Сегодня Николай Антонович живёт в Иркутске, а из окон его квартиры виднеется плотина Иркутской ГЭС, в строительстве которой он участвовал больше полувека назад. «Я как-то понемногу уже забываю какие-то вещи, связанные со строительством, но иногда, когда выхожу гулять, вспоминаю о том, как это было», – говорит он.

В число строителей Иркутской ГЭС Вотяков попал в самом начале пятидесятых после семи лет в армии, последние пять из которых служил механиком-водителем танка. «Весной 50-го года меня демобилизовали и в числе эшелона с Амурской ветки я прибыл в Иркутск, где как раз в это время началась организация «Ангарагэсстроя», занимавшегося возведением Иркутской ГЭС, – вспоминает он. – В итоге на работу я вышел 6 апреля, когда после разговора с старшим механиком Евгением Михайловичем Ботанчуком меня отправили работать на первый пришедший для строительства кран грузоподъёмностью 10 тонн». Уже спустя месяц Николай Вотяков пересел на новый – немецкий 50-тонный кран. «Как раз в это время, – поясняет он, – в строительстве тракторов и самосвалов стали широко применяться дизельные двигатели. Они похожи на танковые, так что я со своим танковым прошлым пригодился. Помню, смотрю я на этот дизельный кран, а из него в этот момент вылазит Ботанчук и говорит: «Вот, танкист, твоя работа!». Я ему отвечаю, что на таком никогда не работал, а он: «Ничего, разберёшься». И вот я за полмесяца изучил этот кран».

Осенью 1951 года на стройку стали поступать детали первого шагающего экскаватора, который тут же начали монтировать. Кроме монтажников участие в его установке принимали и крановщики: «Когда на кране было нечего делать, мы работали в бригаде монтажников, – вспоминает Николай Вотяков. – Это такая махина – в его ковш помещался «Москвич», стрела, растянутая как корабельная мачта, составляла 75 метров, а вес вообще был запредельным – 1400 тонн – как эшелон груза. Размер был оправдан: экскаватор заменял 8 тыс. землекопов».

После монтажа шагающего экскаватора бригада Вотякова из четырёх человек стала работать на нём, занимаясь изготовлением отводящего канала Иркутской ГЭС. Вырытый грунт использовался потом для укрепления тела плотины. «Помню одну историю, связанную с этим. Когда прокопка котлована подошла к устью реки, было видно, насколько в Ангаре чистая вода – не то что у нас в котловане. Вот мы и придумали воду для чая во время перерывов зачерпывать прямо из реки: садили в ковш человека с ведром. И вот однажды, когда Ивана из нашей бригады спускали в ковше, у машины отказал подъём – ковш продолжил спускаться в воду. Машинист растерялся, а бедолага бросил ведро и полез по цепям наверх. Электрик быстренько всё поправил: там ремешок какой-то соскользнул. Иван потом долго обижался – решил, мы его разыграли».

Между тем строительство продолжалось, а рабочие и строители начали понимать, как будет выглядеть электростанция. «Прежде я не знал, что именно получится в итоге, – вспоминает Вотяков. – Электростанции же никогда не видел. Но потом постепенно стали вырисовываться силуэты – велась укладка бетона в здание ГЭС, появились две эстакады, на каждой из которых красовались по три крана. Затем началось бетонирование откоса верхнего брефа – стала видна и сама плотина».

Возведение Иркутской ГЭС стало первым масштабным строительством в Сибири после войны. Внимание к этому объекту было приковано колоссальное, рассказывает Николай Вотяков. «Когда в Иркутск приезжали гости, первым делом их отправляли смотреть стройку. У нас был и Твардовский, и Полевой. Как-то приехал журналист один. Интересный такой, всё анекдоты травил, удивлялся, как весной у нас такой скользкий снег падает, мол, в Москве в такую погоду все больницы были бы заняты с переломами ног и рук. Вот он так ходил-ходил. А потом вышла «Иркутская история» и выяснилось, что это был Алексей Арбузов. Он написал пьесу, в основу которой лёг реальный случай, когда у нас погиб товарищ. Правда, он разбился на дороге, а не утонул. У него осталось трое детей, жена и старая мать. Его похоронили, а что делать с семьей? В итоге мы решили взять жену в свой экипаж на экскаватор, чтобы помочь поднять детей».

К середине 50-х работа на шагающем экскаваторе понемногу подходила к концу, и Вотяков вместе с другими машинистами пересел на кран. «Когда здание плотины поднялось на 290 метров, в машинный зал понадобилось установить два мостовых крана. Это должно было занять полгода, но мы предложили отправить их в машзал за три подъёма. Годы спустя Андрей Ефимович Бочкин в своей книге отметил, что экскаваторщики предложили особый монтаж, чем ускорили пуск агрегатов ГЭС на несколько месяцев».

В 1957 году бригада Вотякова с семьями отправилась в Таджикистан. Но уже в ноябре 1958-го Вотяковы вместе с двумя дочерьми вернулись в Иркутск. «Я устроился на эксплуатацию ГЭС, восстановился в вечернем техникуме, который бросил из-за поездки в Среднюю Азию. В 62-м я закончил его, а в 63-м написал письмо на Вилюйскую ГЭС – мне пришло приглашение, и я уехал её строить».

Вместе с ним на возведение новых ГЭС по всей Сибири уезжали и другие строители Иркутской гидроэлектростанции – кто-то оказался в Братске, кто-то в Усть-Илимские. На Вилюе семья Николая Вотякова прожила 11 лет, затем ещё 10 были отданы строительству Нерюнгринской ГЭС. В конце 80-х Вотяковы вернулись в Иркутск: «Здесь наш дом, понимаете, – говорит супруга Николая Антоновича, с которой они поженились ещё в далеком 1951 году. – Обе наши дочери родились здесь. Недавно посчитала: за все годы я восемь раз полностью паковала вещи – мы возили с собой всё вплоть до пианино. Но, несмотря на трудности, я не могу сказать, что о чём-то жалею. Мы жили тогда».

– Иногда ночью, когда бессонница и ты лежишь – не можешь уснуть, я вспоминаю, как мы работали, – продолжает Николай Антонович.– Помню, когда подавали бетон на верхнюю часть здания плотины, я на кране передавал грузы – быстро подводил и точно останавливал. Но вот как-то раз подумал: а вдруг что-то откажет? Собью же человека. И тогда я сказал бригадиру бетонщиков держать безопасное расстояние. А он мне на это со смехом ответил: «Мы всегда спокойны, когда твоя смена». Я его спрашиваю, откуда ему может быть известно, что я в кабине? «У тебя у шапки одно ухо отогнуто – так и различаем». Я потом стал завязывать шапку от греха подальше. Сейчас в Иркутске с большого шагающего экскаватора уже никого не осталось. Но я всех помню, тогда у нас была большая семья. Молодость прошла на стройках, но жилось тогда и дружнее, и веселее.