С недавних пор в Иркутском драматическом театр имени Охлопкова проводятся специальные экскурсии для любопытных зрителей. Корреспонденты «Сибирского энергетика» решили в рамках постоянной рубрики «Прогулки по городу» пройтись по закулисью вместе с руководителем проекта Маргаритой Подкорытовой.

– Для зрителя театр начинается с вешалки. А для актёров?

– У публики не принято ходить в театр в понедельник, поэтому и у наших актёров он является выходным. А «день тяжёлый», таким образом, смещается на вторник. Первое, на что обращает внимание актёр, приходя на работу, – вот на такое расписание, похожее на те, что вывешиваются для школьников и студентов. Но вместо названий предметов здесь отмечены репетиции и спектакли, в том числе выездные. Вот вчера, если посмотреть расписание, наши актёры выехали в Братск. А недавно вернулись из Улан-Удэ.

Хоть и принято считать, что актёры – представители богемной профессии и работать с утра не приучены, на самом деле день для них начинается рано. И репетиционный процесс идёт непрерывно. Трудовой день заканчивается где-то около 10 часов. Иногда репетиции проходят не для всего состава, а для конкретных актёров. Тогда в расписании указываются их фамилии. Кроме того, есть у нас и дополнительные занятия, не связанные напрямую со спектаклями, – вокал, танец, речь.

– Что-то вроде школьных кружков, внеклассных занятий?

– Да, но они, в отличие от кружков, обязательны для посещения.

Особое событие – премьера нового спектакля. Тогда рядом непременно появляется большой плакат-поздравление. Премьеры обычно проходят один-два раза в четыре месяца, это достаточно часто. Ритм жизни театра в последние годы в целом убыстряется, если судить по количеству спектаклей, премьер, гастролей. Наверное, за всю свою историю охлопковский театр не знал такой активности.

– Гастролировать иркутский театр начал достаточно давно?

Камерная сцена в будни больше похожа
на стройплощадку

– Практически с самого основания. Профессиональная труппа в театре появилась более 100 лет назад, и уже тогда были выездные спектакли.

Здесь же, рядом с расписанием для сотрудников театра, установлен бюст Николая Охлопкова, который «встречает» своих иркутских коллег каждое утро. Известный советский актёр, режиссёр, он начал карьеру именно в Иркутске. Но что любопытно, занимался не только театральной режиссурой. Охлопкову довелось режиссировать крупные общегородские мероприятия – парады, праздники. Один из них, посвящённый 1 Мая, запечатлён на старом чёрно-белом фотоснимке, хранящемся сегодня в музее театра.

Между тем наш экскурсовод предлагает познакомиться с главным местом действия – сценой. В охлопковском сегодня их четыре: основная, с которой начался когда-то иркутский театр; камерная, появившаяся после реконструкции (завершилась в 1999 году), и две новые, открывшиеся совсем недавно, сцены – другая и учебная.

И так по коридорам и лестницам, которыми пользуются исключительно сотрудники храма Мельпомены, мы спускаемся к камерной сцене. Здесь вовсю кипит работа – сцена готовится к спектаклю «Очень простая история». В зале установлена деревянная конструкция, чем-то отдалённо схожая со строительными лесами; эффект стройплощадки усиливают люди в рабочих комбинезонах, деловито похаживающие вдоль сооружения и периодически постукивающие молотками. 

– Главное свойство камерной сцены – мобильность. Здесь можно полностью изменить пространство, если того требует спектакль. И тогда, придя сюда повторно, зритель просто не ­узнает помещение. Вот видите зал, где стоят у стены мягкие кресла с синей обивкой? В следующий раз они могут оказаться совсем в другом месте, например, вокруг сцены, которая, в свою очередь, предстанет в форме треугольника. Согласитесь, не совсем стандарт­ный подход? Зрителей камерная сцена всегда удивляет, вводит в заблуждение… А бывает, что этот маленький зал удлиняется примерно наполовину. Как это происходит? Просто переносятся дальше, в соседний зал, чёрные шторы, которые сейчас ограничивают пространство. Так играется, например, спектакль «Дядя Ваня»: нам необходимо более широкое пространство, потому что кроме основного параллельно происходит и действие второго плана.

– Чёрный цвет здесь преобладает в оформлении. Это не случайно?

– У нас и на трёх других площадках вы увидите чёрный. Существует даже такое понятие – чёрный квадрат сцены. Это базовый цвет, на его основе легко вписать любые декорации, любую сценографию. И плюс чёрный делает пространство единым. 

Однако для стороннего взгляда обы­вателя общая картина производила впечатление скорее хаоса, чем единства. Так, в смежном зале и коридорах то тут, то там на нашем пути возникали самые неожиданные предметы, словно выпавшие из «Алисы в стране чудес», – постаревшие столы, большой деревянный диск, почти антикварные часы… На подступах к камерной сцене и вовсе выстроилась аллея: справа светящиеся от иллюминации новогодние деревья, слева, совсем уж неожиданно, оранжевые дюны, увенчанные зелёным изобилием оазиса. Но, судя по всему, профессионалы своего дела без труда ориентировались в этом упорядоченном хаосе. Как пояснила наша провожатая, театр параллельно готовится сразу к нескольким спектаклям, к премьере «Немного нежности», а также к рождественским и новогодним постановкам для детей.

– А здесь у нас находится «помрежиссёрская» – небольшая комната, в которой перед спектаклем заседает помощник режиссёра. Прямо на экран компьютера выводится всё, что происходит на сцене, есть и голосовая связь со всеми цехами, гримёрками. Находясь в зрительном зале, вы никогда не услышите третий звонок, пока помощник не проведёт селекторное совещание со всеми, кто причастен к предстоящему спектаклю, пока он не спросит: «Свет, свет, готовы? Вася, ты на звуке?»

– А как же сам режиссёр? Он творческий процесс контролирует из зрительного зала?

– Работа режиссёра – ставить спектакль начиная с момента его замысла, но наблюдает за действием он потом действительно из зала.

Святая святых театра, где творится таинство преображения, – гримуборные, до которых добираемся наконец-то и мы. Сегодня комнаты пусты. И, вопреки стереотипам, очень чистые, прибранные – ничего лишнего, только зеркала, столы и стулья на шесть персон в женском отделении и на столько же – в мужском.

– А бывают ли персональные гримерки для звёзд сцены, как это ­обычно показывают в мюзиклах или фильмах о богемной театральной жизни?

– От того, что показывают в кино, как сами вы видите, отличие существенное. К примеру, мягкие пуфы и диваны у нас не стоят, кофе актёрам в гримёрки не подают. При каждой из сцен у нас свои гримуборные, но они не персональные. Зато есть именные – для заслуженных народных артистов, где они вдвоём-втроём готовятся к выходу. 

Многие думают, что театр прежде всего это актёры. Но на самом деле, как смогли убедиться корреспонденты «СЭ», это целая фабрика или мануфактура, где работает более пяти собственных производственных цехов. Пошив костюмов, изготовление декораций и бутафории, подбор реквизита – все эти большие и маленькие чудеса происходят здесь же, по соседству с репетиционными площадками, на которых трудятся актёры. За каждой из закрытых для постороннего взгляда дверей всё время что-то красится, что-то конструируется и привинчивается.

– Конечно, стеклянные стаканы мы не отливаем и глиняный горшок на гончарном круге не крутим. Но всё же специфические вещи, необходимые для спектаклей, производим сами, лишь закупая нужные материалы, – рассказывает экскурсовод. – Надо заметить, что все костюмы у нас авторские, поэтому фотографировать их нельзя. 

Рассказывают, что такое правило было введено после того, как столкнулись однажды с неприятным прецедентом: наши костюмы по снимкам были восстановлены для спектакля в другом театре.

Несколько смежных комнат заполнены бесконечными рядами вешалок, между которыми оставлены лишь узкие проходы. Пышные женские платья, сюртуки и треуголки для мужчин, скромные одежды для «простого люда», специально состаренные и превращённые в ветошь, – всё это служило и теперь отдыхает до следующей постановки, в которой может возникнуть похожий образ.

– Подготовка реквизита порой тоже требует много сил. Особенно во время гастролей, когда нет смысла брать собой из Иркутска то, что имеется в запасниках. Так, когда наш коллектив со спектаклем «Последний срок» ездил в Израиль, то пришлось очень долго искать там по местным лавкам и магазинам обычное жестяное ведро. И ведь без него было не обойтись: по сценарию место действия в деревне, и герой обязан выйти на сцену непременно с такими вот вёдрами.

А здесь у нас – два складских помещения, где хранятся громоздкие металлические и деревянные декорации. Вот видите – часть декораций из «Ромео и Джульетты». 

И действительно угадывается «стена» замка с полукруглой аркой – дверным проёмом. Чуть дальше выглядывают из-за деревянных панелей высокие деревья, похожие на сирень, – декорации из «Волки и овцы». 

– Неужели всё это имущество где-то числится на балансе?

– Конечно. У нас есть компьютерная программа, где ведётся учёт, бухгалтерская отчётность по каждой вещи. Это только для нас здесь сплошной хаос, и непонятно, где что находится и для чего оно необходимо.

– В творческой лаборатории, где делают декорации, наверное, работа кипит без остановки?

– Когда спектакль на выпуске либо идёт одновременно подготовка к трём спектаклям, то трудиться приходится допоздна. Но работают тут три человека. Наверное, это самый большой по площади цех в театре. Здесь происходят настоящие чудеса, финальная доработка декораций и реквизита. По сути, изготавливаются арт-объекты, дополняющие спектакль. Например, нужно состарить мебель для сцены или превратить обычный башмачок в туфельку Золушки…

Сейчас специалисты работают с тканью и краской – на длинных белых полотнах, которые растянулись от стены до стены по всей комнате, они рисуют осенние листья. Эти декорации – к премьере «Немного нежности». Между тем мы окольными театральными путями, уже теряя ориентир, добираемся до небольшого помещения на втором этаже – это учебная сцена. Зритель заходит сюда через отдельный вход со стороны Дома актёра. Только уличный пейзаж, подсмотренный в окно, позволил примерно представить, в какой же части здания мы оказались.

– Заблудиться можно…

– Да, зрители иногда ходят вокруг театра кругами, чтобы найти вход.

Раньше эта площадка не была приспособлена под спектакли, но мы запустили новый проект в сотрудничестве с любительскими театральными коллективами, и теперь график работы учебной сцены расписан до мая. В месяц здесь проходит по 4–6 спектаклей. Плюс выступает и охлопковская молодёжь с учебными спектаклями – «Тартюфом», «Грозой». Видите, как раз в углу стоят декорации к «Тартюфу»: панели, обшитые алой бархатной драпировкой, и зеркала с золочёными вычурными рамами.

Сейчас мы спускаемся – это вход, по которому зрители попадают на ещё одну новую другую сцену, расположенную тоже в подвале.

– Судя по динамичной музыке, сегодня здесь утро у актёров началось с танцев…

 «Районы, кварталы, жилые массивы… Я ухожу, ухожу красиво… И здесь вы делаете финальное па…» – призывает преподаватель по хореографии. Театральная молодёжь не без энтузиазма подпевает и танцует на сцене. 

– Сейчас идёт репетиция Рождественских встреч, – объясняет Маргарита Подкорытова. – Здесь нет сцены как таковой, просто небольшое помещение, где зрители сидят вокруг, и действие спектакля может происходит в разных местах зала. Таким образом возникает иллюзия, что публика участвует в нём. Это самая маленькая по размеру сцена. Но билеты достать сюда труднее всего, они самые востребованные и дорогие.

Неожиданно, как будто из совсем другой реальности, в коридоре, по которому мы продолжаем путь, появляются двери с табличками «Отдел кад­ров», «Бухгалтерия», «Буфет».

– Здесь всё как на любом предприятии. У нас даже есть свой бассейн и тренажёрный зал, чтобы сотрудники держали себя в форме.

Ну, а это хорошо знакомая, наверное, всем иркутянам основная сцена драмтеатра. Из светоаппаратной, где мы сейчас находимся, на зал и сцену открывается практически панорамный вид. Видно, что конструкция здания не совсем обычная, ярусная. Строился объект по принципу императорских театров, поэтому и выглядит таким пом­пезным, красивым.

Зал, где хранится реквизит: для стороннего взгляда обывателя общая картина производит впечатление скорее хаоса, чем единства

«Делайте всё чисто. Рано ещё, рано… Потом спасибо скажете…» – командный голос, который доносится с первых ядов зрительного зала, выдаёт художественного руководителя театра Геннадия Шапошнкова. Идёт репетиция премьеры «Немного нежности».

– Вообще, в основной части театра у нас есть ещё три зала – голубой, зелёный, розовый. В прежние времена здесь любили пофорсить друг перед другом горожане – они приходили за несколько часов до спектакля, общались, показывали, что причастны к культурной жизни Иркутска.

Во время реконструкции театра в конце 1990-х перед архитектором и строительной организацией стояла задача сохранить первозданность здания, воссоздать все детали внешнего и внутреннего убранства. Театр был разобран почти полностью, заменять пришлось все балки, перекрытия. Даже старинный паркет требовалось реставрировать, его выкладывали заново. Обратите внимание на два огромных, во всю стену, зеркала, висящих в зелёном зале друг напротив друга. На одном из них – поперечная трещина. Ей тоже уже очень много лет. Но зеркало не меняют – если стоишь и смотришь в одно из них, то отражение второго образует бесконечный коридор; особенно красиво это выглядит, когда горят люстры. Чтобы сохранить такой эффект, менять придётся оба зеркала, пока мы этого не планируем.

Огромная люстра, которая висит под потолком в центральном зрительном зале, тоже пережила реставрацию. Ей больше 100 лет, но оцените, как выглядит! Все постоянно интересуются, как мы приводим в порядок её. На самом деле люстра крепится на тросе и может опускаться вниз. Когда заканчивается театральный сезон, её моют, а в течение года и периодически опускают, чтобы поменять лампочки.

Театральный костюм – штучный товар,
а иногда и произведение искусства

Лепнина на потолке и стенках тоже полностью воссоздана. Поменять пришлось лишь обивку кресел в зрительном зале: раньше она была бирюзового цвета, а сейчас – синяя. Когда последний зритель покидает зал, эти синие кресла накрываются белыми полотнищами, чтобы защитить сиденья от вековой пыли. По театральной легенде, если остаться здесь, в опустевшем помещении, и прислушаться повнимательнее, то можно услышать музыку.