И здесь тайные механизмы!

Он и в Сибирь отправился по настоятельному совету опытного и очень твёрдого в мыслях и поступках юриста: 

– Тесновато у нас и в Петербурге, и в Москве, а такого, как вы, птенца, затопчут в два счёта, даже и не заметив. В Сибири проще, хоть уж и там конкуренция, в особенности в Иркутске. Но самые матёрые окопались в конкурсных управлениях, мелкие процессы им неинтересны, поэтому у вас будет неплохая стартовая площадка. 

И всё-таки Дашков тщательно опросил всех бывших сибиряков, с кем только удалось познакомиться, и из множества мелких чёрточек и штрихов прорисовал-таки городскую физиономию. Но, увы, картинка не совпала с непосредственным впечатлением. При всех претензиях на столичность в Иркутске сразу ощущалась известная простоватость, даже и деревенскость. В прессе то и дело мелькали обывательские коровы, и даже жандармское управление объявляло через газету: «Продаётся дёшево медведь в возрасте 1 год и 2 месяца». 

Впрочем, за внешним грубым слоем скрывались тончайшие механизмы, через которые всё и устраивалось. Постижение их было делом опыта, и Дашков, повздыхав, просто сделал то, что должно всем новичкам – разнёс по редакциям объявление, что в Иркутске появился новый помощник присяжного поверенного. И каждое утро стал наведываться либо в окружной суд, либо в судебную палату.  

В канцеляриях скоро привыкли к нему и без стеснений подбрасывали бумаги. Как выразился один опытный делопроизводитель, «наберётесь правоприменительной практики, да и нам поможете, кстати сказать». Мало того, при нём стали говорить с семейной откровенностью. Грузный столоначальник, отставив пресс-папье, начинал вдруг с сочувственной интонацией:

–Нам-то, средней руки чинам, ещё можно получать некое удовольствие, а вот маленькому-то чиновнику каково? Особенно если вышел он из приличной семьи и так воспитан, что брать не может. Это ведь уже и не жизнь, господа, а совершеннейшая убогость. Позор для родных и близких. О супруге я ладно, помолчу (у нас многие дамы счастливы тем, что жертвуют), но детям, детям-то за что этакое наказание? Им-то за какие грехи стыдиться жалкого вида родителя?

– Вот уж и непременно жалкого? – усомнился Дашков.

– Исключительно жалкого, я настаиваю на этом, потому что с чистого-то листа, без накоплений и родственной помощи, маленькому чиновнику и одеться-то прилично нельзя. Вот вам недавний случай: заходит некто Х. в магазин готового платья Алексеева – ну, тот, который на углу Большой и Мало-Блиновской. И (о счастье) видит на распродаже тройку пиджачную всего за 17 рублей! Правда, маломерка, но бедняки ведь фантазиями живут, и наш Х. всё-таки прикупает эту тройку в надежде, что там расставится, здесь подпорется. Ан нет, не вышло, притом что супруга в таких искусствах горазда. Коротко говоря, приносит он тройку обратно. Приказчик огорчён, но виду не подаёт, а только вьётся: «Не угодно ли вам примерить другую? Вот прекрасный комплект за сорок рублей, с возможностью для кредита. Всего-то в месяц будет по восемь рублей!» Но у нашего маленького ведь каждый целковый расписан, а уж восемь рублей для него насто­ящим капиталом пахнут. Приказчик, однако, не отстаёт и денег не возвращает, так что в конце концов приходится звать на помощь городового. И тут на сцену выступает сам владелец магазина Алексеев, и, презрительно смерив маленького чиновника взглядом, картинно разводит руки: «Да, он бедный… Бедный он! Надо отдать! А то ведь по миру пустим, однако…»

– Так и сказал? – с недоверием переспросил младший делопроизводитель.

– История мною вычитана из «Восточного обозрения». А ваше сомнение, между прочим, показывает, что вы не читаете даже местную прессу, – язвительно отозвался начальник. – И не надо оправдываться «Иркутскими губернскими ведомостями» – мне прекрасно известно, что и в них вы просматриваете одну лишь официальную часть!

Сделали разведку, и вот что обнаружилось…

В этой неожиданной вспышке было столько превосходства и нетерпимости, что Дашков чуть не бросился к расстроенному служителю и как мог ободрил его. Благодарный молодой человек отплатил за добро добром:

– А у вас всё получится, Николай Александрович! – чуть слышно заверил он. – Скоро будут дела, ведь Пасха на носу, а это самое время для карманников. Они у нас чудо как ловки, но всё же и попадаются, так что пойдут процесс за процессом. Вообще, праздники у нас очень богаты на преступления, прямо средь бела дня лютуют. Вот и теперь судьям будем много «пасхального материала». А значит, и вам, защитникам, будет много работы. 

Но покуда Дашков лишь перечитывал сборник «Речей» да слушал рассказы своих соседей по гостинице. Его новый визави профессор Ломоносов преподавал сразу в двух университетах: одну неделю он читал лекции в Киеве, другую в Варшаве. Теперь же, в пору вакаций, вёз большую группу студентов на прак­тику в Маньчжурию, на КВЖД. Дашков осмотрел вместе с ними музей, золотосплавочную лабораторию, промышленное училище, иркутный мост и даже совершил подробнейшую экскурсию по железнодорожному управлению. Студенты-механики приглашали его и на осмотр машинного отделения ледоколов «Байкал» и «Ангара», но Дашков в этом мало что понимал и предпочёл прогулку с Юрием Владимировичем Ломоносовым. Узнал массу любопытного; между прочим и то, что студенческую поездку благословил сам министр финансов, и потому она была щедро обставлена: каждый получил не только подъёмные, но и по 75–100 руб. на каждый месяц. 

«Так вот откуда у них такая уверенность и жажда быть полезными прямо здесь и сейчас, –мелькнула у Дашкова догадка. – Из благодарности за доверие им от самой Москвы хотелось сделать что-то доброе, кого-то спасти. И так кстати оказались в соседнем вагоне эти барышни, почти дети, набранные для каких-то мифических иркутских хоров». 

Сопровождавшие «труппу» выглядели так подозрительно, что один из студентов, Сергей Крыжанов­ский, сразу же усомнился: «Странно, что девочек могли доверить таким субъектам». С одобрения господина профессора Крыжановский предпринял разведку вместе с товарищами по институту – Владимиром Беляевским и Виктором Мальцевым. Оказалось, что у барышень ещё в Москве были отобраны все документы, им запретили с кем-либо общаться и объявили, что проезд и питание нужно будет отработать сразу же по приезде в Иркутск. 

Узнав об этом, профессор связался с железнодорожной жандармерией, и в Канске два энергичных ротмистра проверили у торговцев живым товаром документы, получив тем самым законный предлог для их ареста.

«Вот дело, достойное лучшего из защитников, и как досадно, что никто не додумался предъявить торговцам живым товаром иск! – чуть не с обидой думал Дашков. – Нужно хотя бы в газету написать – может быть, кому-то поможет. Да, кстати, говорили мне, что в Иркутске не один адвокат сделался популярным через публикации в местной прессе…»

В «Восточном обозрении» опус Дашкова похвалили, чуть прибавили остроты и пригласили сотрудничать. Главное же, публикацию прочитали судейские, и на другой же день, когда Николай Александрович только лишь появился на пороге, старший делопроизводитель канцелярии окружного суда ласково попенял ему:

– Где же вы, уважаемый, бродите, когда имеется дело по вашей, можно сказать, части?

Зарепетировал – и не хватило запала

…16-летняя Даша, круглая сирота, не только счастливо миновала «плохой дом», но и безо всякой протекции устроилась на работу в среднего класса гостиницу «Амурское по­дворье». И продержалась чуть не полгода, продемонстрировав между прочим и редкую для своего возраста бережливость: немолодая прислуга не раз одалживалась у неё двумя, а то и тремя рублями. Но вот девочка допустила оплошность, и вспыльчивая хозяйка отказала от места. Даша не растерялась и тут же нашла другое. Одно плохо: в «Амурском подворье» у неё осталась должница, и никакие просьбы вернуть деньги не действовали. Тогда девчонка решилась «конфисковать» ботинки – в обеспечение уплаты долга. 

«Разумеется, это было ошибкой, и тёртая должница не преминула этим воспользоваться, то есть представила всё как кражу, а дубиноголовый городовой составил подкрепляющий протокол и засадил в каталажку, – быстро сделал расклад Дашков. – Дело плохо, конечно, но, может, попытаться использовать такой рычаг, как бывшая хозяйка Даши. Женщина она очень решительная, а такие нередко склонны к раскаянию. И обычно не склонны к оговорам». 

Действительно, владелица «Амурского подворья» сразу же заявила мировому:

– На чужое у этой девчонки глаз никогда не блестел, хоть, конечно, была у неё возможность стянуть и столовое серебро, и деньги, и мои золотые украшения. Нет, ничего не прилипло ни к рукам, ни к карманам. А что ботинки унесла, так это ведь для острастки, чтобы только денежку возвратить. И долгу тому есть свидетели, и они подтвердят, коли надо – не зря же здесь за дверью стоят. 

В самом деле, гостиничная прислуга дала показания в пользу девочки, и Дашков в своей оправдательной речи педалировал этот факт. Он вообще очень сильно старался, но, кажется, слишком зарепетировал это выступление, и на суде ему не хватило запала. Судебный хроникёр «Восточного обозрения» только вскользь помянул его, даже и без фамилии, а в канцелярии окружного суда заявили и вовсе без церемоний, что ежели адвокат просит только о снисхождении, то мировому ничего не остаётся, как пришить девчонке самоуправство и на неделю засадить при полиции. А вот если бы дело вёл, к примеру, Тарасов, то уж верно вышел бы оправдательный приговор. 

«Что ж, буду учиться у господина Тарасова», – заключил Дашков без обиды и тут же выяснил, когда у корифея ближайший процесс. Оказалось, совсем скоро, и связан с иностранцами. 

Только на цепь и покусились

…В первый день Рождества прошлого, 1901 года, два японских фотографа возвращались от своих иркутских знакомых. О том, что в городе «балуют», им говорили, конечно, поэтому и откланялись ещё до шести часов вечера. Благополучно миновали Большую, но, повернув на Грамматинскую, тотчас же и попали в оборот: шестеро незнакомцев сбили фотографов с ног, оглушили чем-то тяжёлым и ограбили. Всё произошло так стремительно, что, придя в сознание, иностранцы только и припомнили, что солдатскую шинель на одном из нападавших. Полиция ухватилась за эту единственную деталь и на другой же день устроила опознание в ночлежном доме. Здесь был только один постоялец в шинели – Семён Кондратьев, и лицо его не показалось пострадавшим знакомым, зато полицейский обнаружил след крови на голове – и это всё решило.

На суде прокурор был настроен чрезвычайно решительно и требовал наивысшего наказания, но Тарасов без труда доказал всю шаткость обвинения. Правда, в речи Алексея Васильевича не ощущалось накала, о котором так много рассказывали Дашкову. Не читалось в ней даже и простой убеждённости в собственной правоте; защитник словно думал о чём-то своём, в то время как голос его и жесты автоматически исполняли работу. И, кажется, это сбило судью с толку, потому что Кондратьева приговорили к четырём годам каторги. «Может быть, тут сказалось и вечное наше смущение перед иностранцами», – пытался оправдать коллегу Дашков, не случайно ведь все (даже корреспондент) разводили руками: обыкновенная для Иркутска история, на любого напали бы, кто случился там в эту пору. 

Но эта история получила вдруг неожиданное продолжение: в ночлежном доме прочитали судебный репортаж и разом вспомнили: в первый день Рождества (то есть в день нападения на фотографов) Кондратьев был так пьян, что просто не мог бы двинуться с места.

– А что, Кондратьев никого не просил подтвердить своё алиби? – поинтересовался смотритель ночлежного дома.

– Ему бы и в голову не пришло!.. Вы ведь знаете, что он малость придурковатый.

– Тогда составляйте депутацию и прямо теперь ступайте к Тарасову! 

Но Алексей Васильевич не принял их, сославшись на занятость. 

– Так мы можем и подождать, а ежели неудобно, то завсегда готовы к услугам. Тут мы, в ночлежном доме. Человек тридцать нас, свидетелей, будет, а то и больше. 

Но Тарасов так и не связался ни с кем. 

«И как всё это прикажете понимать? – недоумевал Дашков. А однажды высказал вслух, и немедля услышал от владельца огромного пресс-папье:

– Вот за то и смеются над нами преступники! Недавно приходит судья Савицкий к себе на участок, то бишь в заарендованный дом Файнусова на Поплавской. Глядь, а замков-то и нет на двери! И ведь не взяли канальи ничего ценного, а лишь только одну судейскую цепь… Это они нам выставили оценку.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела библиографии и краеведения Иркутской областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского

Проект осуществляется при поддержке Областного государственного автономного учреждения «Центр по сохранению историко-культурного наследия Иркутской области».