Если у ближнего есть рубаха, сними её!

Съезжаться начали сразу после десяти вечера, а без четверти одиннадцать всё фойе заполнила костюмированная публика. У самого входа расположилась дама в маске, изображавшая Витрину. Сразу за ней – Улитка, предсказывающая будущее. Чуть в стороне Электрическое освещение прохаживалось под ручку с Керосиновым освещением, а следом порхал Амур. Симпатичный молодой человек в брючной паре, обшитой газетными вырезками, представлял, очевидно, местную прессу. На голове его была шляпа с огромными полями, с надписью по кругу: «Независимые от редакции обстоятельства». Отдельной группой расположились Столб для объявлений, Товарищи по несчастью (проводник и стрелочник, пострадавшие во время крушения поезда), Думские гласные с мыльными пузырями. В дальнем углу застыл в немом ожидании атлет в зеленоватом спортивном костюме. Приблизившись, Александр Борисович разглядел множество карманов, из которых выглядывали бутафорские дула. 

– Вы, должно быть, Дух войны?

Атлет молча повернулся, показывая трафаретную надпись поперёк широченной спины: «Вооружённый мир».

Несколько масок эффектно демонстрировали крупно набранные объявления, и, прочтя «Управление железной дороги приглашает опытных костоправов на сезон 1899 года», Виноград подумал: «Пригодится ведь для процессов!» и достал всегда бывший при нём блокнотик с крошечным карандашом. 

– А не угодно ль и это переписать? – обладатель приятного баритона отошёл на удобное расстояние, и Александр Борисович прочитал, краснея: «Девиз адвокатов: Если у ближнего есть рубаха, сними её; а если есть две, то возьми себе обе!» 

Стоявшие позади Винограда расхохотались, и хотя это были совсем не знакомые ему люди, всё равно осталось ощущение, что смеялись над ним. 

– Что, раздумали переписать, или мне постоять ещё? – усугубил баритон.

– Отчего же? И вовсе не раздумал, – скрывая смущение, отвечал Виноград. – Очень обяжете, если чуть постоите.

– Агриппина, сюда! – окликнул баритон маску, раздававшую цветные карточки. – Здесь господин сатирой на адвокатов интересуется. 

И Винограду вручили маленькую жёлтую картонку. Александр Борисович не глядя вложил её в свой блокнот и лишь неделю спустя, готовясь к выступлению на процессе, прочёл: «Перед судом хитрей налима/ Он врёт за куш свой без конца. / Как же, однако, растяжима/ Честь юриста-брехунца!»

«Нет, впредь следует быть осторожнее! – он покраснел, вспоминая. – Хорошо ещё, что супруга в тот вечер не поехала на маскарад». 

Кстати, наутро жена спросила о впечатлениях. И он ответил обычным тоном: 

– Да, очень весело было. Но страшно душно. 

Читайте справочники, господа: чрезвычайно полезно! 

Александр Борисович хотел покинуть Общественное собрание сразу после полуночи, но, повернув к гардеробу, заметил предпринимателя Якова Давидовича Фризера. В последнее время тот жил большей частью на приисках и теперь, будучи в Иркутске проездом, остановился в недорогом «Амурском подворье». 

«Не удивлюсь, если он и в номере не один, и обедает наскоро, между дел, а дела-то его на многие тысячи золотых рублей, – с симпатией подумал присяжный поверенный, присматривая, где бы им поговорить поспокойнее. – Конечно, за этой непритязательностью угадывается и вполне понятная осторожность, но всё-таки видно, что не любит он мишуры. Картины покупает, да, но из каких соображений опять-таки? Кстати, где он со своими бесконечными переездами держит эту дорогую коллекцию? И какое у него на этот раз дело в Иркутске? Очень может быть, что по нашей, юридической части», – пронеслось в голове. Но когда оба сели в удобные кресла, спросил только:

– Как добрались? Погода не очень баловала…

– Да что погода, если ехать надобно? Край как нужен присяжный или частный поверенный.

– Здесь, в Иркутске, под конкретный процесс?

– Да в том и дело, что в отъезд, в Баргузин. И надолго. Подал вот нынче в местные газеты объявление и очень хотелось бы потолковать с кандидатами лично, чтобы не гонять их зря на далёкое расстояние. Только вряд ли успею со всеми встретиться, списываться придётся. 

– На каких условиях нанимаете?

– Гарантированный доход – 800 рублей в год. 

– Не расслышал… 1800?

– Просто 800.

Помолчали.

– Но, Яков Давидович, Вы ведь понимаете: столь ничтожную сумму получает разве что самый мелкий чиновник в Иркутске, а на приисках жизнь гораздо дороже, чем здесь.

– Не спорю. Но большей суммы гарантировать не могу.

«Говорит без нажима, без лукавства, без вызова. Значит, дела на приисках, в самом деле, так плохи». Вслух же сказал только:

 – На 800 рублей в год никто не пойдёт, даже и из самых неопытных. 

Фризер усмехнулся:

– А опытному-то 50% от иска выкладывать?

– Столь непристойные запросы встречаются разве что у «аблакатов» из отдалённых уездов. Что до Иркутска, то на Большой, в магазине Макушина, продаётся Справочная и адресная книжка на нынешний, 1899 год, и в ней среди разных такс (почтово-телеграфных, на переправы, на извозчиков) представлены и расценки на услуги поверенных. Если же обыватель листает один месяцеслов, он и отдаёт свои деньги первому встречному «ходатаю», не спросив даже и документа. А потом кричат, будто бы девиз каждого адвоката: если у ближнего есть рубаха, сними её; а если есть две, то возьми себе обе!

Так был ли злой умысел?

Объявление из газеты 1897 года

«И чего я так раздухарился? Вышло просто напыщенно и смешно. Впрочем, Фризер – человек очень умный, поймёт, да и скоро забудет всё как мелочь. И мне тоже следует отодвинуть, забыть. И переключиться наконец на дело Троицкого».

В этом ясном на первый взгляд преступлении была своя закавыка. Обвиняемый Троицкий, работящий, незлобивый мужчина, во время очередного застолья побил свою сожительницу Кобелеву. От побоев она и умерла. Осталась лишь загадка, как у одного доброго человека вызрел злой умысел относительно другого доброго человека? Или же вовсе не было умысла – притом, что преступление налицо? 

Чем более погружался Александр Борисович в обстоятельства этого дела, тем большим несчастьем представлялась ему совместное существование Троицкого и Кобелевой. «В сущности, при другом раскладе обстоятельств жертвой мог стать Троицкий, а Кобелева предстала бы перед судом в качестве обвиняемой. Но и тогда это был бы печально-естественный финал их бессодержательной жизни. Оба заливали водкой гнетущую пустоту, и эти почти ежедневные возлияния неизменно завершались драками. Кобелева умерла в приступе бессильной ярости, Троицкому же продолжать свой покуда бессмысленный путь. Если суд признает за ним злой умысел, каторга окончательно раздавит его; значит, нужно так выстроить линию защиты, чтобы непременно добиться наименьшего наказания. Или шансов слишком мало? Посоветуюсь-ка я с Мишей Дубенским!».

Михаил Маркович Дубенский, тоже из приезжих, но давно уж укоренившийся здесь, хорошо изучил местную среду, но не сросся с ней, и этот взгляд с небольшого расстояния оказывался наиболее точным. 

– Попробуйте, коллега! Нынче ведь не только защита внимает доводам обвинения, но и прокурорские делают перебежки к адвокатским. Слышали, должно быть, как наш товарищ прокурора неожиданно взял под защиту проституток из дома терпимости Агриппины Беспрозванной. То есть, собственно, принял во внимание, что это нужда привела их в злачное место. Да и самая кража, в которой уличили их, была только способом вырваться из борделя. 

– По моему ощущению, состязательность сторон всё более воспринимается как ожесточённое противостояние. В недавнем процессе с Вашим участием военный прокурор Кребер выступал без малого два часа и готов был высказываться и дальше, только бы убедить в правоте своей точки зрения. И ваши с Орнштейном отповеди были крайне страстны, словно бы решался вопрос вашей собственной жизни и смерти…

– А всё почему? – азартно подхватил Дубенский. – А потому, что каждый из нас совершенно убеждён, в чём в данном случае благо – в оправдании или в казни. 

– Недавно присяжный поверенный Харламов полностью принял доводы обвинения, в сущности оставив своего подзащитного. Это странно, очень странно, особенно когда знаешь, какой Валерий Александрович порядочный человек и какой адвокат основательный. 

– В силу этой основательности и докопался он до самого дна. То есть понял, что если убийство ничем не вызвано, нелепо, бессмысленно, а сам убийца нормален психически, перед нами преступление во имя преступления. Страшное порождение ссылки и каторги. Да, да, да, высокая концентрация их, насыщенность самой атмосферы дыханием преступивших закон порождают страшные фантомы, и их должно безжалостно уничтожать.

– С другой стороны, исконные жители этих мест, так называемые инородцы, пребывают в своём замкнутом мире, и вряд ли подходят к нему ключи наших законов. 

– Да не подходят совсем. Вот мы говорим: эпидемия, а для них это дух, пролетая над тундрой, наложил свои знаки, и оленное счастье тоже кончилось. Умирая в муках, они обращаются не к врачу, а всё к тому же злому духу. «Ты подползаешь сзади как трусливая росомаха, зачем не убиваешь сразу?! Приди, возьми меня, моего ребёнка, всех людей и всех оленей, чтобы никто не хвастался безнаказанностью». 

– Поразительно: область правосудия как бы смещена у них в некое невидимое, но притом ощущаемое пространство, и выносимые там «решения» получают вполне материальное воплощение. Но об этом лучше не думать, наверное: мало чего поймёшь, зато усомнишься в том, что знаешь, наверное. 

– А я с Вами, пожалуй, соглашусь, Александр Борисович. Ибо увлекался и я одно время этнографическими изысками… – Дубенский остановился в раздумье, рассказывать ли дальше. Но в это время дверь в юридическую консультацию открылась, и появился свежий, франтоватый и в самом прекрасном расположении духа Мечислав Станиславович Стравинский. 

Водевиль так водевиль!

– Так это мы с Вами будем бодаться через неделю? – весело обратился он к Винограду. И видя его недоумение, прибавил. – Я иск Лемке имею в виду. Так вот, крайне странный субъект этот Ваш подзащитный Лемке: деньги за доставку грузов принял, на всех оплаченных счетах расписался, а теперь пытается сделать вид, что никаких денег не было. Он что: вполне здравомыслящий господин?

 – Куда как здравомыслящий. В транспортной компании других просто не держат. Правда, на сибирских просторах и немца начинает мотать. Думаю, он сделал растрату, а теперь пытается сохранить лицо перед компанией и уйти с ореолом обманутого служащим купца Отрыганьева. 

– Рассчитывать на такой исход трудно: процесс-то заведомо проигрышный. Достаточно открыть бухгалтерские книги купца Отрыганьева, чтобы убедиться наверное: все деньги переведены, и в срок. 

– Хотел просить Вас, Мечислав Станиславович, дозволить мне первому затребовать на суде эти книги, а то ведь просто не к чему апеллировать. Я, конечно, предложу ещё допросить коллег Лемке, но всё это заинтересованные лица, и мне откажут, разумеется. Так вот, то-гда-то я и мог бы затребовать эти книги, якобы для поиска нужных моему подзащитному доказательств.

– Извольте, подыграю Вам, раз уж этот процесс у нас в жанре водевиля пойдёт, – рассмеялся Стравинский, – развлечёмся, да, кстати, и немного заработаем. 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела библиографии и краеведения Иркутской областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского.