«Иркутский репортёр» много писал о тех, кто находится на самом дне, и Александр нас заинтересовал тем, что он резко выбивается из этого стройного ряда типажей – опустившихся, сильно пьющих, полностью лишённых воли к жизни и желания хоть немного напрячься и изменить свою судьбу. Он служил живым доказательством – если человек даже на дне жизни устанавливает для себя жёсткие ограничения, принципы выживания и правила поведения, то сломать его ничто не сможет. 

Обычный интерьер необычного жилища

Внутри «сарай» выглядит как обычная благоустроенная комната в малосемейном общежитии

Не в центре города, но и не на окраине, в заросшей густым кустарником ложбинке между двумя микрорайонами стоят две небольшие избушки три на четыре, на вид обычные хозяйственные сараи, только сложены из основательного бруса. С одной стороны, скрытая зарослями, шумит стройка, с другой – объездная дорога между двумя районами. Если стоять на пороге, то невдалеке чуть проглядывает корпус ночного клуба. Но в эту «сонную лощину» не ведут даже протоптанные тропки, а случайно сюда попасть не позволяет свора собак. Расположившись на открытом пригорке, они чутко блюдут безлюдность этого места. Внешне это обычная стая бродячих животных, что сразу отбивает всякое желание к ним приближаться. Первое впечатление обманчиво – собаки хоть и беспородные, но сторожевые и отчасти даже дрессированные. 

Несмотря на внешний затрапезный вид, внутри избушки тепло и уютно. Сразу за входом – закуток с небольшой кухонькой, где урчит электрический чайник. За дощатой перегородкой – «гостиная».

– Разувайтесь! – строго напоминает Александр. Пол застелен ковром, ещё один висит на стене, потолок оклеен узорными пластиковыми квадратами. Справа – незастеленный диван, Александр извиняется – приболел, много лежит. В углу на тумбе стоит цветной телевизор, на экране – новости, под ним – DVD-плейер. Там, где в тумбе обычно стоят колонки и хранятся диски, стоит странная железная коробка без передней дверцы.

– Это обычная кухонная электродуховка, – улыбается Александр. – Я её использую в качестве камина. Очень удобно: ставишь таймер на час на любую температуру и можешь спокойно ложиться спать. За час она даже зимой так протапливает комнату, что можно в трусах ходить. 

В комнате вообще много различной по виду сломанной техники: на стене висят колонки от компьютера, за диваном кучей лежат электронные внутренности ещё какого-то аппарата, не то компьютера, не то радиолы – другие отверженные приносят, меняют на алкоголь, Александр ремонтирует и продаёт за живые деньги «нерусским» на стройку. 

Об источнике электроэнергии Александр говорит неохотно – с ближайшего столба запитывается. «Иркутский репортёр» усаживается в кресло, стоящее между диваном и телевизором, и начинается общение. Собеседник ещё раз оговаривает – никаких фотографий лица, упоминаний о точных привязках к прошлой жизни:

– У меня очень много родни, они люди состоятельные, я не хочу, чтобы меня вычислили – я для них умер. 

О причинах своей строгой самоизоляции он говорит с некоторой злостью – было время, когда ему нужна была помощь, но никто не помог. Теперь ему и самому ничего не надо – лишь бы оставили в покое. Время от времени, словно разряжая атмосферу, в воздухе разливается приятный цветочный аромат. Оказывается, рядом с телевизором стоит автоматический дезодорант-распылитель, работающий от батареек. А вы как себе представляли жилище обычного бомжа? 

Квартиру за алименты 

Александр: «Будем пить чай – алкоголь у меня в доме запрещён»

Во сколько лет человек может попасть в бомжи? Стереотип рисует пожилого человека, по безалаберности и пристрастию к алкоголю оставшегося без жилья. Александру всего 35, и он утверждает, что его приятели-бомжи, время от времени забредающие к нему в избушку, – молодые люди 20–25 лет. Его личная история если и отличается от типовой, канонической, то лишь в мелких деталях. Он родился в одном из небольших промышленных городков недалеко от Иркутска, прожил там большую часть жизни, женился, был обычным трудягой – то, что в штатном расписании непочтительно называется «чернорабочий». Больше десяти лет назад он развёлся с женой – о причинах говорить отказался, отделавшись стандартной, слегка урезанной формулировкой «не сошлись» – не то характерами, не то взглядами на жизнь. Сошлись, не сошлись, разошлись – обычная история. 

– Мне по наследству от бабушки досталась квартира. Незадолго до развода у меня родился ребёнок – девочка, сейчас ей 14 лет. Ну, мы с женой и договорились – я квартиру оставляю ребёнку, а она взамен не требует с меня алименты. И я ушёл. Знаю, что эту квартиру они сейчас сдают, но я не в претензии – считаю, что они получают хорошие алименты, так что долгов я за собой не оставил, – вспоминает Александр.

Первое время он вёл жизнь классического бомжа: летом ночевал «в кустах», зимой – в подъездах и на вокзалах. Три года старался выжить на улице. Видимо, спасло то, что он всегда отрицательно относился к алкоголю – его охотно брали на тяжёлую неквалифицированную работу, и он ночевал «под мостом» в Затоне, а подрабатывал на вокзале носильщиком, на «железке» разгружал составы, убирал мусор… 

– Про жизнь бомжей рассказывают всякие сказки и ужасы. Весёлого и правда мало, но нормальный человек может устроить свою жизнь везде. Одно время зимой я договаривался в дачных кооперативах – меня пускали жить в домики, я сторожил участки, попутно подрабатывал по мелочи – разбирал бани, складывал срубы, где-то чистил погреба. Работа всегда есть, и при желании можно заработать, – уверен Александр. – На жизнь мне хватало всегда. Когда работал в охране на стройке, даже снимал квартиру в Академгородке. 

Восемь лет назад прибился на то место, где живёт сейчас. 

– Здесь уже тогда стоял долгострой административного здания, который сейчас взялись доделывать, – он машет рукой на шумящую рядом стройку. – Я сначала там подрабатывал по строительству, потом перешёл в охрану – охранникам предоставляли вагончик, и я с тех пор всегда искал работу, на которой можно было жить. За это время сделал утерянные, пока бомжевал, документы.

Когда объект закрыли, он продолжил уже ставшее привычным существование – ездил по стройкам в окрестностях Иркутска, успел поработать в Мегете, Байкальске, Баклашах, зарабатывал деньги и жил на строительных площадках. Прибился к бригаде вольных электросварщиков-наёмников, жил с ними в Маркова, в общежитии, работал в Иркутске:

– Например, я делал четырёх с половиной километровый «оранжевый забор» на политехе, знаете? 

Самострой «сарай коттеджного типа» 

Дом находится под охраной…

Потом бригада распалась, и, снова оставшись один, Александр вернулся в уже знакомые места – к заброшенному долгострою. Объект был известный, он знал все коммуникации и поселился в расположенном рядом колодце теплоцентрали. Зимой даже была горячая вода, он стал помаленьку обустраивать новое жилище – запитался электричеством с ближайшего не отключённого от стройки столба, от которого получает энергию и по сей день. Нашёл и отремонтировал телевизор, постелил ковёр…

– Там было почти всё то же, что и здесь. Только немного теснее и душно, – рассказывает Александр. – А потом у меня появился сосед – этот, который сейчас в соседнем домике живёт… У меня, правда, с ним ничего общего, так, чай-сигареты. Он ни читать, ни писать не умеет. Ему в детстве что-то упало на голову, родители от него отказались, сдали в психлечебницу в Сосновый Бор. Он в семнадцать лет оттуда сбежал, бродяжил, обосновался здесь, подрабатывает на шиномонтажках. Ему на днях, шестого мая, двадцать четыре исполнилось…

Три года назад с новым соседом из строительного мусора, оставшегося от долгостроя, Александр со-орудил первое жилище. Это был «сарай коттеджного типа» – две «квартиры» с отдельными выходами и общей стенкой. Место он приметил ещё при жизни в колодце – в глухом распадке, который не видно проходящим буквально в сотне метров машинам. В «коттедже» они прожили одно лето, а поздней осенью, когда уже пробрасывало первым снегом, безалаберный сосед спалил хижину – ушёл по делам, оставил включённым обогреватель-винтилятор, и от раскалённой нити загорелся диван. 

– Благо я был дома. Почувствовал, что тянет дымом, пошёл, открыл его дверь – оттуда пыхнуло огнём, обожгло правую сторону лица, – Александр проводит пальцами по зажившим рубцам. – Домик сгорел, но свои вещи я успел вынести – они у меня всегда аккуратно сложены. 

Соседи без конфликта разъехались – каждый стал себе строить отдельную избушку в полусотне метров друг от друга. Помогали местные бомжи – в основание нового дома Александра были заложены спиленные ими деревянные столбы линии электропередачи, которую протянули, но так и не успели подключить к долгострою-кормильцу. Новый дом получился капитальным, из бруса, проложенного утеплителем с той же стройки – пока корпус не был готов, Александр спал на мешках с этим утеплителем, отсутствующую крышу заменив натянутым полиэтиленом. К тому времени стройку начали помаленьку размораживать, и гвозди и прочие мелкие стройматериалы Александр выменивал у рабочих за наушники и другую простую электронику, которую либо находил сам, либо ему приносили и обменивали на спирт окрестные бомжи. К зимним холодам дом был готов «под ключ». 

Жизнь «как в джунглях»

Всё как у людей. Правда, воду приходится носить из ближайшего кафе…

За несколько лет жизни на обочине объездной дороги Александр выстроил устойчивые отношения с местными обитателями дна. Они время от времени приходят к нему в гости, ведут незамысловатый бартер, натуральный обмен. 

– Вот этот телевизор, – Александр показывает на «ящик» с диагональю 54 см, – мне притащили бомжи испорченным. Я его включил – он вспыхнул и задымил. Я его просушил, разобрал, пропаял… Уже год работает как новый. Старый, маленький, который помнит ещё жизнь в колодце, продал нерусским на стройку за пятьсот рублей. Все вещи, которые здесь есть, мне принесли знакомые. У меня есть приятель в кафе, он иногда мне наливает немного спирта – я на него обмениваю разную полезную утварь.

Окрестных бомжей Александр знает всех – их около десятка человек, в основном это молодые люди, средний возраст около двадцати, много неграмотных, многие сбежали из детских домов. Отличает их полное нежелание бороться за нормальное существование.

Приметы нехитрого быта жизни «как в джунглях»

– К соседу моему прибился одно время 18-летний парень. Я с ним разговорился – он рассказал, что за год до выпуска сбежал из детского дома. Я говорю: дурак ты, потерпел бы ещё немного – при выходе из детдома дают денег обустроиться, могли предоставить жильё. А он сидит и ноет: да там скучно было. Я говорю – сейчас не поздно, вернись, попроси помощи, твои документы там остались, что-то положено от государства. Не хочет… Другой парень приходил, просился пожить. Я его накормил, жить не оставил, честно сказал: ты вчера в подвале ночевал, а сегодня со своими вшами ко мне в дом просишься. Он говорит: я живу в Железногорске, нет денег до дома добраться. Я дал ему денег на билет – он их в тот же день пропил. Живут одним днём, ничего не хотят менять, только жалуются, как к ним жизнь жестока, – удивляется Александр. – Хочешь нормально жить – иди на автомойку работать, там двести рублей в день платят кроме зарплаты и каморку ночевать можно выпросить. Не хотят – день отработают и уходят… 

Не всем такая самостоятельность и независимость нравится. В прошлом году, и опять осенью, дом Александра снова пытались спалить – днём подожгли дверь. Сам он уверен, что это был кто-то из своих, здешних обитателей – чужих собаки не подпускают. Тогда сгорела только крыша, отстроить удалось быстро, за месяц, который Александр прожил у гостеприимного соседа. Именно тогда он приспособил над дверью противопожарную сигнализацию – дымоуловитель, который включает пронзительную сирену, даже если просто куришь на кухоньке. Тогда же прорубил рядом с дверью окно – чтобы видеть, кто идёт со стороны единственного входа в ложбину от дороги.

– Здесь как в джунглях: чужаки не ходят. Когда только построился, было страшновато. Неподалёку ночной клуб. Там кто-нибудь рванёт сумочку у девушки – и в эту сторону бежит. Одно время каждую ночь дрались толпа на толпу. Тогда я и завёл собак, щенками их сюда привёз, Бакса и Бутуса. Они умные – если человек выходит от меня, они даже не гавкнут. А сюда никого не пускают. У соседа тоже три собаки, они стаей лежат в отдалении, на пригорке, подходы перекрывают. Но гостей у меня много, – неожиданно откровенничает Александр. – Не только же бомжи ко мне ходят. Домашние девочки не брезгуют ночевать. Из того же ночного клуба – приедет девочка из Шелехова, например, куда ей ночью идти – на автовокзале ночевать? 

– А начальство со стройки вас не прогоняет? – любопытствует «Иркутский репортёр». Александр отрицательно мотает головой:

– Они нас тут, наоборот, держат. На стройках всегда ночью беспокойно, воровство. А мы, получается, их охраняем. Недавно приезжала большая комиссия, заходили к нам, спрашивают: вы не из наших материалов себе хоромы отстроили? Я говорю: да вы посмотрите, всё старое, использованное. Они поулыбались, погрозили пальчиком, но ушли мирно, вроде как добро дали. К нам и участковые заходили… Точнее говоря, заходят постоянно. Претензий у них нет, наоборот, показывают фотографии, спрашивают: «Такого не видели? Может, появлялся у вас?» 

После нескольких пожаров и поджогов Александр поставил дома дымоуловитель

– А по ночам не страшно?

– Наоборот, ночь – самое спокойное время. Если что, собаки разбудят. Здесь лишь одна бытовая проблема – воды нет, приходится в баню в город ездить. Колодец-то наш, как стройка началась, закрыли, – Александр тяжело вздыхает и признаётся: – Здесь только одно страшно – в одиночестве болеть. Как в пословице, действительно никто стакан воды не подаст… 

Долгосрочных планов Александр не строит. Сейчас они с соседом боятся лишь одного – или закончится стройка, и новые обитатели здания при благоустройстве местности их отсюда прогонят, или вообще ложбинку займут разрастающейся в городе «точечной застройкой» – расположенные рядом микрорайоны неумолимо наступают. Так что о ближайшем будущем Александр говорит кратко и без энтузиазма: «Нам бы только зиму здесь прожить, чтобы в холода без жилья не остаться. А если выгонят… Ну, не первый раз. Пойду опять в охрану работать. Не пропаду…»