В начале октября 2012 года в семье происходит небольшой конфликт – девочка разбивает пузырёк с лекарством, а бабушка, думая, что девочка его выпила, тащит её в ванную и пытается промыть ей желудок. Через два дня органы опеки по-дают в полицию заявление о том, что девочку избили, на Лутковскую заводят уголовное дело. Через две недели девочку забирают из семьи и помещают в социально-реабилитационный центр (СРЦ), а позднее переводят в детский дом. Через два года суд выносит решение о виновности женщины: «взяла полотенце и умышленно нанесла удары по плечу и два удара по ногам Михайловой, причинив ей физическую боль». Штраф десять тысяч, судимость и невозможность вернуть Аню в семью. В данный момент в Ангарском городском суде рассматривается апелляция по этому делу, и трудно сказать, чего больше во всём происходящем – злодейства или абсурда. Потому что сейчас главный вопрос, который пытается прояснить защита Лутковской для суда, – что вообще с точки зрения уголовного кодекса можно считать побоями.    

Другая бабушка 

В пятницу редакционная машина была в разъездах, и до Ангарска «Иркутскому репортёру» пришлось добираться своим ходом. «Пойдёте по улице Файзуллина в сторону ЗАГСа, я вас встречу», – говорит Лутковская по телефону. Её видно издалека – неподвижно застывшая в решимости и отчаянии невысокая фигурка на обочине дороги напротив входа в Парк Строителей больше всего напоминает обугленную головёшку в пепле – чёрный полушубок, серая фетровая шляпка. Всю дорогу она обессилено молчит. Только что стало известно – Аню отдали из детского дома под опеку. Лутковскую об этом никто не предупредил – утром она звонила в музыкальную школу спросить, как девочка себя чувствует, и ей неожиданно сказали: «Ани сегодня не было на академическом концерте». 

Лутковская разозлилась: «Вы что, не можете позвонить в детский дом и спросить, в чём дело?» На том конце трубки растерянно ответили: «Мы позвонили. Там сказали, что девочка у них больше не числится. Её забрала новый опекун…» 

Пока мы сидим в ожидании защитника Владимира Чукавина, Лутковская рассуждает, пытаясь сама себя успокоить: 

– Конечно, её отдали родной бабушке. Если бы Аню готовили к опеке посторонними людьми, она бы мне рассказала. Я её всё время спрашивала: «К тебе в детском доме приходят какие-нибудь посторонние тётеньки?». Она это отрицала… Но Аня говорила мне – директор детского дома ещё в начале учебного года сказала, что лучше всего ей будет жить с родной бабушкой. Аня ответила: «Я хочу жить с мамой!» (мамой девочка всегда называла Лутковскую. – Авт.) А директор ей сказала, что или с бабушкой, или в детском доме, других вариантов нет.  

С сентября прошлого года, когда Аню перевели в детский дом из СРЦ, Зинаида Леонидовна встречалась с ней раз в неделю, по средам. Она признаётся – неофициально она с Аней виделась в музыкальной школе, после занятий, урывками, по несколько минут. Как теперь она будет видеться с девочкой, и будет ли вообще – неизвестно. Дело в том, что с родной бабушкой Ани, Ириной Леонидовной, Лутковская не общается принципиально – настолько принципиально, что сейчас не может найти в себе сил позвонить ей, чтобы уточнить, у неё ли девочка. Последний раз сёстры разговаривали осенью 2005 года – как раз в день рождения Ани. И камнем раздора была сама Аня – сёстры рассорились именно тогда, когда бабушка написала отказное на внучку в роддоме. 

– Я пришла с тортиком, пыталась уговорить её забрать Аню из роддома, – вспоминает Зинаида Леонидовна, упрямо не называя имени сестры вслух. – В итоге мы разругались. Она сказала: не лезь в нашу семью, хочешь помогать – помоги деньгами…

Постороннему человеку осуждать родную бабушку трудно – после смерти непутёвой дочери она воспитывает её старшую дочь Вику, родную сестру Ани. Наверное, тяжело немолодому человеку принять в семью и нести ответственность за двух несовершеннолетних девочек. Непримиримая Лутковская признавать эту житейскую правоту сестры отказывается, считая, что если та отказалась от младшей внучки, бросила её в роддоме, значит, предала её. 

– Да Аня и не знала про неё до того, как она начала приходить к ней в СРЦ, – взрывается Зинаида Леонидовна в ответ на осторожные расспросы «Иркутского репортёра» о сестре. – То есть, Аня от меня знала, что у неё есть сестра Вика, а, когда они стали приходить навещать её в реабилитационный центр, Аня думала, что это просто «Викина бабушка». Они забирали Аню несколько раз к себе в гости, но первого марта 2013 года Аня отказалась к ним ходить – я так точно запомнила, потому что в этот день было очередное заседание суда.

– Почему? – уточняет «Иркутский репортёр», но Зинаида Леонидовна уходит в глухую оборону:

– Я не знаю! Я на неё давления не оказывала, и Аню об этом не спрашивала.

В самом СРЦ, конечно, уверены, что девочке запретила общаться с бабушкой сама Лутковская. Аня, по словам Лутковской, никак своё решение не объясняла, сказав только одну фразу при их очередной встрече: «Приходила Вика со своей бабушкой, хотели забрать меня в гости. Я отказалась…» 

С рациональной точки зрения, ситуация разрешилась наилучшим из возможных образом. Девочка из детского дома ушла в семью – это всегда хорошо. Она ушла в родную семью, что вообще замечательно. Органы опеки могут поставить себе в план жирную галочку – семейный конфликт, который они раздували с таким усердием, что он вышел из-под их контроля и превратился в шумный скандал, полностью разрешён. Как это ни парадоксально, но свалив это грязное непредсказуемое дело на руки дознания, следствия, суда, после его завершения они вновь получили Аню Михайлову под свою трогательную эгиду – уйдя из детского дома в семью опекунов, девочка из ведения министерства образования попадает обратно к министерству социального развития, опеки и попечительства. В детском доме просто радуются, что ещё один ребёнок обрёл семью. И только непримиримая Лутковская намерена продолжать свою войну со всем миром – если девочку забрали у неё незаконно, то по закону она должна вернуться в свою семью. Никаких компромиссов. И в этом – вся Зинаида Леонидовна. 

Судебный «тянитолкай» 

Однако закон не спешит восторжествовать. 21 августа судья Чистова в ангарском мировом суде вынесла в отношении Лутковской обвинительный приговор. После выходных, 25 августа, защитник Лутковской Владимир Чукавин подал апелляцию. И тут Фемида допустила серьёзную ошибку – видимо, сослепу, из-за своих завязанных глаз. 1 сентября Чистова сложила с себя полномочия судьи и ушла в почётную отставку по собственному желанию. Перед апелляцией защита, пользуясь своим правом подавать замечания к протоколу суда в тех пунктах, в которых она с решением не согласна, составила этот документ. А 4 сентября бывшая судья Чистова, уже частное лицо, выносит постановление о рассмотрении этих замечаний, в котором признаёт их несущественными.

– Как же так? – изумляется защитник Чукавин. – Лицо, не имеющее никаких полномочий, выносит постановления, имеющие законную силу, в конечном счёте – решает судьбу человека? С точки зрения закона это нонсенс! Так любой дворник может вынести своё постановление на судебное решение! 

Возмущение защитника проще понять, если знать, какие замечания были изложены – чуть позже они составят основу апелляции. А настаивает защита не менее чем на фальсификации протокола суда, в результате которой и был принят обвинительный приговор. Ключевая формулировка, которая легла в основу приговора, уже не раз цитировалась выше – Лутковская полотенцем «нанесла удар по плечу и два удара по ногам Михайловой, причинив ей физическую боль». Защита категорически опровергает эти слова – на судебном разбирательстве ничего не говорилось о трёх ударах и о боли. А это и есть самое главное. 

– Я просмотрел кипы юридической литературы, сверился с комментариями к Уголовному кодексу, – объясняет на пальцах Владимир Чукавин. – Понимаете, статья 116 УК РФ – нанесение побоев. А что такое – «побои»? Как определить, были они или нет с точки зрения закона? Так вот в примечаниях оговаривается, что под побоями понимается процесс избиения – это не менее трёх ударов. Это во-первых. Во-вторых, можно совершить и однократное действие – например, вырвать волосы, сдавить. В таком случае побоями признаются действия, которые, как минимум, причинили человеку боль. Поэтому для осуждения Лутковской было важно, чтобы в приговоре говорилось о трёх ударах, а поскольку физических повреждений Михайловой нанесено не было, важно было, чтобы она сказала эту волшебную для обвинения фразу: «Мне было больно». А ничего этого не было. В протокол суда внесли искажённые данные.

Парадокс всего уголовного дела в отношении Лутковской состоит в том, что оно длилось полтора года, а в результате всё выстроено на основании одного протокола от 17 октября 2012 года, когда Аню забрали из школы и её допросила дознаватель ОП-1 Андреева. В нём говорилось о множественных ударах тряпкой по телу и одном ударе зонтиком, от которого возникла царапина под глазом Ани. Но на суде сама Аня дословно говорит: «Мама полотенчиком по ножкам два раза ударила, а не тряпкой». В протоколе суда это несколько раз зафиксировано, например, сам прокурор спрашивает: «Тебе было больно после двух ударов полотенчиком?»  Аня отвечает: «Нет». Откуда же возник роковой третий удар в окончательном тексте приговора?

Это прозвучит глупо, но его приплюсовали из… исключённого самой прокуратурой  эпизода. Изначально обвинение пыталось доказать, что на следующий день после конфликта Лутковская на лестничной клетке нанесла Ане зонтиком удар в лицо, «причинив ей физическую боль и повреждения, не причинившие вреда здоровью, но нанеся повреждения нижнего века правого глаза». Однако в судебных прениях сама государственный обвинитель Арданина отказалась поддерживать этот эпизод: «Объективных подтверждений совершения этого эпизода не получено». И суд признал «отсутствие события преступления». По мнению защиты, именно этот удар вошёл в окончательное обвинительное заключение под видом «одного удара по плечу». Дело в том, что на допросах в суде Аня опровергла этот эпизод, уточнив, что, когда они выходили из квартиры, мама задела её зонтиком по плечу, а царапину на лице она получила от котёнка за несколько дней до конфликта.  

Парадоксально в этом случае то, что даже содержание протокола суда противоречит тем «фактам», которые изложены в приговоре. Аня несколько раз говорила, что ей не было больно, что мама не кричала, а только ругалась, что мама её не била – в окончательном тексте приговора учтено совсем другое. Когда прокурор ей зачитала протокол её допроса – того самого, где так ярко расписано про множественные удары мокрой тряпкой и удар зонтиком в лицо, то есть всё, что на суде было опровергнуто, – и спросила у Ани: «А почему ты тогда сказала, что тебе было больно?» – вот тогда, под давлением, Аня единственный раз неуверенно признала, что ей было больно. 

– Два удара полотенчиком по ногам в тесной туалетной комнате, где и замахнуться-то невозможно – сами подумайте, можно ли при таких условиях нанести настолько болезненные удары, чтобы их квалифицировать как «побои» в уголовно наказуемом значении этого слова? – задаёт защитник Чукавин совершенно риторический вопрос. 

И вдруг в этот момент Лутковская молча достаёт из своей сумки то самое «полотенчико». Это страшное орудие побоев представляет собой тёмно-оранжевое, уже ветхое от долгого использования кухонное полотенце, площади ткани которого едва хватит, чтобы вытереть руки. 

Несмотря на эти прямые несоответствия в тексте судебного протокола, рассмотрение апелляции в Ангарском городском суде никуда не движется. Уже прошло около десятка заседаний, на текущую неделю их назначено ещё три. Собственно рассмотрения апелляции не происходит – федеральный судья Сокольников не рассматривает ходатайства стороны защиты, а отводит их. Было подано восемь письменных ходатайств, вместе с повторными устными их количество достигает двадцати. Судья Сокольников отвёл их все – принято только одно: свидетельство инспектора отдела опеки Татьяны Бренюк о том, что она около пяти лет наблюдала за семьёй Лутковской и у неё не было претензий. 

– Выяснить истину очень просто. Если вопрос в том, говорила Аня про три удара или нет, было ей больно или нет, то нужно просто вызвать её на допрос в зал суда. Однако судья Сокольников отказывает в вызове главного «свидетеля обвинения», аргументируя тем, что девочку это может травмировать психологически, – разводит руками Владимир Чукавин. – И всё это выглядит очень странно. Законом у нас закреплён принцип равноправия и состязательности между сторонами защиты и обвинения. Суд у нас должен быть беспристрастным. А создаётся впечатление, что суд находится на стороне обвинения и решение по апелляции уже готово изначально. 

 «Аня ушла в семью»

– Да, я больше не опекун, – подтвердила директор детского дома Ирина Бурындина. – Аня ушла в семью.

– Как ей жилось в детском доме?

– Сама по себе Аня достаточно спокойная. Первое время она была немного болезненная, но мы ей сделали операцию на аденоиды, и последние полгода девочка простудными заболеваниями почти не болела. А по поведению – она у нас участвовала во всех мероприятиях, занималась в музыкальной школе. Занималась охотно, даже оставила мне дневник с хорошими оценками в подарок, – Ирина Георгиевна невольно улыбается. – В семью она пошла с хорошим настроением, так что, я думаю, всё у неё будет нормально. Она у нас многому научилась – посуду мыть, подметать коврики, убирать игрушки. 

– Как проходили посещения Ани Зинаидой Лутковской? 

– Ой, вы знаете, я не хочу говорить на эту тему, – морщится директор, но, подумав, осторожно отвечает. – У нас дети любому рады – другу, родственнику. Естественно, она радовалась.

– Аню отдали в семью к родной бабушке?

– Я не имею права об этом говорить…

– Хорошо, не можете. Но Аню готовили к уходу в семью? 

– Я не могу говорить об одном ребёнке. Практически со всеми детьми по вторникам, когда дежурю, вечером я говорю. Особенно с теми, кто готовится уйти в семью. Иногда бывают слёзы, непонимание, особенно если ребёнок с пелёнок в учреждении – он же не знает никого. Но, как правило, в семье ему всегда теплее и лучше. 

– Сама Аня как отнеслась к уходу из детского дома?

– Нормально отнеслась. Радовалась, конечно. Мы же объясняли ей, что будет больше внимания. К тому же Анечка видела, что с ней из их группы ещё двое ребятишек уходят в семьи. 

– А когда стало известно, что Аня уходит в семью? 

Ирина Георгиевна долго думает, как не нарушить правила конфиденциальности своим ответом, и потом осторожно говорит:

– Ну, вы знаете, по Ане этот разговор шёл давным-давно… У Ани ведь есть не только Зинаида Леонидовна…