Адвокатская аномалия
Погожим июльским вечером 1897 года по главной аллее Синельниковского (Интендантского) сада прогуливался Никтополион Александрович Преображенский, недавний выпускник юридического факультета московского университета, а ныне помощник секретаря иркутской судебной палаты. Со скамейки поднялись несколько знакомых, завязалась беседа, и она так захватила Преображенского, что он даже не заметил поклона товарища по факультету Григория Борисовича Патушинского. Или заметил, но проигнорировал?
С Патушинским высокомерие было непозволительно: все знали о его вспыльчивости и честолюбии. К тому же в студенчестве Григорий однажды ссудил Никтополиона деньгами и вряд ли забыл об этом.
Да, действительно, не забыл, и сегодняшнее «объяснение» закончилось тем, что Патушинский сломал о Преображенского трость.
Иркутские обыватели довольно часто выясняли отношения в публичных местах, и такую «форму досуга» местные газетчики даже окрестили «уроками упрощённого бокса». Но это были исключительно частные столкновения, теперь же сторона обвинения пожелала выйти за рамки бытового конфликта: в суде один из свидетелей заявил, что Патушинский оскорблял не частное лицо, а учреждение, коему оно служит:
– Он так и сказал: «Горжусь, что обломал палку о представителя иркутской судебной палаты».
При всей импульсивности обвиняемого допустить такой выпад было всё-таки трудно. Даже защитник пострадавшего присяжный поверенный Стравинский весьма критически разобрал это единственное показание. И согласился, что во фразе, инкриминируемой Патушинскому, возможного, пропущено одно важное слово и в действительности она могла звучать так: «Я горжусь, что обломал палку о НЕДОСТОЙНОГО представителя иркутской судебной палаты».
В кулуарах же Мечислав Станиславович Стравинский добавил:
– Выпад против Патушинского, разумеется, не случаен, господа.
И он очень симптоматичен, потому что показывает: в Иркутске собралось слишком много юристов, – он рассмеялся.
– Так вас это радует или огорчает? – поинтересовался кандидат прав Берков. – По выражению лица что-то трудно определить.
– И огорчает и радует одновременно. Конфликт-то явно ведь не последний, что весьма прискорбно для нашей несложившейся корпорации. Но нельзя ведь не признать и другое: конкуренция заставит всех подтянуться, да и обыватель от неё, несомненно, выиграет.
Мы, конечно, вас ждали, но…
Даже многие из ярых сторонников распространения на Сибирь судебных уставов Александра II опасались, что на местах не будет хватать хорошо подготовленных юристов.
– К примеру, я не вижу причин отправляться в Иркутск талантливым, перспективным адвокатам: гонорары по уголовным делам у нас только 25–50 рублей, а крупных гражданских процессов на всех не наберёшься, – рассуждал на журфиксе в «Восточном обозрении» один важный чин из управления генерал-губернатора.
И с ним соглашались, конечно. Однако накануне открытия судебных установлений в иркутской «Сибирской гостинице» все места, даже и незавидные, заняли «понаехавшие» господа юристы, как опытные присяжные, так и начинающие поверенные.
– Если судить по телеграммам, они двинулись на восток целыми отрядами, в каждом губернском и областном городе такое явление воспринимают почти как нашествие, – ответственный секретарь «Восточного обозрения» с некоторой растерянностью посмотрел на коллег. – Вчера мне передали три объявления о частных юридических услугах, а сегодня лично подъехали ещё три господина, просили поставить их тексты вне очереди и непременно на первой полосе.
– И поставим, и непременно на первой. Но за особую плату, – редактор Попов, с недавних пор примерявший и роль издателя, очень был озабочен доходами. – Я тут прибросил уже. Думаю, потянут: овчинка-то стоит выделки!
– А будто у них есть другой выход, – фельетонист с удовольствием затянулся свежезаваренным чаем. – Стаями будут теперь вылетать из каждого номера!
– Можно и стаями, – увлекаясь, подхватил ответственный секретарь. – Вот, к примеру, тройка: Луневский, Шапиро, Пестерёв, а за ними Елисеев, Перфильев, Зданович. Дальше Беликов, Харламов, Виноград. Или же (если больше заплатят), – иронический взгляд на редактора, – Стравинский, Хренников, Фатеев.
Такое разнообразие очень скоро разбаловало местную публику, отдававшую свой досуг разного рода судебным слушаниям. Завсегдатаи залов заседаний теперь чуть ли не захлопывали непонравившихся ораторов. Что уже говорить о судебных хроникёрах, почитавших долгом своим выставлять оценки. Особенно отличался корреспондент «Восточного обозрения», цедивший сквозь зубы: «Товарищ прокурора Тунгусов ЧИТАЛ своё обвинение, да и господин Осликовский, адвокат, так же не увлёк публику ни силою доказательств, ни красноречием». Досталось бы и председательствующему на судебном заседании, но репортёр вовремя вспомнил аплодисменты публики и решил на этот раз сделать всё-таки исключение: «Председатель своею тактичностью заслужил общие симпатии».
Номера с судебной хроникой разлетались в полдня, но редактор-издатель Попов был всё-таки недоволен: вчерашние звёзды местной адвокатуры демонстративно не подавали рекламные объявления:
– Представьте, они вдруг обнаружили прелесть домашних чаепитий, позднего вставания и неторопливого чтения в уютной гостиной, – иронизировал он в редакции. – Не верю, не верю и ещё раз не верю! За этой якобы безмятежностью кроются тревога и обида.
– По моим сведениям, – фельетонист вкусно потянул паузу, – Павел Иванович Звонников возобновил переписку с деятелями в европейской части России. И часто сердится, что почты идут слишком долго.
А Алексей Васильевич Тарасов, напротив, задерживал ответы родным: не писать ведь им, что дела одно за другим уходят к понаехавшим новеньким, и когда бы не жалование городского поверенного, то не знал бы, как и содержать собственную усадьбу, недавно приобретённую.
– Не ровен час и место городского поверенного присмотрят да и подковырнут ненароком, – предупреждал он молодую супругу и призывал к экономии «по всем фронтам». – Тут ведь не знаешь теперь, откуда и что прилетит. Ещё каких-нибудь полгода назад никого не смущало, что я лишь помощник присяжного, теперь же только и слышишь, как важно найти «настоящего адвоката».
Надо же когда-нибудь и отрезать
Чтобы хоть как-то избавиться от подступавшего раздражения, Алексей Васильевич написал две статьи – в «Судебную газету» и «Восточное обозрение». Перечитав, не отправил, но верно ведь умные люди говорят, что мысли передаются на расстоянии: 19 октября «Восточное обозрение» написало без обиняков:
«Со дня открытия новых судов прошло уже три с половиной месяца, а из старых адвокатов в присяжную адвокатуру допущены пока только трое. Много званных, мало избранных. В дверь стучатся многие, но она перед ними закрыта. Иркутский окружной суд строго держится правила «Десять раз отмерь, один раз отрежь». Бесспорно, осмотрительность – вещь очень хорошая, но нельзя же только мерить, надо когда-нибудь и отрезать».
– Отрежут, когда почувствуют в нас серьёзную силу, – отозвался в разговоре с коллегой Валериан Александрович Харламов. – Но пока мы очень разрозненны и так и норовим перебежать друг другу дорогу.
– Представьте, точно то же говорил мне вчера Сергей Петрович Елисеев…
– Так давайте соберёмся у него и обсудим наше общее положение!
– Тесновато у Елисеева, да и семейство беспокоить не хочется.
У Ивана Сергеевича Фатеева тоже маленький ребёнок, и он озабочен теперь поисками бонны.
– Да я с готовностью предоставлю собственную квартиру! – Харламов настроен был крайне решительно. – У меня и зал есть, где все свободно поместятся.
«Как бы не спугнул всех излишней горячностью», – опасливо думал Перфильев, объезжая с приглашениями коллег. Но на собрании Харламов был очень спокоен и немногословен, лишь изредка вмешивался – когда кто-то уводил разговор в сторону. Да под конец очень чётко подвёл черту:
– Товарищеский тон нашей встречи позволил обсудить и самое болезненное. А поскольку с этикой у нас нынче в порядке, – он улыбнулся, – полагаю необходимым перейти к другому, не терпящему отлагательства вопросу – открытию доступной для беднейших слоёв юридической консультации. Этого от нас по справедливости ждут, это нам под силу и, кстати, открывает короткий путь к собственному кабинету в здании судебных установлений.
Послушав Харламова, старожил Берков вовсе не удивился, что его (вместе с Елисеевым и Перфильевым) выбрали в ударную адвокатскую тройку – не только для сношений с судебными установлениями, но и для хозяйственных распоряжений.
– Это ещё не совет присяжных, конечно, но уже некое подобие, – удовлетворённо заметил Перфильев. – Вот только бы консультацию побыстрее открыть.
Очень быстро не получилось: Харламов ставил целью и здесь перемешать «старых» и «новых» адвокатов. Такой разношёрстный отряд сложился к началу следующего, 1908 года, и 19 января состоялось открытие консультации. Весьма торжественное, нельзя не признать: были и архиепископ, и начальник края, и губернатор, и городской голова, и, конечно, чины судебного ведомства под предводительством прокурора и председателя судебной палаты.
– Запомним этот день, господа, как день рождения первой в Сибири юридической консультации, – заключил Харламов пышные речи почётных гостей. После чего все отправились на обед в Общественное собрание, и там уже каждый член корпорации дал волю чувствам.
Направо пойдёшь –
ничего не найдёшь.
Налево пойдёшь –
всё потеряешь
«Что характерно: в спичах приезжих так или иначе повторяется это пафосное «воспитать силами корпорации нового адвоката-гражданина», – отметил старый зубр от адвокатуры Осликовский. – Забавно, конечно, но кажется, что они вполне искренни».
Подумав ещё немного, Осликовский решил тоже «заспичить повозвышенней», но (то ли с непривычки, то ли под влиянием выпитого) получилась лишь шпилька отсутствующему Каминскому.
– Кто таков? – полюбопытствовал Елисеев. – Фамилия очень знакомая…
– Должно быть, по «Судебной газете», – вставил хроникёр «Восточного обозрения». – Да, капитальный был автор, основательный, но уж больно высокомерный: из всех его статей выходило, что в Иркутске единственный стоящий адвокат – только он. По этой самой причине и оставил судебную практику. Думал, ненадолго, до открытия судебных установлений, ан не вышло!
Да, новый суд припозднился, и, когда уставы Александра II достигли Иркутской губернии, Каминский достаточно далеко уже отошёл от адвокатуры. В своё время он отказался от ведения дел в судах, ограничившись подачей советов и составлением разного рода деловых бумаг. Но ежедневное пребывание по распечатанному в газетах адресу не давало достаточной работы, а стало быть, и прожиточных средств. Дмитрий Григорьевич сделал ставку на Николаевский железоделательный завод, став его торговым представителем, но, видимо, снова не угадал… Хотя, казалось бы, к нынешней навигации был спущен на воду пароход, полностью сделанный на заводе, и ему даже дали гордое имя «Граф Амурский». Однако во время первого же рейса пароход усадил на мель баржу и сам застопорился. На помощь прибыл «Граф Сперанский», но злополучная баржа ещё глубже засела, и вскоре поползли шепотки, что у нового парохода и котлы ненадёжные, и весь он как бы не совсем удался. Каминский резко пресекал такие разговоры, но его продолжали расспрашивать, словно бы желали ему досадить. Или же он стал настолько мнителен?
Когда-то Дмитрий Григорьевич позволял себе заведомо иронический тон, о чём бы ни говорилось, и вот теперь ядовитые стрелы, кажется, полетели обратно. «Восточное обозрение» не без удовольствия сообщало, к примеру: «Мы слышали, что представитель Николаевского завода г. Каминский отправился в Китай для найма кули, которыми управление думает заменить русских рабочих, не желающих подчиняться всем требованиям заводской администрации. Конечно, китайцы-кули в этом отношении будут значительно сговорчивее. Но мы надеемся, что правительство и местная администрация воспротивятся привозу кули. Дела же Николаевского завода вряд ли поправятся даже и тогда, когда заводоуправитель будет работать даровыми китайцами: дело здесь не в рабочих».
Не пропустила редакция и момент возвращения Дмитрия Григорь-евича из командировки, отметив в номере от 10 октября 1897 года: «Ныне Каминский возвратился из Китая и, как нам удалось узнать, не привёз оттуда ни одного кули».
Справочно:
Попытка открыть в Иркутске общедоступную юридическую консультацию была зафиксировала газетой «Восточное обозрение» в номере от 23 августа 1895 года. И эта идея увязывалась с возрождением существовавшего в Иркутске в 1860-е годы юридического общества. Однако попытка не удалась. Возможно, препятствием стал высокий образовательный ценз, возможно, дореформенному юридическому корпусу не хватило энергии. Так или иначе, но попытки объединения адвокатов и открытия общедоступной юридической консультации удались лишь юристам новой волны, прибывшим с распространением на Сибирь судебных уставов Александра II.
Любопытный прецедент создала и супруга председателя иркутской судебной палаты Георгия Владимировича Кастриото-Скандербек-Дрекаловича: сразу по прибытии она приняла на себя из рук архиепископа Тихона обязанности председательницы местного Благотворительного общества. И очень скоро заново поставила всю работу. Первыми ощутили это постоянные посетители дешёвой столовой: в её пользу дан был с большим успехом спектакль в городском театре, обязанности кассира в столовой разделили жёны и дочери чиновников, что позволило сэкономить на расходах. Кроме того, «дежурным барыням и барышням» вменялось в почётную обязанность оплачивать несколько обедов из собственного портмоне. «Дешёвая столовая ежедневно посещается массой народа», – отмечало «Восточное обозрение» 18 февраля 1898 г.
Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела библиографии и краеведения Иркутской областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского