К передовому трактористу Павлу мы нагрянули под вечер всей командой: редакционный водитель, фотокорреспондент и я. Павел уже повозил нас по полям, рассказал о своей работе. Настроение у него было не ахти. В тот год заядлые осенние дожди не позволили механизаторам Аларского района как следует убрать урожай. Низкорослая пшеница, особенно на низинных участках, полегла и осыпалась. Тяжело было оставлять её под снег. 

И вот мы дома у тракториста. В семье Павла подрастали двое мальчишек. Жена Валентина только недавно перестала работать в школе: полностью перешла на домашнее хозяйство. Оно у них было крепкое, со всей живностью и даже кроликами. На ужин нас как раз и угощали крольчатиной с пюре. Всей компанией посидели на летней кухне у жарко натопленной печи. Обратила внимание, что старший сын относил кому-то еду в дом. Причём и без того нежное кроличье мясо было дополнительно измельчено. Потом Валентина поставила на поднос две кружки: «Не забудь, свёкру – чай, а свекрови – компот. Сейчас я приду, покормлю». А нам пояснила: «Лежачие они у нас. Паралич разбил сначала деда, потом бабку. И вот уже три года я за ними, как за малыми детьми». Павел только кивнул головой: мол, сущая правда. 

Когда мужчины ушли в дом, у нас с Валентиной состоялся женский разговор. И выяснилась такая история, хоть повесть пиши в назидание другим. Родом она из Ивановской области. Павел проходил там армейскую службу. Познакомились на танцах в военном городке, стали встречаться. А потом поняли, что не могут друг без друга жить. Так и оказалась молодая учительница в Сибири, на родине мужа. Привел он её в большой родительский дом, по сельским меркам богатый. Отец Павла руководил машинно-тракторным парком совхоза, мать работала главным бухгалтером. Встретили они невестку сдержанно, если не сурово. Сразу определили ей обязанности, рассказали о правилах семьи: в дом никого не водить, в подпол без разрешения не лазить, во всём слушаться и своё мнение навсегда оставить при себе.

Так началась её новая жизнь. Школа, где она вела младшие классы, стояла на другом конце села, приходилось немало бегать. Дома тоже не посидишь, работу ей всегда находили. Их маленькая супружеская комната располагалась за шторкой, и свекровь могла войти, когда хотела. Каждую пятницу Валентина мыла во всём доме полы, и её работа каждый раз придирчиво оценивалась. «Приехала из Иваново, так и трудись на всю ивановскую», – посмеивался свёкор.

Однажды на день рождения её захотели поздравить учителя. Напросились к ней домой чаю попить. А почему бы и нет? Валентина купила в сельмаге колбаски, сделала салат. Пошла сорвать на огороде петрушку, ярко-зелёную после первых заморозков. А тут как раз идёт с работы свекровь. Не понравилось ей, что невестка хозяйничает в уже пустом осеннем огороде. День рождения? Возмущению свекрови не было предела. Да как ты посмела пригласить чужих людей? Да кто ты такая? Получилась страшно некрасивая картина: пришли пять учительниц, потоптались на пороге, отдали подарок и отправились восвояси. Вечером Валентина в слезах рассказала об этом Павлу. А у него на всё был один ответ: «Терпи, я от них тоже много терпел, вот построим собственный дом».

А потом родился первенец. Малыш оказался очень беспокойный. Переставал плакать лишь на руках. Но руки были только одни – мамины. Пашины родители редко нянчили внука. А папа приходил после работы и сразу заваливался спать. Пытку бессонницей Валентина переносила тяжело. Никакого сочувствия в доме мужа к ней не было. Но она всё терпела. Ввязаться в ссору значило сделать жизнь и вовсе невыносимой.

Как-то раз поздним вечером, когда все уже спали, она сидела с ребёнком на кухне. Он только-только перестал плакать. Валентина не заметила, как её одолел сон. Приснилось, что она заходит в дом с охапкой дров и осторожно вываливает их к печке. Наверное, сон длился несколько секунд. Мать проснулась и с ужасом осознала, что сына на руках нет. Завёрнутый в одеяльце, он лежал на полу и даже не проснулся. Помогло то, что табуретка, на которой она сидела, была низкой, малыш скатился на половик мягко, как колобок.

О многих своих горестях рассказала мне в этот вечер Валентина. Правда, голос её звучал как-то отстранённо, будто она рассказывала не о себе. «Я всё пережила и давно простила, – пояснила она. – Что теперь обижаться? Вон они лежат, ждут меня каждый раз, как боженьку».

В тот день спать меня определили в комнату к свёкру и свекрови. Больше положить было некуда. Когда-то сильные и властные, они неподвижно лежали в кроватях, накрытые по макушку одеялами. Их лиц в свете тусклого ночника я не рассмотрела. Сон сморил быстро. Проснулась ночью оттого, что громко стала хлопать ставенка. Ветер всё усиливался. По оцинкованной крыше оглушительно застучал крупный дождь. Жильцы этой комнаты тоже проснулись, стали стонать. Я почувствовала, что им страшно от разыгравшейся бури. Хотела подойти, успокоить, но потом подумала, что, увидев незнакомку, они испугаются ещё больше.

И вдруг неслышно открылась дверь, в комнату проскользнула тень женщины. Это вошла Валентина. Наклонилась над дедом, погладила его, сказала что-то ободряющее, потом так же подошла к бабушке, поправила ей подушку. Успокоенные, старики тут же затихли. А потом их добрый ангел ушёл, и через минуту я услышала, как кто-то с внешней стороны дома закрепляет разгулявшуюся ставенку.

В обратный путь мы собрались рано утром. Дождь уже кончился. О прошедшей буре напоминала надломленная ветвь черёмухи, которая лежала на крыше. Хозяева накормили нас завтраком и вышли проводить за ворота.

– Паша, береги Валентину, – сказала я на прощание, – таких женщин мало.

– Ничего, ничего, – с юмором отпарировал он, – она у меня ещё сдюжит. Сейчас чего ей не жить? Делай, что хочешь, а не хочешь – не делай. Никто не заставляет….