизнеутверждающее. Оба решения не производят впечатления продуманных хоть сколько-нибудь старательно. Всего-то и надо было: подождать до вынесения вердикта с установкой запятой во фразе «запретить нельзя показывать» и дальше действовать по обстоятельствам – либо бесстрашно качать у пиратов, либо спокойно идти в кинотеатр. Героически преодолели трудности, созданные в собственном воображении. 

Чуть помедленнее, «кони»… 

Мрачное сочетание обманутых надежд, радикальных текстов и каждодневной необходимости принимать «судьбоносные» решения сформировало в нашем обществе вредную привычку к громким словам и поспешным поступкам. Полагаю, многие читатели уже сейчас хотели бы решительно возразить автору, может быть, даже перешли бы к оскорблениям и угрозам. Благое отличие газеты от социальных сетей в том и состоит, что мгновенно это сделать невозможно, а обдумывание оскорбления весом один килограмм в тротиловом эквиваленте уже требует усилий, соответствующих хотя бы 60 баллам ЕГЭ по истории, литературе и обществоведению. Рядовой выпускник российской школы этим требованиям уже не соответствует. 

Более того, в современном российском обществе факт покупки газеты без кроссворда, анекдотов и гороскопа уже предполагает у читателя наличие неплохого образования, чувства собственного достоинства и некой толики свободного времени. Свободного в первую очередь от зарабатывания куска хлеба – то есть, позволить себе читать газету может человек, имеющий несколько больше прожиточного минимума. Человек, способный потратить часть времени и денег на окружающий мир.  

Потребовалось не так много времени, чтобы мы в России забыли, что восьмичасовой рабочий день – это грандиозное завоевание, стоившее когда-то свободы и даже жизни сотням и тысячам людей. Мы забыли, что 110 лет назад право на участие в выборах городской управы (о градоначальнике или губернаторе и речи не было) подтолкнуло иркутян на участие во всероссийской политической стачке. Мы перестали ценить тот факт, что в городе есть несколько газет с разными точками зрения, а ведь не так давно за альтернативную газету можно было присесть в места действительно не столь отдалённые (как-никак в Сибири живем) минимум на год. Если уж вспоминать все прелести той славной эпохи, то надо сказать, что менее половины жителей города Иркутска могли прочесть на стенах домов названия улиц – и не только потому, что эти улицы зачастую не были освещены, но и в силу банальной неграмотности. 

В любой момент времени от цивилизации до варварства всего один шаг. Один шаг до банкротства, нищеты, насилия. Обратная дорога занимает минимум десятилетия – и это если повезёт.