Вокруг дельты Селенги
Где-то ровными, бесконечными волнами, набегающими на песчаный берег, Байкал напоминает океан. Где-то пляжным столпотворением под модные попсовые мотивы с запахом шашлыков – черноморские курорты. Где-то – рыбный рай. Везде – солнце неделями и тоннами, дикие цены и необязательность железной дороги. Машины с номерами в диапазоне от 03 до 75, среди которых половина иркутских. Бурятский берег Байкала по обеим сторонам дельты Селенги оказался разным и не всегда гостеприимным. Светлана БУРДИНСКАЯ поняла это, когда поехала путешествовать с ребёнком и рюкзаком, положившись на волю случая, местных духов и жителей.
Энхалук – дальняя благодать
Когда после долгого пути выходишь на берег Байкала и на ощупь садишься на поваленное дерево, не в силах оторвать глаз от бликов на воде, людей замечаешь не больше, чем чаек. А тех и других в Энхалуке оказалось много. Сев вечером в поезд в Иркутске, в 8 часов на следующее утро в Улан-Удэ мы погрузились в маршрутку на железнодорожном вокзале и через 2,5 часа оказались в Энхалуке.
Говорят, ещё лет 10 назад это была обычная глухая деревня, чьё название с бурятского переводится примерно как «дальняя». Сейчас многие предпочитают переводить «благодать». Здесь и вправду благодать. К тому же близка республиканская столица, в итоге Энхалук превратился в дачное место для богатых горожан. В посёлок мы попали по свежеуложенному асфальту, объезжая строительную технику; он привёл нас на улицу Лесную – самую богатую. Здесь новая дорога, тротуары, фонари, благоустроенные турбазы, сверкающие частные усадьбы, рестораны и магазины. Береговую улицу отделяет от Байкала узкая полоска деревьев. На ней в основном живут немногочисленные местные жители, многие сдают жильё туристам, расположены не самые дорогие турбазы. Есть совсем в стороне улица Сиреневая, там дачи бурятских министров и олигархов.
Впрочем, пляж для всех един. Песок, очень мелко и тёплая вода. И все это чудо тянется километров на 15 в одну сторону и неизвестно сколько – в другую. Устроились мы по здешним меркам дёшево – за 600 рублей в сутки в старый частный дом без душа.
Наутро на маршрутке отправились на горячие источники. Они находятся между Энхалуком и селом Сухая. Источники можно унюхать издали: сероводород выдаёт характерный запах тухлых яиц. В рубленой избе – большой бассейн глубиной в полметра. Детям вход 50 рублей, взрослым – 100. Народ лениво лечит конечности, кожу, спину, лёжа в проточном бассейне и наблюдая, как под стропилами в нескольких гнездах разевают желтые рты птенцы ласточек, а папы и мамы, сбиваясь с крыльев, носят им насекомых. Сидящий рядом мужчина рассказал, что приехал из Степного Дворца, посёлка на другом берегу дельты Селенги традиционно подлечить ноги. «А то ведь покос скоро, надо здоровье поправить», – сказал он. «А сколько лет вам?» – «Да уже 76».
Ждать вечернюю маршрутку из Сухой мы не стали и пошли по самой кромке Байкала обратно в Энхалук. Восемь километров чистейшего и почти безлюдного пляжа. 5–10 метров песка и полоса смешанного леса. Власти распорядились этим богатством разумно, устроили особую рекреационную зону «Побережье Байкала», в которой установили туристические стоянки. Каждая из них оборудована местом под палатку, навесом со столом и лавками, туалетом, кострищем. Мусор регулярно собирают. Машины стоят с бурятскими, иркутскими и красноярскими номерами.
Так мы провели шесть дней, купаясь в воде, солнце и безмятежности. Жизнь катилась здесь, как на любом курорте, лениво и беззаботно. Огорчали только типично курортные высокие цены на всё, особенно на продукты. Кстати, здесь я впервые за лет 15 увидела в магазине гигантские куриные окорочка. Надеюсь, в последний раз, учитывая санкции против США.
Экскурсий почти нет. Возят лишь в монастырь в Посольский, на песчаную косу туда же и на мало кому известную Белую скалу. Из культуры – только домашний музей, который устроила местная предпринимательница позади собственного кафе. Она установила деревянную бурятскую юрту и русскую избу, собрала по соседям старинные вещи, предметы быта, орудия труда, специалист составила неплохую экспозицию, рассказывающую об истории основания села.
Оказывается, первыми на этих берегах были буряты с иркутской стороны Байкала. Здесь же можно ознакомиться с историей возникновения знаменитого залива Провал, когда в1862 году в результате мощного землетрясения под воду ушли несколько сёл и улусов, погибли люди, скот. Нынешние деревни, стоящие на берегу Провала, носят те же названия, что и утонувшие. Но обычно туристы туда не едут, разве что на денёк прошвырнуться. Море, говорят, там сорное, не то что в благодатном дальнем Энхалуке, куда я вернусь обязательно.
Рыбное Посольское
Безмятежность тоже приедается. И в одно жаркое утро мы сели в маршрутку, доехали до Тресково, там пересели на электричку. И тут начались приключения. Сначала с нас взяли почти 400 рублей за час пути. Потом нас попутал бес. То есть контролёр, которая сказала, что село Посольское находится на станции Посольская. Выйдя на перрон, мы оглянулись.
А где Байкал? А где монастырь? Оказалось, что нигде. Мы должны были выйти на следующей станции Большая Речка. Ближайшая электричка – только через 12 часов, другого транспорта нет. Около часу мы с дочерью шли пешком до трассы. А потом стояли на обочине, голосуя. До Большой Речки добрались на двух машинах спустя час. И уже там нас подхватила пара местных пенсионеров, ехавшая на своей «ласточке» в Посольское за свежей рыбой. Около 15 км неспешной езды, и на фоне синевы моря и неба заблистал золотой в синих звёздах купол Спасо-Преображенского мужского монастыря, самой известной православной святыни на берегу Байкала, основанной в 1681 году на месте убийства царского посла Ерофея Заболоцкого.
То, что мы попали в рыбный рай, поняли сразу, как подъехали к магазину рыбзавода. Около него стоял грузовик, из которого весёлые рыбаки из-под полы, но особо не прячась, продавали свежепойманный омуль по 70 рублей за кило. В магазине омуль холодного копчения стоил 213 рублей килограмм. Примерно столько же просят в Энхалуке за одну рыбку. Распрощавшись с добрыми попутчиками, мы пошли к монастырю, логично предположив, что если здесь и есть туристическая инфраструктура, так возле него.
Монастырь, состоящий из высокой церкви, домов – обители монахов, других построек, обнесённых белоснежной каменной оградой, стоит на возвышении и словно плывёт над Байкалом. Он является, наряду с рыбзаводом, одним из столпов местной жизни и точкой притяжения туристов. Жить, правда, особо негде. С одной стороны – очень дорогая гостиница, с другой – более дешёвый гостевой дом «Омулёк», забитый по маковку. Местные жители почти не сдают жилья. В единственном доме с соответствующей вывеской на воротах пожилая бурятка долго вздыхала, рассматривая нас, потом пустила переночевать за 800 рублей две койки + 100 рублей за бельё, как в поезде (впервые с таким встречаюсь). Сторговались за одну большую кровать. Впрочем, не успели мы распаковаться, как хозяйка сообщила, что ей нужна наша комната для большей группы. Уже на улице женщина предложила более дешёвый вариант: койку в сарае по 600 рублей за ночь. Скрепя сердце, я согласилась, кстати вспомнив: единственные за всю историю Байкала пираты орудовали как раз в этих местах в XIX веке. Судя по всему, здесь ещё живы их потомки.
Море в Посольском чистое и относительно тёплое, правда, пляж каменистый. Это не помешало отдыхающим заполнить практически каждый метр. Примерно через час по берегу пошёл старик в фуражке, сгоняя народ с около 200 метров побережья, потому что из Байкала начали тянуть за трос невода рыбзавода. Из воды выходил толстый металлический трос, который проходил через блок и шёл далее вдоль берега к катушке. Суровые мужчины, наблюдавшие за процессом, сказали, что сети будут тянуть часов семь, и вообще – отойти бы вам, женщина: «А то ка-а-к лопнет трос, ка-а-а-к даст по ногам».
В единственном кафе «Омулёк» подавали вкуснейшие и дешёвые блюда из омуля. В кафе переминалась с ноги на ногу солидная очередь. В этот субботний день, да ещё в церковный праздник Петра и Павла, в Посольском оказалось очень много туристов или паломников. Посетив церковь, люди шли под монастырские стены, где ставили шатры и раскидывали скатерти с едой и спиртным. Чуть далее, на узкой косе, вдающейся в Байкал, стояли многочисленные палатки отдыхающих и рыбаков. Шумное, грешное, яркое людское море плескалось под стенами безмятежной обители до самой ночи.
Два огромных невода рыбзавода начали вытягивать на берег уже в 11 часу. Последние метров 50 тянули мужики вручную. За процессом следили зеваки, особенно пристально – детишки. Оказалось, не просто так. Когда в сетях около самого берега заплескалось рыбье серебро, мальчишки и девчонки юркими чайками кинулись к нему в воду. Они цепкими ручками быстро вытаскивали бьющуюся рыбку из ячеек и совали в пакеты и сумки. Моя Галя, моментом скинув кеды, бросилась в самую гущу. Вернулась через пару минут с маленьким живым омульком. Ещё через минуту, гудя, приехал грузовик, и рыбу быстро вычерпали в кузов. Всё началось и закончилось стремительно. Ребятишки, обувшись, понесли вечернюю добычу кто домой, кто тут же продавать туристам. Дивный обычай, своеобразная социальная ответственность рыбзавода, позволяющая подкармливать десяток-другой местных семей. А омулька мы с дочерью отпустили обратно в море. Молодой ещё.
А ночью пришлось столкнуться с проявлением патриотизма в особо трогательной форме. Мы легли спать в своём сарайчике, не подозревая, что за стенкой – кухня гостевого дома, в котором на всю ночь закатили вечеринку. Судя по песенному репертуару, что-то праздновали рождённные в СССР лет 50–55 назад крепкие телом и могучие духом люди. Доченька уснула мгновенно, а я ощущала себя лежащей под столом, за которым шла гулянка. Часа в два один из паломников-гуляк затянул было «Славное море, священный Байкал». Байкал, прекрасный, чистый, тёплый и богатый рыбой, плескался в нескольких сотнях метров. Казалось бы, тема актуальная. Но собутыльники сурово прервали пение. «Это про Иркутскую область, – сказали они. – А мы – в Бурятии». Я вздохнула, набрала в лёгкие больше воздуха и вместе с ними такт в такт запела гимн республики (только тихонечко): «Таёжная, озёрная, степная, ты добрым светом солнечным полна».
Утром мы покинули негостеприимный сарай и, подкрепившись в «Омульке», пошли голосовать на дорогу, ведущую к Большой Речке. Добрые люди (земляки из Черемхова) довезли нас прямо до станции, где через час должна была быть электричка. Мы расслабленно сидели на лавке, поглядывая на часы, когда мимо шедший железнодорожник сообщил нам, что утренняя электричка с сегодняшнего дня внезапно отменена по заказу правительства Бурятии. Наступило дежавю. Другая электричка? В десятом часу вечера. Есть ли автобусное сообщение? Нет. И шум трассы М-55 «Байкал» снова позвал нас, как байкальский прибой.
Грязный Байкальский Прибой
Снова выходить на федеральную трассу было страшно. Но выхода другого не наблюдалось. Под палящим солнцем мы с ребёнком стояли на обочине, прижавшись друг к другу. Поток машин равнодушно шел мимо. Минут через 10 наконец-то становилась машина с бурятскими номерами, пожилым мужчиной за рулём, жена и внучка на заднем сиденье.
– Вам куда? – спросили они.
– А куда едете вы? – спросила я.
– В Байкальский Прибой.
– Значит, и нам туда.
Так мы поехали в один из самых попсовых мест на бурятском Байкале, которое в некотором роде является аналогом Малого моря в Иркутской области. По дороге я рассказала про наши странствия. По глазам доброй женщины видела, что слово «сумасшедшая» она ко мне применить не может, ибо оно предполагает изначальное наличие ума, в чём она явно сомневалась. Впрочем, мы потом вместе приятно проводили время.
Байкальский Прибой, как и более знаменитая Култушная, находится на берегу Посольского сора, который отделяет от большого моря две длиннющие песчаные косы, их почти не видно с берега. Б.П. – это деревня, которая быстро заканчивается. И начинается вереница турбаз, гостиниц и баз отдыха прямо на побережье, через дорогу от Байкала. Это всё тянется на несколько километров. Цены на постой – от 400 до 4000 рублей в сутки. Мы выбрали советскую на вид турбазу, в которой, однако же, нашлось всё необходимое для отдыха: отдельная комната, кухня с плитой и круглосуточный горячий душ. Смотритель турбазы рассказал, что раньше ею владели какие-то профсоюзы, а теперь – какие-то москвичи. Соседняя база оказалась дорогой и крутой, она принадлежит одному из предприятий Ангарска, говорят, зимой сюда на отдых приезжал сам глава города Владимир Жуков, ныне ему, находящему под следствием, доступно только путешествие из Белоруссии в Россию.
Все признаки популярного курортного местечка здесь налицо: развлечения на пляже (водная горка, катамараны, лодки, квадроциклы), дикие цены на рыбу и другие продукты, дискотека «Белая Роща», девушки в бикини и парни с пивом. Как и в любом сору, в Посольском очень мелко, водоросли, вода тёплая, к вечеру мутная от обилия купающихся до того, что ног собственных не видно, полоска берега узкая и грязноватая. Больше трёх дней здесь делать оказалось нечего. Высокий курортный статус Байкальского Прибоя обеспечивает постоянная связь с Улан-Удэ. Маршрутки туда-сюда ходят через каждые два часа.
Скромное обаяние Танхоя
Мой черёд называть людей сумасшедшими пришёл в Танхое, где располагается центральная усадьба Байкальского биосферного заповедника, куда мы с дочерью решили завернуть на обратном пути в Иркутск. В визит-центре я встретила двух донельзя бородатых и оборванных голландцев, которые собирались автостопом отправиться в Монголию, имея сколько-то евро в кармане. Как они попали в Танхой, никто так и не понял.
В визит-центре (570 рублей в сутки с носа) вообще царит смешение наций и географии. Мы познакомились с новой сотрудницей заповедника Ириной, приехавшей на Байкал с Дальнего Востока, и с группой студентов откуда-то с южного Урала. Накануне уехал итальянец, а в марте, говорят, жил таец, мечтавший пересечь Байкал на велосипеде по льду, но оставивший свои намерения через пару недель.
Впрочем, понять, почему Танхой влечёт к себе, я так и не смогла. Рабочий посёлок, живущий преимущественно железной дорогой и не-много рыбой, туристами не интересуется, по крайней мере, я не нашла и зачатков туриндустрии: одна забегаловка на вокзале, там же единственный продуктовый магазин, развлечений и услуг – ноль, рыбой торгуют на федеральной трассе. Нет особо дела до туристов и самому заповеднику. Мы пробыли здесь два полных дня и так не смогли попасть в длительную экскурсию до водопадов (500 рублей с человека). Даже в музее природы отказались провести экскурсию, хотя мы везде были готовы платить: здесь внимание уделяют только группам от 5 и более человек, на которых можно заработать.
Нам удалось только прогуляться по бесплатной деревянной кедровой тропе длиною около 2,5 км. Она великолепна, сделана из широких деревянных досок. Начинается от здания администрации заповедника, сразу же ныряет в кедровый лес. По дороге заглянули в чум лесных эвенков, покрытый корой, далее было свежесрубленное зимовьё лешего. Тропа вела между деревьями, она оказалась усыпанной молодыми кедровыми шишками, выщелканными белками. Одну удалось увидеть в кроне дерева. Зато бурундучков на тропу выбежало аж четверо, они топали лапками и ругались на нас. Кольцевая тропа, проведя нас лесом, свернула к болоту и вернулась к чуму. В принципе, это было всё, на что может рассчитывать в Байкальском заповеднике одинокий турист. А Байкал здешний оказался более гостеприимным. И чуть ли не до самого поезда в Иркутск мы ныряли и ныряли в его тёплые объятия.
Саму Селенгу, поилицу Байкала, приносящую ему примерно треть всех вливающихся в него вод, я так и не увидела. Птичий рай дельты ещё ждёт меня. Ведь Байкал, начавшись в жизни человека, никогда не заканчивается.