Очень серьёзные господа, но сумасшедшие

Он внимательно оглядел молодого человека и, заметив сочувствие у него на лице, продолжил:

– Поверите ли, они, дай им волю, так и всю свору собак сюда притащили бы, – эконом развернул мелко сложенный лист с программой выставки и тоном крайнего возмущения прочитал, – 10 борзых, 23 гончих, 12 сеттеров, 15 пойнтеров, 2 таксы, 1 бульдог, 1 сенбернар, 1 водолаз, 1 лайка, 1 лягавая и ещё какая-то китайская собачонка, уж неведомо для каких там охотничьих нужд, – эконом передохнул и добавил. – А ведь точно известно, что владельцы всех этих дорогущих собак серьёзные, чрезвычайно серьёзные господа. Но ведь сумасшедшие, истинно сумасшедшие, когда дело доходит до охоты. Я сюда не пустил их собак, так они на Большой, у дома Колыгиной, устроили смотровую площадку и решительно перепугали прохожих. Сейчас, слава Богу, перевели эту свору в отдалённый павильон Интендантского сада. 

– А рога, простите, где выставлены?

– Тоже, тоже к нам хотели, да уж я грудью встал и не дал им испортить окончательно помещение. Вот ежели б мне сюда чучело медведя предложили, я бы место нашёл, и хорошее, но и медведя, и тигра успел захватить соседний повильон.

– А лошади? – очень осторожно, не выказывая ни малейшего интереса, пробросил молодой человек.

– Я и до лошадей не охотник, – отмахнулся эконом. – Вот косуль бы живых посмотрел, но это уж теперь только вечером – далековато идти.

– Что ж, пройдусь и я до косуль, – откланялся молодой человек. Но, выйдя на аллею, сразу же свернул к лошадиному павильону.

Там, в самом центре, в окружении очарованной публики красовалась его любимица – англо-арабская кобылица рыжевато-золотистой масти. Рядом с нею остальная шестёрка племенных лошадей терялась, и Осип Борисович даже несколько стушевался и встал, не доходя до вольера. Но распорядитель уже заметил его:

– А вот и владелец золотой кобылицы – господин Патушинский! Он гораздо лучше, чем я, ответит на ваши вопросы.

– Это который Патушинский? – с важным видом взглянула на Осипа Борисовича дородная дама, сопровождавшая двух хорошеньких барышень. – Знаем купцов Патушинских – Бориса Григорьевича, Якова Григорьевича…

– А это Осип Борисович, купеческий сын, выпускник юридического факультета университета, а с недавних пор и присяжный поверенный.

«Помощник присяжного! – хотел поправить молодой человек, – вы с моим старшим братом спутали, с Григорием». Вслух, однако же, ничего не сказал, потому что представил, как дама выпятит губу: «Помощник?!»

После он, конечно, бранил себя за малодушие. Но ещё больше досадовал на коллег – заносчивых гордецов, демонстративно делящих адвокатов на два сорта. Они и на  собраниях корпорации лишали помощников права голоса. Хоть другая часть сообщества и доказывала: сама постановка вопроса несовместима с миссией защитника прав. А кроме того, трудами помощников держится юридическая консультация, и уж если мы используем этот труд, он требует уважения. И сегодня, сейчас, ибо и горчицу следует подавать за обедом, а не после. 

В спорах о помощниках адвокаты так разошлись, что уже и «Восточное обозрение» написало об очевидном расколе. «Что, конечно, всем нам не делает чести, – подвёл черту Григорий Борисович Патушинский, – но в то же время, Осип, подталкивает тебя к скорейшему переходу в полноправные члены сообщества. Дерзай, брат, дерзай!» 

И у воров осеннее обострение

А разве ж Осип не старался? Редкий день в его записной не появлялась какая-нибудь заготовка для будущих выступлений. Вот и после охотничьей выставки он позаимствовал интересный пассаж из «Восточного обозрения»: «Собачий налог. От налога этого городские 

обыватели стараются ускользнуть, в зажиточные дома городской кон­тролёр, разумеется, не проникнет, и только слепой случай позволяет получить с некоторых собаковладельцев установленный в пользу города сбор. Изданный выставкой охотничьих собак каталог показал, что многие из экспонентов за собак не платят ничего и само их существование неизвестно управе, почему и разосланы этим собаковладельцам окладные листы на уплату собачьего налога».

Хмурым октябрьским вечером, проезжая по Большой мимо дома Кравца, Осип Патушинский заметил махавшего ему члена окружного суда Михаила Иустиновича Гейнсдорфа, отчего-то без форменного пальто. 

– Окажите любезность довезти до квартиры, покуда я не простудился окончательно, –проговорил он, буквально запрыгивая в экипаж. – Вот, в какие-то десять минут, пока разбирался с бумагами у нотириуса, остался без тёплой одежды. Нынче утром ещё супруга предупреждала, но мне бы и в голову не пришло, что нотариус экономит на охране передней. И ведь только что справил я это пальто на кенгурином меху! Сто рублей выложил, а больше двух дней и не относил… 

Ошарашенный Патушинский только и мог сказать в утешение:

 – И у воров, похоже, «сезонное обострение».                

Да, с середины октября, когда дачи опустели уже, но весь скарб только начал ещё вывозитья, охотники до чужого предприняли несколько набегов по намеченным с лета адресам. В загородных владениях купцов Тельных и Громовой поживиться не особенно удалось (всё ценное оказалось тщательно спрятано), а вот на веранде у инженера Березовкого красовались три отличных велосипеда, лишь немного обкатанных. Их развезли по новым квартирам, а хроника происшествий «Восточного обозрения» пополнилась свежей дачной новостью. «Ну, не сегодня-завтра потянутся за город «обозы», и до конца недели уже лучше не соваться в предместья, чтобы не застрять на понтоне или на ушаковских мостах», – подумал Осип Борисович, просматривая  свежий номер газеты.

Младший Патушинский читал уголовную хронику с нарочитой отстранённостью, что помогало анализировать, усматривать за неявным явное и составлять общую картину. Иркутск уголовный рос параллельно с Иркутском музыкальным, театральным, торговым и пр. И так он и развивался – на свой, безусловно, манер, всё чаще демонстрируя торжествующую усмешку и даже самоиронию. Так, недавно Осип Борисович прочитал, что иркутский мещанин Негодяевский по прозвище Негодяй напал с ножом на соседа Горбунова, причём ранил его именно «в горб».  

Каждый убеждён в своей правоте. И кто же тогда прав?

Начало осени нынешнего, 1903 года Осип как старательный ученик провёл на скамье для публики окружного суда: слушались дела о несостоятельности, а они у господ адвокатов считались самыми трудными. И потому, что предполагали известный предпринимательский опыт, и потому, что изначально ставили в неудобное положение: каждая из сторон искала своей выгоды, а в присяжном попечителе конкурсной массы видела лишь слепое орудие. Если же кто-нибудь из присяжных решался действовать самостоятельно, то его очень скоро отстраняли от дел. Одна из жалоб на присяжного попечителя и разбиралась в окружном суде 19 сентября. Случай был настолько показательный, что в зале собралась почти вся местная адвокатура, причём мнения сразу же разделились. 

«Все, абсолютно все говорят убеждённо, приводят всевозможные доказательства и, кажется, не грешат против логики, только вот выводы делают совершенно противоположные, – недоумевал молодой Патушинский. – Лично мне очень симпатичен присяжный попечитель Бехли, но и у его противников-кредиторов своя правда, и я её понимаю вполне! То есть, такие дела, связанные с конкурсным производством, вероятно,  не для меня, и я вряд ли научусь в них когда-нибудь разбираться».

Растерянность начинающего юриста объяснялась ещё и недавней историей с букинистической лавкой, оставившей крайне неприятный осадок. А дело-то было вот как: к Осипу на приём явился весьма представительный господин, прося взять под защиту его домашнюю блиотеку: 

– Какое-то время назад у меня пропала подборка толстых журналов «Отечественные записки» и «Дело», а вчера я обнаружил их у букиниста. И представьте: даже с несрезанным личным штампом.

– Для начала хорошо бы получить полицейский протокол…

– Это уж как водится: и запротоколируем, и лавку опечатаем; но  хотелось бы, чтобы  вы как представитель закона пояснили зарвавшемуся букинисту, что торговля заведомо краденым наказуема.

Осип Борисович именно так и выразился – и весьма удивился, когда книготорговец обратился к товарищу прокурора Судебной палаты. Печати были тотчас же сняты, а Осипу сделано  внушение:

– Вам как представителю известной фамилии не должно быть таким наивным!

«Хорошо ещё, что история не получила настоящей огласки, – думал Осип в смятении, –  даже и «Восточное обозрение» опустило мою фамилию – наверное, исключительно из уважения к старшему брату Григорию или же к нашему отцу».

После окончания юридического факультета для Осипа было естестенно возвратиться в большое родовое гнездо. Среди прочих преимуществ были и связанные с профессией, но известность старшего брата невольно заставляла и сравнивать. Правда, начало адвокатской практики Осипа почти совпало с отъездом Григория из Иркутска, и это был шанс!  

На самом-то деле он радовался отнюдь не за меня!

Первая защита Осипа Борисовича пришлась на 13 мая 1903 года – именно в этот день слушалось нашумевшее дело с тремя обвиняемыми. Интересы одного из них, Северина, и представлял на процессе Патушинский-младший. Со стороны обвинения тоже был дебютант – недавно назначенный на должность товарища прокурора Яворский. А для члена палаты Раевского это было, напротив, последнее заседание перед переходом в вольное сословие адвокатов. Кстати, Николай Иванович дружески поддержал новичка перед самым началом, а после и вовсе расхвалил: «Не к чему было и придраться, поздравляю! Право же, выдержали экзамен на отлично!» – и взгляд в сторону хроникёра «Восточного обозрения»: слышит ли? 

И всё же после, вспоминая, анализируя, Осип пришёл к выводу, что в широком жесте Раевского было, кажется, больше радости за себя, за долгожданную переменув своей карьере: «Если бы моя речь, действительно, оказалась так хороша, то уж верно, хроникёр её дал бы в подробном изложении, как обыкновенно печатают речи брата. А «Восточное обозрение» ограничилось лишь одним-единственным предложением о моём дебюте!»

Поглощённый собственными переживаниями, Осип  как-то не учёл, что подробный отчёт  в один  вечер не делается, и был немало удивлён, обнаружив свою речь в следующем выпуске «Судебной хроники».

Правда, эта публикация вызвала жаркий спор в секретариате. 

– Если старший брат сильный юрист, то из этого вовсе не следует, что и младший будет так же хорош, – ещё не начав читать, заметил один из нештатных авторов, натурально не выводившийся из редакции. – Пока этот Осип-Иосиф  всего лишь кот в мешке, – и повернулся к судебному хроникёру. – Только честно: он вас и вправду чем-нибудь поразил?

– Да как вам сказать … – замялся корреспондент. – Может быть, Дубенский или Митрохин, или Патушинский-старший выдали б что-нибудь поярче… 

– Вот-вот-вот, они все очевидно яркие, а этот лишь ступает в следы, оставляемые старшим братом!

– Да вы перебили меня! – неожиданно рявкнул хроникёр. – Я не закончил свою мысль, и я хотел сказать, что младший Патушнский совершенно не рисовался, и, знаете ли, у господ адвокатов это редко случается! А Осип Борисович и на судей-то очень мало смотрел, а всё больше на своего подзащитного. И он как бы говорил между слов, что Северину повезло в жизни меньше, чем ему, Патушинскому. И что, может быть, он, Северин, не понимает, что творит.  

Может быть, вы и правы, но решать не нам с вами

– Я не понял, что значит ваша фраза: «Он как бы говорил», – усмехнулся помощник ответственного секретаря. –Так говорил или не говорил? И что это за адвокаты, которые «как бы говорят»?

– Да поймите же вы, что лобовыми ударами наших судей не проймёшь! Лобовые удары, они по части стороны обвинения, всегда негодующей и всегда же провоцирующей на ненависть. А о том, что обвиняемый – человек, надо тонко напоминать. Может быть, и так, как это сделал Осип Патушинский.

– Надо же, какого вы из него ваяете умника! А я бы повременил, а я бы поостерёгся! – раскрасневший нештатный корреспондент чуть не вплотную придвинулся к хроникёру. – Ваша газета заявляет себя как издание демократичекое и в этом смысле оппозиционное, так зачем же тогда вы поддерживаете богатеньких-то сынков? – он нехорошо рассмеялся.

– А я всем вам замечу, коллеги, и даже подчеркну – очень-очень спокойно вставил ответственный секретарь, наконец допивший свой чай, – что любое издание, независимо от воззрений, живо ровно столько, сколько оно представляет интерес для читателя. А для читателя всегда была интересна судебная хроника и та непредсказуемость и интрига, кои вносят в неё талантливые адвокаты. Григорий Патушинский, вольно или невольно, а немало способствовал популярности нашей газеты. И подробное изложение первой речи его младшего брата, несомненно, заинтересует читателя. Пусть читатель сам сравнит и сделает выводы, без наших с вами наводок и нравоучений. И пусть он сделает это сегодня, пока Осип-Иосиф ещё кот в мешке. Ибо хороша горчичка к обеду, а не после ужина.

Возможно, Осип Борисович Патушинский и узнал об этом споре в редакции, но всё-таки «первая настоящая публикация» ещё долго вдохновляла его. Кажется, вдохновение передалось и его сыну, возглавившему местную коллегию адвокатов в 1945 году.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела библиографии и краеведения Иркутской областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского

Проект осуществляется при поддержке Областного государственного автономного учреждения «Центр по сохранению историко-культурного наследия Иркутской области».