Новый узор
Виктор Пелевин.
«Любовь к трём цукербринам».
Год издания: 2014.
Издательство: «Эксмо».
Говоря «Виктор Пелевин», подразумевают «современная русская литература», говоря «современная русская литература», подразумевают всего несколько авторов, среди которых обязательно – Виктор Пелевин. В стране, давно переставшей быть самой читающей в мире, романы этого прозаика выпускают тиражом 70 000 экземпляров, и это при том, что обычный тираж любого российского (или даже иностранного) автора, не из числа иронических детективщиков, редко когда превышает 5000 экземпляров.
Второе, что стоит помнить, он – постмодернист, который строит на костях былинных героев свой город – окно в будущее. Вздохи «ах, мы уже видели это в «Матрице», «Крыльях бабочки» и в книгах Оруэлла» – бессмысленны, лоскутное одеяло из знакомых до боли фрагментов формируется совершенно новое, связывая прежние смыслы в новый узор. Роман Пелевина – это всегда текст, состоящий из гиперссылок: за каждым словом прячется словарная статья. Об эпохе рекламы высказались? Хорошо, теперь выскажемся об эпохе интернет-сидельцев, блютусно-вайфайных големов, служащих Цукербергу, управля-емых информационными запахами и ветрами.
Третье – он издевается. Именно этой фразой проще всего передать то, что ирония в тексте Пелевина достанет всех, кто на неё поведётся. Быть троллем восьмидесятого уровня – вот что значит написать текст, на который накинутся тролли, хейтеры и другие категории граждан с повышенным уровнем ненависти в крови и речевым недержанием. Все те люди, которые заклеивают стены своих соцсетей лжецитатами, почувствуют укол в область Фейсбука: у кого-то откроются глаза на всевозможные «рейтинги», кто-то почует неладное, раз двадцать увидев пародии на те самые цитаты. Пелевин упоминает столько писателей – от Пушкина и Чехова до Введенского, что книга приобретает издевательски-менторский характер, возвращая за школьную парту на урок литературы.
Пелевин – персона не публичная, он не раз поднимал тему отшельничества и удаления от мира в своих книгах, но впервые настолько чётко и полно высказывается о digital detox – воздержании от чрезмерного погружения в мир подключённых к Интернету гаджетов. «Угощать собой тамагочи, которые и не собираются умирать» – это всё о смартфонах, уткнувшись в экраны которых люди сидят ровными рядами. И идеалом человека, свободного от Интернета, выведена условная буфетчица – занятный персонаж, аналогичный женщине, сыгравшей Бога в фильме «Догма», такой вот внезапный феминизм и матриархат получается. В итоге можно попенять автору, что его книги похожи как матрёшки, а можно воспринять его как своеобразного скрипичного мастера: работа за работой он приближается к созданию совершенного инструмента без сучка и без задоринки. «Любовь к трём цукербринам» может стать наряду с «Жизнью насекомых» и «Generation P» книгой из вузовского списка литературы, книгой, по которой впервые знакомятся с творчеством автора.
«Я ни разу не испытывал искушения гордо посмотреть в глаза идущему мимо гостю столицы или укусить добермана за обрубок хвоста. У меня не было ни политической программы, ни травматического пистолета. Я позорно уклонялся от революционной работы и не видел в показываемом мне водевиле ни своих, ни чужих, ни даже волосатой руки мирового кагала. Куски распадающегося мяса, борющиеся за свою и мою свободу в лучах телевизионных софитов, не вызывали во мне ни сочувствия, ни презрения – а только равнодушное понимание управляющих ими механизмов. Но я всегда старался сдвинуть это понимание ближе к сочувствию – и у меня нередко получалось».
Ханс Ульрих Обрист.
«Краткая история кураторства».
Год издания: 2013.
Издательство: «Ад Маргинем Пресс».
Куратор выставок – не самая распространённая специальность. Музейщик – таких уже больше. Галерист – рафинированнее. Обо всей этой творческой братии издательство «Ад Маргинем Пресс» совместно с московским Центром современной культуры «Гараж» издали занимательный такой труд, переведённый сборник интервью с наиболее знаковыми фигурами в области музейного дела. Руководители Центра Помпиду, Нью-Йоркского музея современного искусства МоМА, британской галереи Тейт Модерн: перечислять можно долго. Все одиннадцать интервью провёл и собрал в единую книгу швейцарец Ханс Ульрих Обрист, долгие годы состоящий в тройке лидеров из списка ста самых влиятельных людей мира искусства по версии «Art Review», международного журнала с 65-летней историей. Обрист – директор лондонской галереи «Серпентайн», расположенной на территории Гайд-парка; «проходимость» галереи 750 000 посетителей в год, а вход – бесплатный. У галереи «Серпентайн» всё серьёзно: когда она ежегодно привлекает архитекторов с мировым именем для проектирования временных павильонов на своей территории, это воспринимается всеми как разновидность премии для архитекторов. Собственно галереи – это не только живопись и скульптуры, но и инсталляции, перформансы, хэппенинги. Разговаривая со столпами в области управления музеями, Обрист практически написал историю музейного дела ХХ века (практически – поскольку учебники всё же не пишут в форме интервью). Благодаря диалоговой форме текста читатель не заскучает: никаких сухих энциклопедических данных, только запоминающиеся, часто провокационные истории, иногда чересчур перенасыщенные именами известных и неизвестных российскому читателю знаменитостей. Много Поллока, Ротко, Пикассо, Магритта и других ярких деятелей искусства.
Каждое интервью начинается с короткой биографической справки и пояснения в духе «записано в 1995 году в парижском ресторане, опубликовано в…». Кураторы один за другим делятся историями создания выставок и личными впечатлениями «Я бывал у Матисса со своей женой Идой Шагал, которая хорошо его знала. Когда я увидел Матисса, он показался мне эдаким дивным патриархом». Да и самому Обристу есть чем поделиться: количество книг и каталогов его работы измеряется в десятках, приближаясь к сотням; за каждой обложкой – история успешной выставки или биеннале. В центре интереса всех героев книги – авангардное искусство, о нём точнее всего сказано: «Искусством является всё, что сходит вам с рук». Вернее, не «вам», а художнику или куратору. Подбирая определения, кто такой куратор, лучше всего остановиться на обтекаемой фразе «тот, кто устанавливает связь между искусством и публикой». Временами это тот, кто и гвоздь может забить, и подрамники распаковать, но чаще – продюсер от мира искусства, способный распознать восходящую звезду, подобрать коллекцию под определённую тематику, задать тренд. Часто об искусстве и о художественных процессах судят не по тому, что они видят, а по тому, что слышат, и куратор формирует общественное мнение, толкует неоднозначное, выбирает главное. Почему одному художнику отдано три зала, а другому – один; почему этот художник вынесен на обложку каталога, а другой нет? Ответ на все эти вопросы может дать только куратор.
«–В 1980-х годах свои двери открыли сотни музеев, но значимых выставочных пространств от этого больше не стало. Как вы думаете, почему так происходит?
– Значительность места, как и раньше, определяется личностью. В некоторых институциях нет ни куража, ни любви к искусству. Многие музеи сегодня тратят всю свою энергию и средства на то, чтобы заполучить какого-нибудь «звёздного» архитектора, а потом директор нередко вынужден работать с пространством, которое ему не нравится и которое нельзя перестроить, потому что денег на это уже нет. Но ничего лучше и дешевле пространства с высокими стенами, светящимся потолком и полами нейтрального цвета никто так и не придумал».
Макс Фрай.
«Сказки Старого
Вильнюса III».
Год издания: 2014.
Издательство: «Амфора».
Макс Фрай – автор из тех, про кого говорят с придыханием «даже и не вспомню, когда со мной случился Макс Фрай, но с тех пор…». Десятки книг Макса Фрая читают
залпом, берут с собой в поездки, носят постоянно в сумке, регулярно перечитывают. Имена героев книг растаскивают на псевдонимы, а все тексты – на цитаты. Наибольшая доля поклонников – из студенческой братии, романтично настроенной, верящей в чудеса и плетение словес; в плеере читателей играет Ольга Арефьева или «Flёur». У героев «Сказок Старого Вильнюса III» романтичные виды занятий: есть художник, хозяин керамической мастерской, экскурсовод и другие творческие гуманитарии. Самое правильное словосочетание для описания – атмосферная литература. В том смысле, что создаёт ту атмосферу, в которой уютно «жить» заблудшей душе, пережидающей ненастье под случайной крышей, удачно оказавшейся крышей лавки хэнд-мейда с волшебными вещами.
Текст у Макса Фрая – замысловатой красоты; есть игра со словами и смыслами «белое, как вишнёвый цвет» и «Возможно, на небесах существует обычай нанимать на чёрную ангельскую работу невинноубиенных неверных жён?». Изящно сформированный сборник рассказов, где каждая новая история связана названием с определённой улицей старого Вильнюса, вовсе не однороден, различия есть даже в жанрах. Глава «Улица Доминикону» – чистой воды магический реализм, когда предложение длиной в страницу, а ты и не хочешь, чтобы оно заканчивалось. В последнее время в русскоязычной литературе чем-то подобным радовала разве что Лена Элтанг в романе «Побег куманики». А история о призраке Иосифе напоминает разом «Кентервильское привидение» Оскара Уайльда и чёрно-белый фильм 1960 года «Привидения в замке Шпессарт» производства ФРГ по мотивам сказки Вильгельма Гауфа. Когда призрак неожиданно окажется интереснейшим собеседником (жизнь в монастырской библиотеке пошла ему на пользу) и вместо устрашения пополам с громыханием цепями бестелесное существо сдружится с человеком и возьмётся ему помогать. Будет над чем вдоволь посмеяться, а способ употребления призраком алкоголя достоин патента.
Все герои – хоть и слегка несчастные, но непременно доброжелательные, к таким приходят и остаются жить кошки, волки-оборотни с шерстью цвета декабрьского дождя, птицы, ещё много кто (и в большом количестве). Во время чтения так и хочется, чтобы и в твоём камине сладко дремала саламандра, закопавшись в угли, а искры её сновидений разлетались по всем углам, недолговечные, холодные и весёлые, как бенгальские огни. И хотя в книге вспыхивают огоньками верные мысли (такие, как «За фокус заплатят и будут довольны, а за настоящее чудо пристрелят – и привет»), всё же в целом назначение текста – декоративное, он для развлечения и успоко-ения расшатанных нервов, милый такой гербарий под потолком кухни или саше с лавандой на подушке.
«– Скорбь моя безмерна и бесконечна, – угрожающе сказал он, явно собираясь снова зарыдать.
– Вам бы сейчас выпить, – вздохнул Марк. – Но призраки, если я правильно понимаю, не могут…
– А у вас есть выпивка? <…>
– Мускатное вино и тёмный ром. Но как?..
– Меня можно побрызгать, – поспешно объяснил призрак Иосиф. – Ну, как бабы бельё перед глажкой поливают. Набрать полный рот и – пффффффф! Я уверен, что подействует. Всегда мечтал кого-нибудь об этом попросить.
– Интересная технология, – ухмыльнулся Марк. – И главное, угощающий тоже не в обиде. Сейчас попробуем».