«Жить можно только на сцене» 

– Приятно видеть прославленный театр в Иркутске, нечасто к нам с гастролями приезжают большие настоящие театры, обычно привозят антрепризы. Часто ездите с этим спектаклем по стране?

– Это не сразу произошло, но постепенно сложилось за полтора года существования спектакля. Мы выступали и в Москве, и в Екатеринбурге, и на Грушинском фестивале в Самаре, где было восемь тысяч зрителей. И в Париже собрали полный зал в две тысячи человек. Тоже был большой успех, сам Евтушенко после болезни прилетел, сидел среди зрителей со своей замечательной женой Машей и сыном. В спектакле много весёлого и много грустного, говорят, слёзы он вышибает.

– Вениамин Борисович, вы гастролируете по России и видите, как жизнь в Москве и в провинции отличается. На ваш столичный взгляд – глобально? 

– Москва – давно уже не Россия, это отдельный мегаполис или как ещё угодно его можно назвать. Но я последние лет десять лет много вижу городов и людей, и это большая радость, потому что увиденное даёт энергию моему скромному оптимизму. Нынче обстоятельства жизни в стране ждут не только утешения, но и помощи во многих областях. Дети нашей родины, медицина нашей родины, культура нашей родины, у которой всё время отрезают бюджет… Тема бездомных, бедности, разваливающихся городов, исчезающих деревень… Это длинный список, на который, мне кажется, не хватает времени и денег, потому что они тратятся на что-то другое. Конечно, огорчает, когда узнаёшь, что повышаются и повышаются зарплаты депутатов и уменьшаются и уменьшаются субсидии на медицину, знаю это по Москве, по нашему Центральному и Западному административному округам. 

Но культура, искусство, как и многое другое, – это то, что существует не благодаря, а вопреки. В 1985 году я был в Иркутске вместе с театром «Современник», тогда город казался беспросветным – врытые в землю деревянные домишки, за которыми не было никакой надежды жизни. И терпение людей, бесконечное некрасовское терпение. Но был рядом Марк Сергеев, замечательный поэт, писатель, просветитель, был Валентин Распутин. Был театр, театральное общество, это всё было полно жизни, но на фоне бесхозной России. И кто помогал городу – первый ли ваш знаменитый губернатор Юрий Ножиков, следующие ли губернаторы, всё это тема региональной независимости от Москвы. И спустя почти 30 лет я увидел другой Иркутск, я проехал по городу в течение двух часов, и из глаз сочились слёзы восторга. Храмы в каком праздничном, божественном состоянии, Нижняя набережная, холмы, город-то очень красив холмами. Москва стоит на девяти холмах, а Иркутск? 

– Мы и не считали.

– Ну, вот видите, вы так богаты, что даже не считаете свои холмы. И иркутский театр, конечно, порадовал нас. Для нас актуально, что мы приехали в город, где лидируют два имени в культуре – Евтушенко и Мацуев. 

– Почему вы поставили спектакль именно по стихам Евгения Евтушенко? Не Андрея Вознесенского, не Роберта Рождественского, не Бэллы Ахмадулиной, а Евтушенко? 

– А почему бы и не Евтушенко? Это странный вопрос. Евтушенко и Вознесенский всегда выделялись своей заботой о «Театре на Таганке», были членами нашего худсовета. Когда был жив Высоцкий, один из главных артистов Юрия Любимова, в театре было много открытий, но  главным открытием стал жанр поэтического представления. Это было свидетельство того,  что стихи могут всё – стихи на сцене играются, поются, танцуются, переживаются. В 1965 году мы сыграли стихи Андрея Вознесенского, это был знаменитый спектакль «Антимиры», молодёжь, студенчество Москвы и всей огромной советской страны пробивались на этот спектакль и ни одного свободного места в зале никогда не было. Так Любимов и мы, его актёры, открыли жанр. После этого ставились спектакли по стихам Пушкина, Маяковского, Евтушенко, в каждом были подтексты и зал понимал больше, чем цензура разрешала. Это было время особого ответа оппозиции, ведь искусство почти всегда находится в оппозиции к правящей власти и грехам политики. Потому что, согласитесь, поэты живут вечно и искусство вечно. Это были замечательные времена Бориса Хмельницкого, Ивана Дыховичного, Аллы Демидовой, Владимира Высоцкого. До сих пор остался дух этого театра на Таганке, поэтому поставить поэзию Евтушенко как пьесу, как композицию было естественно и в это новое время. Театру это тоже было необходимо, ведь Таганка пережила много тяжёлых испытаний – уже после того, как стала знаменитой во всём театральном мире, когда настало новое время – не искусства, а арт-бизнеса.

– Спектакль по поэзии Евтушенко «Под кожей статуи свободы» уже ведь шёл на сцене Таганки? 

– Да, поэтому, когда через много лет Евтушенко предложил мне сделать ещё одну композицию по его стихам, это было претворено в жизнь. Мне это дело очень нравится: я много лет на телевидении, в театре компоновал поэзию. Я не работаю в «Театре на Таганке» почти 20 лет, но по просьбе Валерия Золотухина, прекрасного артиста, мо-его друга, который взвалил на себя  ношу руководителя театра, я принялся за постановку. Так я написал композицию по стихам Евтушенко и она оказалась довольно удачной. А спектакль совершенно неожиданно принёс радость и актёрам, и зрителям. Валерий Золотухин ушёл из жизни и спектакль «НЕТ ЛЕТ» посвящён его памяти.

– Многие зрители отмечают и музыкальность этой постановки. Музыка писалась специально?

– Когда-то я сочинил пьесу «Али-Баба и 40 разбойников», а композиторы Сергей Никитин и Виктор Берковский написали к ней музыку. Появился мюзикл, выпустили пластинку, материал до сих пор издаётся и ставится на сцене. И Сергей Никитин придумал замечательную музыку на стихи Евтушенко, а затем блестящий музыкант и музыкальный руководитель любимовского театра на Таганке Татьяна Жанова сделала аранжировку. Действительно, весь наш спектакль пропитан музыкой. 

– Иосиф Бродский говорил, что поэзия нужна лишь одному проценту людей на земле. Не было ли вам страшно ставить спектакль для одного процента человечества? Или ошибался великий поэт?

– Об одном и том же наши с вами кумиры говорят иногда очень по-разному, в том числе и  друг о друге. Не нам судить о том, почему Толстому так не нравился Шекспир и почему кто-то из великих предпочитает Лермонтова Пушкину, Высоцкого Окуджаве и наоборот. Это дело возможное, но нелепое. Потому что всё эти имена больших властителей дум в поэзии, прозе, литературе и искусстве. Они проявились и оказались близкими нашей душе не по просьбе Совета Федерации, а по божьему сценарию. Так что это ваше дело – судить по земному или по божественному. Мой любимый режиссёр и учитель Пётр Фоменко говорил: «Жить можно только на сцене, поскольку догнать радости и соблазны сценической жизни жизнь реальная не может». Поэтому сегодня мы празднуем на сцене вместе со зрителями эту радость. 

– Вопрос от женщины, чья юность пришлась на 60-е и вся эта поэзия до сих пор живёт в её  душе. Почему в спектакле нет стихотворения «Хотят ли русские войны?»

– Многих стихов нет, это же композиция, я её составлял по определённым законам. Но там есть достаточно сильное стихотворение, за которое Евтушенко был сильно любим и нашим осмысленным гражданством, и чешской интеллигенций – «Танки идут по Праге».  

– И всё-таки случайно или неслучайно вы привезли в Иркутск Евтушенко? Есть желание получить оценку земляков?

– Вы сами и ответили на свой вопрос, случайно или нет мы привезли спектакль в его родные края. Я всё-таки актёр, а не серьёзный отвечатель на несерьёзные вопросы. Свою фамилию стараюсь оправдывать, поэтому отвечу от души. Всё это случайно, как и наша с вами встреча, как и вчерашний необыкновенный концерт Израильского филармонического оркестра, куда мои ребята, актёры, попали с помощью Дениса Мацуева.  Это случайно и вместе с тем желанно. Насколько это зависело от меня, настолько я счастлив, что это сбылось. 

Атос раздражать не может

Вениамин Смехов нашёл Иркутск преображённым.
30 лет назад город казался беспросветным и безнадёжным

– В кино мы вас нечасто видим, что интересного происходит в кинематографе? В Интернете можно прочитать о съёмках фильма «Белая голубка Кордовы» по роману Дины Рубиной, расскажите об этом проекте. 

– Я совсем не буду говорить об этом фильме, было всего два-три съёмочных дня, пока дальнейшие съёмки под знаком вопроса. Хотя режиссёр замечательный – Вяче-слав Криштофович.  Будет – будет, нет – нет. Скоро выходят многосерийный психологический детектив «Кости»; очень славный фильм «Брак по-русски», где мы снимались с Алисой Хазановой; фильм «Спираль» на канале «Россия». Если я соглашаюсь на съёмки, значит, локально мне это интересно и за последние семь лет я снялся в 15 фильмах, а вот за первые 30 лет работы я лишь пять фильмов приличных могу назвать. Потому что количество не важно, а важен всё-таки опыт. Оказалось, что того, что я наработал в жизни, достаточно, чтобы мне было интерес­но. Более интересно, чем тогда, ко­гда я снимался, скажем, в мушкетёрах, когда было самое начало. Сейчас есть процесс, есть работа, а работать я очень люблю. 

– Вот мы и подошли к роли Атоса. Иногда актёров раздражает, когда их ассоциируют с одной ролью, пусть и самой звёздной. 

– Роли никогда не раздражают, и хорошее отношение людей не может раздражать.  Это не самый лучший фильм мирового кинематографа, но он был фильмом, который, как выясняется, и потешил, и утешил, и порадовал много поколений. Это молодость, это дружба… В аэропорт я приехал, навестив на кладбище Арамиса и посетив установление памятника Владимиру Балону, пятому нашему товарищу, хотя в картине он играл гвардейца кардинала. Но он был нашим тренером по фехтованию, и артистом замечательным, и близким нам человеком. 

– В числе людей, к которым вы испытываете безмерное уважение, вы часто называете клоуна Вячеслава Полунина. Почему? 

– И по моему, и по мнению многих людей, до сих есть такие чудеса в стране – люди, которые стоят в стороне от всякой политики и делают гораздо больше, чем делают политики. Однажды Юрия Любимова кто-то хотел просить подписать письма протеста против того, что в советское время сажали, что Андрей Сахаров был выслан в Нижний Новгород. Но один умный человек отвёл руку желающего предложить Любимову подписать или испугаться. Этот умный человек сказал: «Спектакли Юрия Любимова – это самые реальные подписи». И это правда. Грушинский фестиваль, ко-гда свобода вырывалась в песнях, борьба диссидентов, самиздат – это всё работало на бескровную революцию, которая произошла благодаря Горбачёву и его компании. Многие сейчас его ругают, но так всегда: кому-то лучше, кому-то хуже. Но то, что лучше всего и на все времена лучше всего – это, конечно, культура. И один из настоящих гроссмейстеров культуры – это великий клоун Слава Полунин. Для меня это незыблемые ориентиры в жизни – Давид Боровский, Владимир Высоцкий, Слава Полунин. Кого-то уже нет в живых, но это неважно. Потому что они навсегда с нами. 

– Вы известны ещё и своим долгим крепким браком, хотя разводы сегодня стали нормой жизни, особенно в среде богемы. Поделитесь секретом отношений. 

– Отвечу как Слава Полунин: «Я вижу только хорошее». Я вижу только крепкие браки, людей, счастливых в браке, имею дело с теми, кто если и разошёлся, то остался в дружбе. Всё-таки для душевного покоя надо выбирать хорошее и в быту, рядовой земной жизни предпочтительней связываться дружбой. Или я ещё придумал термин «дружбовь». И моя жизнь счастлива: мне повезло и с женой, и с детьми, главными плодами моей первой семейной жизни. И дай бог здоровья всем.

– Мы живём во времена смещения традиционных ценностей и подмены понятий. Каких нравственных ориентиров лучше держаться, на ваш взгляд?

– Всё как всегда, ничего не меняется. А держаться нужно поэзии, искусства, книг, дружбы, любви, всего того, что лучше всего давалось и даётся России.

Прямая речь: 

«В жизни всё как всегда, ничего не меняется. А держаться нужно поэзии, искусства, книг, дружбы, любви, всего того, что лучше всего давалось и даётся России»

«…Поздравляю вас, ибо спектакль обладает втягивающим в воронку эффектом – из него уже скоро невозможно выйти – поэтому и не выходят. Все зрители закружены сценой, как крутящейся каруселью, пришли поразвлечься, 

а вдруг попадают в собственные муки совести, и что самое главное – они уже полностью ваши, ибо ничего нет более покоряющего, чем искренность, исповедальность, любовь к друг другу. А вы, все участники и друг друга любите, и каждого зрителя поодиночке и всех вместе, которых вы сделали из совершенно разных единым целым. Это сейчас редкость – такая неподдельная сердечность, которая завораживает стольких людей разного возраста и профессий, а если некоторые из них плачут, то чаще всего от радости, что есть у Таганки порох в пороховницах, а у нашей молодёжи будущее – совсем не такое, как показывают в телевизионных сериалах. Я тоже грешным делом в некоторых местах всплакнул, и тоже от счастья.

…Вы читаете эти стихи, как будто свои собственные, только что написанные, ещё не зная, как это делается, избегая так называемого «выражения» и не нажимая на педали, в простоте и естественности начала и даже его безыскусности. И это и есть искусство.

…Строки могут звенеть, как колокольчики под дугой, звучать как набат, шелестеть, как осенние листья, накатывать как морские волны. Не надо читать сюжета стиха, как прозу, картинки, исполняйте стихи как музыку.

Я понял, что я ваш поэт. Спасибо за это. Мы с вами всё сможем. Ваш Евгений Евтушенко».