«Главные роли зубами не вырываю»

– В начале разговора невозможно не спросить про ваше необычное имя. Откуда оно? 

– Папа у меня азербайджанец, а мама русская. И он, никого не спрашивая, как и заведено в его краях, пошёл и назвал сына так, как считал нужным. Моё полное имя звучит так: Гейрат Намус Садраддин Оглы, что означает «сын Садраддина». Дома, естественно, были споры, потому что у нас это не принято. «Гейрат Намус» в переводе означает «честь и достоинство». Ну а фамилия Шабанов происходит от названия месяца «шабан», так в мусульманском календаре называют август. 

– А понятия чести и достоинства насколько для вас значимы?

– Как и для любого другого человека. А вот как они во мне переплетаются, надо уже судить не мне, а окружающим. 

– Музыкальность в детстве как поддерживалась?

– К сожалению, я довольно поздно начал заниматься музыкой. Отца я потерял в три года, мама была всегда занята – она одна тянула четверых детей. «Ну поёт да поёт» – так она рассуждала. Музыка привлекла меня лишь классе в восьмом, когда я взял в руки гитару и начал играть – как и многие пацаны, для привлечения женского пола. В 10-м классе был мой первый конкурс, в котором я успешно провалился. Затем я просто перестал где-то выступать, не было такой возможности, появилась семья, родился ребёнок, было не до этого. Ведь что такое «петь» в понимании жителей небольшого посёлка или деревни? Поют на гулянках. Это как у Шаляпина ямщик как-то спросил: «Барин, вы чем занимаетесь?» – «Пою». – «Но петь-то и я пою, я спрашиваю, чем вы занимаетесь?» Потом, к счастью, на моём пути попался замечательный человек, заметивший мои природные вокальные данные. Это была Галина Александровна Манькова, царствие ей небесное. Она занималась эстрадным вокалом, разглядела во мне что-то, мы стали вместе заниматься и ездить на конкурсы. Кардинально она меня не ломала, просто поправляла, корректировала.

– Но она ставила вам голос? Или вам был дарован редкий талант – от природы поставленный голос? 

– Если честно, я не понимаю этого словосочетания – «ставить голос». Всё как-то само нарастает, и появляется голос. В 2008 году я выступал в Иркутске на фестивале «Сияние России», пел песню «Ты моя мелодия». После представления ко мне подошёл Владимир Константинович Шагин и предложил работать в театре. Я подумал и решился. Так я переехал в Иркутск и начал петь в музыкальном театре. 

– То есть специализированное музыкальное образование вы не получали?

– По большей части я занимался самообразованием. Перед тем как приехать сюда, я самостоятельно изучил музыкальную грамоту и элементарную теорию музыки. А несколько лет назад закончил Иркутское театральное училище.

– В Иркутск вы приехали в возрасте 27 лет. Как выходили из зоны комфорта?

– Конечно, было страшно. Человеку, прожившему 27 лет на одном месте, менять что-то не особо хочется. Срываться оттуда, где у тебя была работа, оказалось страшновато. Но я решился и поехал. Толчком послужил тот факт, что сельская местность живёт не очень хорошо и вырваться в город всегда считалось большой удачей. 

– Как вы считатете, ваша карьера за шесть лет развивалась по восходящей? 

– Да, но были и свои внутренние падения. Я ведь человек мнительный и самокритичный, а искусство пения не настолько простое, как это может казаться со стороны. Для меня, например, гораздо понятнее искусство актёрского мастерства. А в пении – чем дольше живёшь и поёшь, тем больше понимаешь, что ты ничего не понимаешь. 

– А как вы влились в коллектив? Всё-таки театральная труппа – это совершенно особая среда, это ведь не учительский коллектив, не бухгалтерский отдел, не завод. 

– Почему? Здесь работают такие же обычные люди. 

– Разве? Как минимум они более нервные, чувствительные, амбициозные.

– Специфика работы здесь, конечно, своя, она накладывает определённый отпечаток. Но кардинальных отличий актёров от людей нетворческих я не вижу. Да, здесь работают люди амбициозные, но покажите мне место, где работают люди без амбиций.

– Как принял вас коллектив? Труппа в музтеатре доброжелательная? Как вы своё место под солнцем отвоёвывали?

– В основном хорошо меня встретил коллектив. И я ничего не отвоёвывал, зачем? Всё просто: иди да работай. Я не из тех людей, которые будут зубами вырывать роли, крысятничать из-за главных ролей. Работы хватает всем.

Российские конкурсы более душевные 

– Какие интересные работы последних лет вы бы отметили? 

– Одна из моих первых работ была интересная (на мой личный взгляд, как я в ней себя показал, не мне судить) – это Мотл в «Скрипаче на крыше». Этот образ дорог мне тем, что у него есть развитие, такое встречается не во всех спектаклях. Он из тюфяка постепенно превращается в мужчину, это интересно. Зачастую режиссёрская работа 

роста персонажа не предусматривает, к сожалению. А хотелось бы играть именно такие роли – с развитием. Была также работа, которая мне нравилась именно с вокальной стороны, – в спектакле «Баядера» Кальмана. К сожалению, эту постановку убрали из репертуара. А вообще у меня практически нет нелюбимых работ. Одна из моих больших и любимых ролей – главная роль в постановке «Сирано де Бержерак» прежде всего из-за потрясающего изначального материала и сильной драматургии. Выше и сильнее этой пьесы нет, даже «Гамлет» проигрывает, и это не только моя точка зрения. Это великая вещь, и чем больше ты будешь над ней работать, тем больше будешь понимать её. 

– Какие у вас мечтания, планы?

– Моя мечта – спеть в театре Мистера Икса. Когда я только начал заниматься пением, ария Мистера Икса для меня была чем-то сверхъестественным по музыке и эмоциональному наполнению. Вообще, хотелось бы петь оперу, больше я тяготею к классике. Потому что в музыкальном отношении сейчас мало ярких современных оперетт. А классика – это всегда интересная и уникальная музыка, недаром она живёт десятки и даже сотни лет. Классика неисчерпаема в своём богатстве. Хотелось бы также спеть Евгения Онегина. Я не совсем создан для мюзикла, к сожалению или к счастью. И я считаю, что не может быть актёра универсального жанра. Некая универсальность может сказаться на качестве, потому что если ты работаешь в одном направлении, то совершенствуешься, мастерство оттачиваешь, не распыляешься. А то бывает, сегодня человек поёт в рок-опере, а завтра выходит в классической оперетте «Граф Люксембург». Голосовому аппарату трудно перестроиться на столь противоположные задачи. Но в провинциальных театрах не полностью укомплектованы труппы и актёры вынуждены приспосабливаться.

– В новом романе Дины Рубиной «Русская канарейка» главный герой – обладатель уникального голоса, контртенор. И проскальзывают интересные детали – утром он не разговаривает, в день концерта – вообще полный голосовой вакуум. А у вас есть какие-то свои фишки, секреты в обращении с главным профессиональным инструментом? Или это всё же мифы?

– Нет, не мифы, просто у всех вокалистов всё по-разному. Я, допустим, на это сильного внимания не обращаю. Но перед сольным концертом стараюсь меньше разговаривать, а на репетициях не пою в полный голос. Очень хорошо имбирь помогает – не чай имбирный, а именно имбирь. 

– Имбирь? Грызть?

– А кто сказал, что будет легко? Не обязательно есть килограммами, просто пожевать достаточно. 

– У вас также сложился инте-ресный творческий союз с Иркутской областной филармонией. 

– В филармонии не так давно прошёл уже третий сольный концерт в этом сезоне. Я пою песни из репертуара Муслима Магомаева – под фортепиано, а также с малым составом оркестра, ансамблем «Амадей».

– Расскажите о тех профессиональных конкурсах, в которых вы не так давно одержали победу. 

– В Сочи проходил Международный конкурс вокалистов имени Валерии Барсовой, это современница Неждановой и Шаляпина. В жюри были баритон с мировым именем Сергей Петрович Лейферкус, Хибла Герзмава, лирическое сопрано, заслуженный артист России, солист Большого театра Бадри Майсурадзе, народная артистка России, солистка Большого театра Нина Романова. Для меня было честью петь перед такими людьми. Всё было тепло, по-домашнему, не как на конкурсе в Вене, где я выступал до этого. За границей всё гораздо суше и холоднее: ты выходишь, поёшь перед жюри и уходишь под стук собственных шагов, конкурс закрытый, зрителей нет. А в Сочи была хорошая психологическая поддержка. В Екатеринбурге, на конкурсе артистов мюзикла и оперетты имени Владимира Курочкина, тоже всё по-домашнему было. Наши российские конкурсы более тёплые и сердечные, несмотря на международный масштаб. 

– А победы вам что-то приносят? Кроме удовлетворённого тщеславия?

– Если честно, тщеславие тоже не удовлетворяется. Да, жюри меня высоко оценило, но я-то себя по-другому оцениваю. Всё время думаешь, что ты мог бы лучше. Радостно, что мне удалось получить индивидуальные мастер-классы у Сергея Лейферкуса и Дмитрия Вдовина. После выступления перед такими людьми более уверенно себя чувствуешь на профессиональной стезе.