Представлять Слабунову непросто. Столько событий произошло в её жизни, начавшейся в конце 20-х годов прошлого века. Если говорить обо всём – не переговорить. Людмила Тарасовна располагает к себе с первой произнесённой ею фразы, скромной улыбкой, чуть удивлёнными глазами. В своём почтенном возрасте она не отвыкла задаваться вопросами: смогла ли достойно принимать удары судьбы, не расплескала ли по пустякам талант, дарованный ей природой.

Рассказывая о себе, Людмила Тарасовна постоянно говорит об Александре Бермане, с которым поженились, учась в Харьковском театральном институте, а спустя пятьдесят лет в Иркутске сыграли золотую свадьбу! Александра Зиновьевича не стало, для Людмилы Тарасовны опустел мир, осиротело сердце, но душа осталась живой, любящей, полной трепета, неуспокоенности, замирания от полноты чувств.

К счастью, у актрисы есть театр, которому она предана безраздельно, в котором её ценят и любят. Творчество Слабуновой напоминает сосуд с драгоценным напитком многолетней выдержки – это проявление мастерства, в котором не видны зазоры игры, а профессионализм стал свободным полётом вдохновения. Правда, было время, когда начала бояться забыть текст роли на сцене, ходила вокруг театра, повторяя реплики и монологи. В спектаклях, в которых была озабочена текстом, чувствовала себя марионеткой, управляемой невидимым кукловодом. К счастью, этот период был недолгим, тексты перестала повторять, зная, что слова есть выражение мира её героини, а значит, это её слова.

Людмила Тарасовна в последние годы всё чаще думает о Боге. Правда, не крестится, в церковь не ходит, но радуется, когда её девочки, дочь Лена и внучка Катя, бывают там. Трудно перестроить сознание, вынуть из него тот атеизм, который вбивался в голову с раннего детства, воспитывался педагогами. На вопрос, как она относится к Путину или Медведеву, когда видит их по телевизору молящимися в храме, отвечает: «Это политика. Примирение нашей многонациональной страны. Вера в Бога лучше любой другой материалистической догмы».

Актриса до сих пор задумывается, почему из деревни Нурово Харьковской области семья переехала в город Горловка Донбасса. Подумав, вспоминает, что пришёлся этот переезд на время голодомора, наверное, именно он погнал в места, где можно было найти работу, получать продуктовые карточки. Вопросов осталось много, родители на протяжении всей жизни боялись рассказывать всю правду о себе, унесли в мир иной многие семейные тайны.

О причине переезда в Луганск Люся узнала, когда стала школьницей. Учителя спрашивали учеников, кто из родителей является членом партии. Она, не задумываясь, ответила: папа. И здесь повисла пауза. Много позже мама рассказала, что по доносу родных братьев отца в Горловке исключили из партии.

Известие о том, что началась война, застало, когда они с мамой были в деревне. Почему-то никто из взрослых не воспринял его серьёзно: воевали на Халхин-Голе, в Финляндии, почему должна страшить война с Германией? Все знали, что если она и будет, то «малой кровью и на чужой территории». Как жили, так и продолжали жить, пока не пришла телеграмма от папы: «Приезжайте, меня забирают на фронт». Приехали, Тараса Ивановича собирали в дорогу с шутками да прибаутками. В Луганске никто не знал, что на границе идут кровавые бои, армия Гитлера стремительно приближается к Киеву.

18 июля 1942 года немцы вошли в город. Предоставленные самим себе, дети сначала увидели громаду – огромных коней, тянущих пушки, и восседавших на них солдат в касках с автоматами наперевес. Затем делегацию украинцев, встречавших «гостей» хлебом-солью. Тут же были выданы коммунисты, оставшиеся в Луганске для работы в подполье. 

Создавалось впечатление, что немцы пришли в город надолго. Открывали ремесленные училища, собирали ребятишек школьного возраста, заставляли учиться в первую очередь немецкому языку. Ходила в одно из таких училищ и Люся Слабунова, но недолго: 23 февраля 1943 года Луганск освободила Красная Армия. 

Оккупация длилась семь месяцев, но их хватило, чтобы эти страницы жизни врезались в память на всю жизнь. Двенадцатилетняя девочка помнит, как ходили по улицам евреи с жёлтыми повязками на рукавах, потом их стали собирать и куда-то увозить. Помнит, как пришли за врачом-стоматологом, в семье которого было много ребятишек. В доме нашли всех мёртвыми: взрослые и дети сидели за столом, перед каждым стояла глубокая тарелка с отравленным супом. После войны узнали, что за городом, где стоял памятник революционерам, было расстреляно семь тысяч евреев.

Во время оккупации местные жители боялись не столько немцев, сколько лютовавших полицаев, которые хорошо знали привычки местных жителей, знали, где можно спрятаться и где кого искать. По соседству с домом Слабуновых жили девицы, которые весело проводили время с немцами, были женщины, устроившиеся на работу в гестапо. Большинство этих особ ушли из города вместе с захватчиками.

Война закончилась, когда Люся перешла на второй курс машиностроительного техникума. Она училась чертить и выступала. На торжественных концертах неизменно читала «Письмо товарищу Сталину» Исаковского, пела на избирательных участках, думая о том, как поскорее перейти из техникума в институт кинематографии в Киеве. Наконец учёба позади, она устремилась в столицу Украины, на студию Довженко, где должна была сбыться её заветная мечта. Не получилось: набора на актёрский факультет в том году не было. Посоветовали поступать в театральный. Взглянув на её диплом, в приёмной комиссии сказали: «Милочка, тебя ведь посадят, если узнают, что ты не работаешь по специальности. Давай заканчивай десять классов и тогда приходи».

Чтобы поступить в вечернюю школу, надо было работать. Каким-то чудом ей удалось устроиться секретарём начальника политотдела Донецкой железной дороги. Правда, временно, на место ушедшей в декретный отпуск сотрудницы. Через два месяца ей пришлось уйти, к счастью, со справкой о том, что она работает. Вечернюю школу окончила на пятёрки, но в тот год по разнарядке пришла только одна золотая медаль, которую и отдали пареньку, мечтающему поступить в московский вуз: «Тебе, артистке, зачем медаль?»

В Харьковский театральный институт поступала легко. К слову, на вопрос, читала ли она Станиславского, бойко ответила: «Да». «Что вы поняли?» – «Всё», – нимало не смущаясь, заявила она. «Надо же, – удивился профессор, – я всю жизнь занимаюсь театром и до сих пор многое не понимаю».

Все дипломированные специалисты считают студенчество самым счастливым временем жизни, особенно когда рядом любимый человек. Саша Берман поступал в институт после восьмилетней службы в армии. Вернулся с Дальнего Востока в длинном пальто с белым шарфом, небрежно обёрнутым вокруг шеи. Неизгладимое впечатление он произвёл на всех девушек курса, но взгляд остановил на Людочке Слабуновой. Поженились в Луганске после первого курса и с той поры шли по жизни вместе.

По окончании украинского курса театрального института Слабунова и Берман работать начали в музыкально-драматическом театре имени Артёма в городе Донецке. Сегодня трудно представить, но в пятидесятые годы в нём роль Джульетты играла шестидесятилетняя актриса, актёр, исполнявший роль Ромео, выглядел стариком. Режиссёр Николай Смирнов был рад, что в труппе появилась молодая пара. Берман – несомненный герой, а вот Людмила Тарасовна героиней стала по принуждению. По амплуа она острохарактерная героиня, в институте в дипломных спектаклях играла старух или бойких хохотушек, похожих на Трындычиху. Николай Петрович говорил: «Ты пойми, нет ни одной молодой артистки, поэтому играй что дают». Слабуновой он дал роль Маританы в спектакле «Дон Сезар де Базан», потом с Берманом они играли влюблённую пару в спектакле по пьесе Симонова «История первой любви». Людмила Тарасовна рассказывает, как гримировалась на эти роли: замазывала собственные брови, сверху рисовала густо-чёрные тонкие дуги, обязательно приклеивала ресницы и надевала парик с затейливой причёской. Сама себя не узнавала, ужасалась, но так было принято и ничего с этим поделать было нельзя.

Берман и Слабунова начали работать в театре в то время, когда многие актёры отличались непоседливостью, искали интересные творческие коллективы. Молодая пара не стала исключением. Проблемы переездов из театра в театр решал Александр Зиновьевич. Он писал в театры, представлял репертуарные листы и тут же получал приглашение.

В Иркутск переехали из Владивостока в 1969 году, здесь и осели. Почему? Людмила Тарасовна воспротивилась мужу: дочка пошла в школу, ей необходима нормальная семейная обстановка, стабильность. Это первая причина. Вторая заключалась в том, что у Людмилы Тарасовны удачно начала складываться творческая карьера. Наконец она стала актрисой в том амплуа, которое ей было определено талантом.

Заслуженные артисты России Людмила Слабунова и Виталий Сидорченко
в спектакле «Деревья умирают стоя»

Один образ сменял другой, и в каждом актриса представала в новом качестве, не повторяя своих героинь ни во внешней, ни во внутренней характеристиках. Разве могла быть похожа её Матрёна из «Смерти Тарелкина» Сухово-Кобылина на тёщу, запертую зятем в уборной, из «Характеров» Шукшина? И можно ли было повториться в спектакле «В этом милом, старом доме», в котором актрису видел автор Виктор Розов на гастролях в Калуге?

Как не вспомнить её Софью Ивановну из спектакля «Пока она умирала». Тогда многие думали, что пьеса Надежды Птушкиной — пустячок, пройдёт сезон-другой и спектакль будет снят с репертуара. Поставленный в честь бенефиса Людмилы Тарасовны, он шёл на сцене театра девять лет, и каждый раз героиня Слабуновой делала зрителей чуть счастливее, окрыляла, внушала надежду.

В следующий бенефис Людмила Тарасовна играла пьесу испанского драматурга Касоне «Деревья умирают стоя». Традиционную мелодраму актриса сделала настоящей драмой чувств. Вновь семейные обстоятельства и одиночество, которое заполняется вниманием и заботой случайных молодых людей. «Чем дольше живу, тем больше начинаю думать о душе, – говорит Слабунова. – Человек не должен совершать несвойственных ему поступков, человек обязан творить добро».

На вопрос, встречалась ли она в жизни с откровенным злом, не задумываясь ответила: «Нет, никогда». Наверное, судьба справедлива: за голодное детство, военное взросление, за то, что не была убита шальной пулей, пущенной немецким автоматчиком вслепую, выпала ей счастливая творческая судьба и роли, подобных которым она не играла в молодые годы. Разве может сравниться её Маритана с пани Конти из спектакля «Соло для часов с боем»? Правда, не всё гладко было в период подготовки, болели актёры, занятые в постановке, во время репетиций умер Александр Зиновьевич. Откуда черпала силы Людмила Тарасовна, сыгравшая премьеру сразу после похорон любимого мужа?

Дело в закалке. Люди поколения Слабуновой стойкие, понятия «не могу» для них не существует, есть слово «надо». Людмила Тарасовна играла спектакль, понимая, что горечь утраты она может пережить на сцене, наделить свою героиню теми чувствами, какие не смогла пережить в жизни. Аплодисменты и улыбки зрителей – награда за то, что не успела в последние минуты сказать самому дорогому человеку.

«Лебединой песней», как говорят в народе, для актрисы стала роль Миронихи в спектакле «Последний срок» Валентина Распутина. Не случайно на фестивале «Золотой витязь» в Москве Слабунова была признана лучшей актрисой среди исполнителей ролей второго плана. В трёх эпизодах спектакля она играет не биографию — проживает судьбу!

В длинной юбке, фуфайке, чёрном платке, с виднеющейся белой полоской от внутреннего платочка, она кажется грубой, жёсткой старухой. И шутит как-то не по-женски, скользит по грани мужицкой бравады. Одна из первых фраз чего стоит: «Не померла ещё, старуня?» А дальше разговоры о блудливой корове, не вернувшейся с выпаса домой, о детях, житье-бытье, о сборах в дорогу, из которой обратного пути не бывает.

В следующей сцене героиня Слабуновой становится мягче, а в третей и вовсе меняется: сидят на лавочке две старушки – одна прямая, другая положила голову ей на плечо, молчат. Греются на солнышке, прощаясь с белым светом. Две святые, возведённые не людьми – самой жизнью в этот ранг за мучения и терпение, любовь и всепрощение.

Людмила Тарасовна Слабунова знает о жизни многое, знает она и нечто такое, что зовётся не творчеством, а творением, не бытом, а бытием. В длинном, неспешном разговоре она не раз вытирала слёзы – это были очистительные слёзы её неуспокоенной, мудрой, легкоранимой души. А ещё она оплакивает родной Луганск, в котором гибнут славяне от рук тех же славян, развязавших братоубийственную войну. У Людмилы Тарасовны болит душа за город, в котором выросла, за горожан, обезумевших от бомбёжек. Кто мог подумать, что Людмиле Тарасовне придётся на склоне лет в Сибири вновь сострадать жертвам войны. Но… «Проходит всё, пройдёт и это».