Проволок 170 метров по проезжей части

На прошлой неделе мы писали про иркутского школьника Матвея Басаргина, который в мае этого года был сбит на пешеходном переходе. После четырёх месяцев в больнице мальчик восстанавливается дома, но никаких прогнозов врачи пока не дают. Водитель отделался годом ограничения свободы и лишением водительских прав на такой же срок. К сожалению, эта история – не исключение из общей канвы дорожно-транспортных происшествий и судебных решений города Иркутска и области. Наезды на людей стали чем-то вроде нормы. И очень часто заложниками лихачества на дорогах становятся дети. 

В октябре этого года чудовищный случай произошёл с семилетней иркутянкой Соней Звягинцевой на улице Напольной. Утром 13 октября она, как обычно, шла в школу. 68-я школа стоит недалеко от дома Звягинцевых, поэтому девочка ходила на учёбу самостоятельно. Дорога не была проезжей – ни светофора, ни пешеходного перехода, ни разметок, но и машин на ней почти никогда не было. Встречаются среди жилых массивов такие участки. Возможно, поэтому появление довольно-таки крупной машины Nissan Sirena стало роковым. Девочка не успела отскочить на обочину и попала под колёса авто. Водитель не просто сбил Соню. Автомобиль подцепил её и проволок около 170 метров по проезжей части. Соня кричала, крик девочки слышали не только прохожие, но и люди из близлежащих домов, один водитель злого «Ниссана» был глух. Позже он так и утверждал: не заметил, мол, как сбил ребёнка. 

У этой модели автомобиля низкая посадка, прибавим скорость как осложняющий фактор. Раны, полученные Соней, страшно даже перечислять: открытая черепно-мозговая травма, переломы, проломленный висок, снятые с головы волосы. В раны набился щебень с дороги. Огромная потеря крови. За жизнь Сони Звягинцевой боролись врачи Ивано-Матрёнинской больницы. Четыре дня состояние семилетней девочки было тяжёлым, никто не мог сказать наверняка, выживет ли она. Требовалась кровь второй группы – и после сюжета по телевидению иркутяне потянулись в донорские пункты сдавать кровь для Сони, приняли участие в этой акции и полицейские. Поддержка и молитвы родных и просто сострадающих всё-таки помогли – девочка пришла в себя. Позади несколько сложных операций. И период восстановления тоже предстоит долгий – на лице шрамы, требуется пересадка кожи и волос. Мама Сони сообщила, что в декабре девочка ложится в больницу на очередную операцию. Пожелаем Соне скорейшего выздоровления и реабилитации, а её семье – сил и терпения! А силы понадобятся – в этом же году отец Сони, Никита Звягинцев, попал в тяжёлую автоаварию, после которой утратил способность передвигаться самостоятельно.

Настроение и головная боль судьи

С вопросами, что же происходит в городе Иркутске, почему так растёт статистика дорожно-транспорт­ных происшествий, какие минимальные и максимальные выплаты присуждал суд потерпевшим, мы обратились к юристу Виктору Григорову. Несколько лет назад он защищал интересы семьи Пятковых, пострадавших в ДТП на улице Ленина, это печально знаменитое дело Шавенковой. 

– Виктор Павлович, случаев ДТП действительно стало больше? Или нам так кажется, потому что СМИ стали больше уделять этой теме внимания?

– В нашей правоохранительной системе есть одна неприятная составляющая: отсутствие системы прецедентного права. То есть по одной и той же категории дел разные судьи могут выносить диаметрально противоположные решения и это будет законно и обоснованно. В случае ДТП отсутствует система устоявшейся практики по наказаниям. И если в одном случае выносится жёсткая мера наказания и авария обходится преступнику очень дорого, то в другом наказание может быть крайне мягким. 

– Мы можем здесь говорить, что многое зависит от личности судьи? 

– В первую очередь всё зависит от личности судьи. Приговор выносит не машина, а человек. И так как человек обладает определёнными субъективными качествами и живёт в определённых условиях, то настроение судьи в день суда, личные обстоятельства и даже головная боль могут влиять на вынесение приговора. В замечательном фильме «Тот самый Мюнхгаузен» герцог, пребывая в состоянии некоторой конфронтации со своей супругой, не глядя подписал несколько прошений о разводе со словами: «На волю всех, на волю!» Эта мизансцена показательна применительно и к нашей российской действительности: судья может быть в хорошем настроении и дать два года условно, а может быть в скверном состоянии духа и дать три строгого режима. Так что говорить о том, что у нас беспристрастная судебная система, я не могу категорически. Но это та система, которую мы сами создали и за которую голосовали в 1993 году, приняв Конституцию РФ. В советское время народных судей можно было поменять. Сейчас судьи несменяемые и неизбираемые, их могут лишить статуса, но лишь при особых условиях. И судья имеет право на ошибки – он может вынести 200 незаконных решений, и ему за это ничего не будет. 

– Но ведь бывают и справедливые приговоры. Хотя справедливость там, где речь идёт о жизни и здоровье людей, понятие тоже не вполне осязаемое. 

– Справедливые приговоры часто зависят от работы защитников, возможно, им удалось убедить суд в своей правоте. Но приговором всегда будет недовольна или сторона защиты, или сторона обвинения, или обе эти стороны. Важен и следующий факт: насколько судья подвержен внешним влияниям. Причём как в прямом смысле этого слова – кто-то предложил взятку или по­обещал какие-то блага за мягкий приговор, – так и относительно непрямых методов воздействия, когда хорошая, яркая работа защитников влечёт за собой эмоциональное перетягивание судьи на свою сторону. 

– Что вы можете сказать о со­временных адвокатах в России?

– Недавно я летал в командировку, разговорился с коллегой, тот спросил, работал ли я когда-нибудь в правоохранительных органах. Узнав, что нет, удивился: «Как ты тогда получил статус адвоката?» Здесь надо подчеркнуть, что я юрист и никогда не стремился именно к адвокатскому статусу. А у моего коллеги из другого города были свои представления: только выходцы из правоохранительных органов могут получать статус адвоката. И, увы, это факт. Кто работает в этой сфере? Бывшие следователи, прокурорские, оперативники, полицейские. И если ты в этом деле не крутишься, тебе тяжело будет получить статус адвоката. С чем это связано? С тем, что в России не вполне нормальная правоохранительная ситуация: в адвокаты идут бывшие следовательские и прокурорские. Их принимают туда с большим удовольствием, потому что система защиты прав больше карательная. Если бывший следователь работает адвокатом, с ним проще договориться стороне обвинения. И если судьёй работает бывший следователь или полицейский, то и с ним тоже гораздо проще договориться именно стороне обвинения – прокурору, следователю. Потому что у людей этих специальностей крен идёт в сторону обвинения, это уже профессиональная деформация – все виновны, пока не будет доказано иное. Поэтому у нас правоохранительная система такая деформированная, скажем так.

Моральный ущерб: от 100 000 до 1 200 000 рублей

Ситуация на дорогах стала резко критичной и драматической с начала 90-х годов – когда упало качество обучения
в автошколах, а с появлением доступных кредитов количество машин на дорогах увеличилось.
Прибавим сюда безобразную организацию дорожного движ

– Случаев ДТП с драматическими и трагическими исходами в последнее время стало больше? 

– Да. И в ближайшие годы статистика будет расти. Одна из причин – безобразная организация дорожного движения. Если в Иркутске будет разумно организовано движение, никто не будет опаздывать и торопиться, все будут знать: если я выезжаю в восемь утра, то к девяти буду на работе. А у нас пробки, не­убранный снег, ямы, отсутствие парковок у торговых центров и бизнес-центров, и в этом хаосе люди вынуждены водить машины и каждый день играть в рулетку – успеешь или нет. И отсюда начинаются гонки, опережения, ты поторопился, тебя понесло, возникла авария, а вместе с ней – угроза чьей-то жизни или здоровью. 

Качество подготовки, безусловно, снизилось по сравнению с советскими временами. Сегодня рынок подразумевает под собой наличие автошкол от дилетантских до профессиональных, и народ часто выбирает, где дешевле и быстрее. Очень лёгкий способ получения прав дискредитирует сам статус водителя. Люди получают права, чтобы ездить ради удовольствия, забывая о том, что машина – это источник повышенной опасности, если хотите – заряженное ружьё с взведённым курком. И от того, как обращается с этим оружием водитель, зависят и его жизнь и здоровье, и жизнь и здоровье других людей. Сейчас водители часто небрежно ведут машины именно из-за многочисленных дополнительных функций, которые очень расслабляют.

– Когда картина в отношении ДТП стала такой мрачной?

– С начала 1990-х годов. Советский задел вымылся рыночными механизмами, и в начале 1990-х годов все пошли в разнос. Как только ушли такие приметы советского прошлого, как основательность, серьёзность, ответственность, моральные принципы.

– В адвокатской практике процент дел по ДТП большой?

– Приличный. В ДТП есть пострадавший и есть обвиняемый. Обвиняемый у нас защищён следователем, начальником, который следит, чтобы следователь хорошо работал, прокуратурой, которая надзирает за начальником и за всем расследованием. А также судами, которые всё это рассматривают и выносят приговоры. Защитой потерпевших в настоящий момент не занимается ни один правоохранительный орган. И любой, кто попал в ДТП, сразу вынужден приглашать юриста или адвоката. Потому что ни прокуратура, ни следователь в полной мере его интересы защищать не будут. Дилетанты, которые в подавляющем количестве работают в правоохранительных органах, не настроены на то, чтобы провести долж­ное расследование. Хотя в идеале следователь должен вести расследование и защищать права потерпевшего. Сколько у меня было потерпевших в ДТП, ни в одном случае ни следователь, ни начальники, ни прокуратура ничего не делали, их нужно было заставлять, принуждать вести расследование так, как это нужно. А когда следователь не понимает, что он делает, не знает уголовного права, то фактически мы его начинаем учить. В суд обращаемся, исправляем его ошибки в судебном порядке – всё это делаем сами. Этот порок правоохранительной системы как раз и является причиной того, что некоторые дела разваливаются, некоторые не доказаны, некоторые вообще в суд не поступают. У нас механизм защиты прав потерпевших просто не отработан.

– Получается, пока потерпевший не достанет определённую сумму и не обратится к адвокату, может ничего и не произойти?

– Совершенно верно. Хотя у нас потерпевшие платят налоги, содержат прокуратуру, следствие, полицию, начальников и так далее. 

– На вашей памяти какой приговор, вынесенный виновнику ДТП, был минимальным, а какой максимальным?

– Однажды было прекращение дела за примирением сторон. Молодые ребята играли в ночную игру, нарушили правила, попали в ДТП, и один из этих участников погиб. Отец погибшего парня пошёл на мировую, понимая, что за рулём мог быть любой из этих трёх участников игры. Максимальный срок – семь с половиной лет лишения свободы. 

– А какими могут быть суммы морального ущерба?

– От 100 000 до 1 200 000 рублей. 

– Сколько же в Иркутске хороших адвокатов, репутация которых проверена временем и судебными делами?

– Умных профессиональных адвокатов много, из них процентов десять – профессионалы высокого класса. Но! Борцов, тех, кто будет, несмотря ни на что, отстаивать права потерпевших, можно пересчитать по пальцам.

– Одной руки или двух?

– Двух, но их чуть больше, чем пять человек. Этим адвокатам по-настоящему можно доверять, они будут биться до конца, если взялись за дело. 

Цифры

3164 ДТП

произошло в Иркутской области за 11 месяцев 2014 года, в которых пострадали люди.

Из них 367 происшествий – с участием несовершеннолетних. 

32 ДТП

на пешеходных переходах произошло с участием детей. Один ребёнок погиб, 34 получили повреждения разной степени тяжести.  

52 аварии

в прошлом году произошли с участием детей. В них семеро погибли и 56 получили травмы.