«Демонские страсти»

Интересной, неожиданной  и спорной оказалась сценическая фантазия по поэме М.Ю. Лермонтова «Демон». Режиссёр Елена Оленина попыталась найти и почувствовать особую театральную форму для этого произведения. Совместно с художником Андреем Володенковым была придумана атмосфера естественного старинного жилища, стилизованная под каменную тяжёлую кладку. От серой декорации в сочетании с приглушённым светом и редкими лучами синего цвета сразу веяло  пещерным холодом и несчастьем. В этом мрачном безучастном пространстве, которое расширялось проекторными изображениями до космических просторов, контрастом возникали страстные и горячие страдания Тамары. На мой взгляд, характер поэмы настолько романтичен, фантастичен, философичен, что просит условных театральных форм, нежели бытового прочтения. Режиссёр, напротив, выбрала реалистичный способ существования для актёров. Однако острый реализм актёрской игры в контакте с поэзией, философской тематикой и куклами, воплощающими инфернальные начала, излишне сосредотачивал внимание на психологических переживаниях артистов, отодвигая на второй план печального Демона с вопросами добра и зла и разъединяя поэтическую целостность произведения. Так, Тамара, которую играла Ольга Егорова, надрывным, страстным исполнением завоевала всё зрительское внимание.  Тамару  изводил и терзал внутренний демон, захвативший душу, кукольный же Демон оказался лишь тенью этого сильного душевного недуга. В кукольном Демоне не было ни великолепия ангела, ни демонской  манящей силы, он предстал не «властителем Земли», а непрошеным потерянным гостем, ночным мятущимся  призраком, утратившим силу. У меня, как и, наверное, у многих, неотступно витал в голове живописный, живой, чувственный, образ Демона с полотен Врубеля. К сожалению, подобной тайны, неповторимости, широты и сверхъ-естественности  в театральном образе Демона не возникло.  

Правильное направление было взято режиссёром в сторону ассоциативного построения мизансцен, где игрой простых вещей получилось выразить сложные сюжетные моменты и большие эмоциональные потрясения. Так, на праздничном столе из пиршественных яств вдруг возникал жених, скачущий на коне, погоня и трагическое убийство. И, несмотря на то что образы лишь отдалённо напоминали места событий и героев, у зрителей возникала полноценная картина. Ёмкой ассоциацией был виноград как символ плодородия и красоты жизни. Герои брали его в момент потери близкого человека и сжимали в отчаянии в своих объятиях. Это символизировало, что жизнь, полнокровная, готовая расцвести, оборвалась, беспощадно сорвана, как спелая виноградная лоза. Однако режиссёр, на мой взгляд, ошибочно доводил уже возникшие у зрителей эмоции до апогея, заставляя артистов натуралистично страдать с этим виноградом. 

Замечательными моментами в спектакле были сцены, когда Тамара внимала то Демону, то Ангелу, её душа оказывалась на распутье и не способна была сделать выбор. Она мучилась, металась, словно между двух огней, душевная же агония сменялась безволием. Тело героини обмякало, и Тамара, превратившись в марионетку, повисала в коварных и торжествующих руках Демона.

«Весёлое знакомство со Львом Толстым»

Образ Льва Толстого в спектакле режиссёра Валерия Шадского не-ожиданно лёгок, весел и прост. Нет сходства с привычными чёрно-белыми фотографиями, хранящими облик писателя, где суровый бородатый человек в тёмной рубахе смотрит глубоким и напряжённым взглядом исподлобья. Здесь в детской сказке совсем другой Лев Толстой. Режиссёр не стремился к жизненному правдоподобию в изображении автора и его родового имения, а слагал свою сказку о Льве Николаевиче. Перед зрителями возникает добряк и озорник в яркой рубахе, с пышной поролоновой бородой и ватными смешными босыми ногами.  Да и мужики у Льва Толстого все как на подбор яркие, бородатые, весёлые, пританцовывают да барину сказку помогают сказывать. Ясная Поляна с белым домом, кленовыми аллеями и яблоневым садом превращается в декорацию, выполненную художником в стиле народных лубочных картинок. Как в сценическом оформлении соединяются множественные кусочки ткани в единое красочное полотно, так и в композиции спектакля смешиваются  и весёлые байки про Льва Толстого, и история Филиппка, и народная сказка «Три медведя», и девочка Маша, очень напоминающая Машу из современного мультфильма  «Маша и медведь», и звучащий из прошлого века голос самого Льва Николаевича Толстого. Пусть даже этот сказочный праздник  был не совсем правдоподобен, но он был очарователен, красочен, трогателен и поучителен. Ведь Лев Толстой всё время наставлял ребятишек: «Учиться вам надо… Учиться».

«Профессиональное баловство»

Традиционную для кукольных театров сказку «Теремок» с задором мастерски разыграли для малышей два актёра. Рассказывали они так, словно сочиняли на ходу,  тут же делили и «примеряли к себе» героев истории, да так заразительно и просто, что невольно умиляли простыми и забавными находками, которые узнаваемо характеризовали того или иного жителя теремка. А сам привлекательный теремок, стенки которого напоминали сахарный аппетитный крекер, удивительным образом выстраивался актёрами на глазах у ребятни в многокомнатный уютный домик. И забор у домика с замком, и окошечки открываются-закрываются, и высокий насест для петушка налажен, а у ежа в комнате даже телевизор со спичечный коробок, который мультики показывает. А актёры, теремок выстраивая, по комнаткам удобно всех расселили, дружбу между зверями завели, уют наладили, а сами поглядывали на теремок да чай из крошечных чашечек распивали, радовались и «довольничали». Но, как водится, врываются в сказку ненасытный волк, хитрющая лиса и неуклюжий медведь. Актёры историю за коварных пришельцев разыгрывают, да тут же отстраняются и на них с осуждением поглядывают. Спектакль получился похожим на совершенную детскую игру, в которой дети и «за злого» и «за доброго» говорят, непременно между ними борьбу выстраивают и от себя комментарии добавляют.  Это такое очаровательное баловство, за которым дети наблюдали не отрываясь.

«Игра в игре»

 За простым названием «Лиса и медведь» скрывается спектакль сложной театральной формы. На сцене параллельно разыгрывались два разных сюжета, при этом они неразрывно объединены одной историей, и получился своеобразный театр в театре. Актёры, Светлана Борисова и Василий Уточкин, играют свою историю и одновременно историю кукольных персонажей. Наблюдать за этой завораживающей тонкой актёрской работой было невероятно увлекательно. И опять же в основе этой театральной игры – игра детская, детская вера в правдоподобность игрушки, в её «настоящность». Как порой опытные родители пытаются решить конфликтную ситуацию? Берут игрушку и через неё, как через самое дорогое и правдивое, транслируют выход из неприятной ситуации. А ещё показывают непривлекательное поведение ребёнка, чтобы он посмотрел со стороны и понял что-то о себе и о мире. В этом спектакле неопытные молодожёны рассорились из-за простого неумения прислушиваться друг к другу, из-за неумения уступать, из-за неумения прощать и неумения любить. К ним в руки попадают куклы, которые созвучны им по характерам: хитренькая себялюбивая лисичка и неуклюжий прямолинейный медведь. И вот эта пара разыгрывает историю отношений лисы и медведя, а через эту игру демонстрируются и чувства молодых людей, их характеры, разные способы общения и отношения друг к другу. Историю раздора семейной пары актёры  разыграли в пантомиме и танце, очень наглядно и наигранно демонстрируя происходящее, как это и бывает в танцевальных номерах. При работе с куклами возникает совсем иной способ игры: здесь актёрский персонаж будет как бы с осторожностью выглядывать из-за кукольного персонажа, а актёр всё время существовать на грани перевоплощения: вот он молодой человек, а вот медведь, вот она молодая девушка, а вот лисица. На всю эту игру взирает домовой (Валерий Рыжков), как некая добрая сила, готовая помочь, но не имеющая возможности вмешаться. Он делает спектакль ещё более грустным, когда с переживанием смотрит на ссоры героев, и более весёлым, когда радуется за их примирение.

«Домик с чудесами»

Спектакль «Чудеса обыкновенные» получился самым «кукольным».  На сцене жили кукольные персонажи, а актёры спрятались за чёрной одеждой, так что и лиц не было видно, чтобы только голосом и умелым движением рук передавать эмоции и характеры своим героям. Художник  Кривенко пространственно разделил спектакль на два места действия: это домик бабушки, который разъезжался в разные стороны, и странная повозка мужика Кулемы. В небольшом пространстве деревенского домика дружно сгрудились говорящие предметы: печка с приплясывающей трубой и вспархивающими на затворе глазами-щёлочками; золочёный самовар с длинным краном-носом; кривоватая малиновая вешалка, крутящая кокетливой юбочкой; часы в крылатых объятиях кукушки; сковородка, на дне которой суетливо прыгали глаза, похожие на глазунью. Все они – живые и настоящие, имеющие свой характер и свою пластику. Замечательно придумано жилище мужика Кулемы, странного собирателя хлама и мусора, каких порой встречаешь в городских дворах и торопливо обходишь стороной. Так, на его деревянной многоярусной повозке размещались бутылки, банки, жестяные бочки, ютились собачья конура, насест для птицы, балкончик для паука и колесо, напоминающее руль. А владетель всей этой привлекательной рухляди в руках Андрея Абрамова походил на мультяшного вредину и сумасброда и совсем не ужасал. Немножко коварный, по-своему мечтательный (пусть даже и мечтал он о золоте), скуповатый и  ворчливый, но всё равно очаровательный. Удивительно добрая и сердечная получилась старушка у Елены Бычковой, создавшая вокруг себя чудесный добродушный мирок непоседливых старинных вещей. Так аккуратно, с любовью, с уважением она относилась  к ним, бережно согревая в памяти дорогие моменты, свидетелями которых они были. «Эта печка ещё твоей маме блинчики пекла», – трогательно вспоминала старушка. Внучок Макар Василия Уточкина – хулиганистый мальчишка, озорной грубиян и сорванец, сердце которого сначала было безучастно к окружающему многообразию мира. Но он трогательно менялся благодаря приключениям, доброте живых предметов и любви бабушки. Удивительно простой и добрый спектакль призывал детей верить в чудеса и уметь ценить красоту окружающего мира. 

Рязанский театр, что чувствуется даже по гастролям, – это театр-дом, коллектив которого объединён своей особой, неповторимой семейно-театральной атмосферой. В нём служат совершенно особенные люди, по нынешним меркам, несовременно верующие в важность простых человеческих ценностей, в волшебство кукольного театра и в отзывчивость детских сердец.