В тех учителях, что не отпускают детишек-первоклашек в туалет во время уроков. Дети писаются, а учитель затем прилюдно стыдит их на весь класс, и одноклассники смеются. И осмеянные ребятишки идут потом домой в мокрых штанишках и плачут.

Дело в тех учителях, что при всех могут сказать: «А твоя мама, Саша, такие плохие подарки купила детям на 8 Марта и 23 Февраля. Где она их только нашла?» И бедный Саша краснеет  за маму, и ему невдомёк, что в данной ситуации именно учитель неправ. И обычно никому никогда не хочется возиться с подарками на весь класс, и маме «спасибо» нужно сказать за хлопоты, а не упрекать укоризненно непонятно в чём. 

А ещё бывают педагоги, что стыдят девочку, которая самозабвенно учится в музыкальной школе. Почему-то считается, что дополнительные занятия отвлекают от основной учёбы. И об этом нужно непременно сказать вслух. 

У одной третьеклассницы, чья мама не работала, долго сидела в декретном отпуске, педагог поинтересовался: «Почему твоя мама так долго сидит с ребёнком? Он инвалид?» А у другой учитель спросил: «А где ваш папа?» Так же, при всех. Хотя мамы-одиночки и неполные семьи давно стали обыденностью. Но надо непременно поинтересоваться публично, не думая о том, что в этот момент чувствует ребёнок, как мучительно он переживал родительское расставание и как ревнует папу к новой семье. 

Всё это реальные случаи из жизни. Из советского времени, и из пост­советского, и из сегодняшнего. Это учителя, которые так или иначе ломали детей. К сожалению, и педагоги способны на изысканную жестокость, такую, что дух захватывает. И вроде сознательного умысла унизить, растоптать, уничтожить нет. Но зато есть душевная чёрствость, отсутствие такта, неумение понимать детей и разговаривать с ними на одном языке. Учителя-монстры. Учителя-роботы, запрограммированные на слом детской личности. 

Первое и главное качество хорошего учителя – его не раздражают дети. Много ли таких? Единицы. На десятки и сотни. Любовь к детям, уважение, понимание особенностей детской психики, терпение – это единственно возможная основа профессии учителя. Только затем идут умение объяснять материал и держать дисциплину. Борис Гребенщиков в интервью Ксении Собчак красиво сказал: «Жизнь не есть страдание. Жизнь есть любовь». Учитель тоже есть любовь. По крайней мере, так должно быть. 

Спору нет, в школе трудно работать. С детьми трудно – они сегодня грамотные и знают свои права, и слова «достоинство» и «свобода выбора» для многих не пустой звук. С родителями трудно – они чуть что жалуются в департамент, они скандалят за пятёрки для своих детей. На учительскую зарплату трудно жить – но это тема вечная и здесь мало что меняется.  

Это всё очень грустно. Для меня грустно. Я не любила школу. Когда я из 13-й школы (сегодня это лицей) перешла в 65-ю, учительница мгновенно меня не полюбила. Я вызывала у ней живейшую антипатию, которую она стремилась всячески демонстрировать: «Надо же! Отличница из деревенской школы!» Почему-то школу, где училось много хулиганья с Тимирязева, Горной и Подгорной, она именовала деревенской. И из отличниц я быстро скатилась в хорошистки. А одно из ярчайших воспоминаний четвёртого класса – это фраза: «Алёна! Убери с лица и-ди-о-ти-чес-ку-ю улыбку!» Слово «идиотический» непременно делилось на слоги. Чтобы, видимо, наглядно продемонстрировать идиотичность моего лица. Хотя всего-то улыбалась от хорошего настроения. Но смех без причины у нас до сих пор остаётся признаком дурачины. Улыбаться я с тех пор не люблю. 

Но закон компенсации ещё никто не отменял. Моему сыну живётся в разы лучше, чем мне. И уже в возрасте шести лет мы определились с педагогом в нашей 24-й школе. Пожалела ли я о своём выборе хоть раз? Нет! После первого класса мне поручили сказать речь (я всегда говорю речи в садике и школе, хотя пишу намного лучше, чем говорю). И от волнения у меня спазмировало горло. Потому что чистая бескорыстная благодарность – это то чувство, что я испытываю к первому учителю своего сына. Так получилось, что в конце августа, накануне своего первого 1 сентября, наш мальчик сломал ногу. Винтообразный перелом бедра со смещением, самый тяжёлый из всех возможных переломов. Три недели на скелетном вытяжении в больнице. Затем пять недель в гипсе. 1 сентября в палату Ивано-Матрёнинской больницы приехал наш первый учитель Ирина Владиславовна Скворцова. Мне и в голову не пришло просить её об этом, это был акт доброй воли. Её желание поддержать ребёнка и растерянных родителей, попавших в беду. Через три недели мы появились в школе – на коляске, с загипсованной ногой. И каждый ребёнок, каждый ученик нашего 1«В» протянул Патрику записку. В каждой были тёплые слова, рисунок и пожелание выздороветь. И эти 26 записок я до сих пор храню. Потому что в каждой из них – частичка любви и доброты. Наш учитель показал единственно верный ориентир – ориентир на любовь. На доброту. На сострадание. На поддержку.  

Нам остался последний год в начальной школе. Все родители волнуются: что будет дальше? Кто возьмёт наших детей? После заданной тональности теплоты и понимания им может быть трудно. Но никто из них не будет вспоминать начальную школу с ужасом и болью. Потому что они знают, каким должен быть правильный ориентир. Это ориентир на любовь.