В полной мере это относится и к музыкальному вечеру, посвящённому Рахманинову. Сама со-средоточенность пианиста на одном авторе говорит о серьёзности исполнительского замысла. Концентрацию же в одном концертном вечере сложнейших сочинений позднего Рахманинова может позволить себе лишь музыкант самого высокого класса. В концерте фигурировали «редкости» из рахманиновского наследия: Вариации на тему Шопена, Вариации на тему Корелли, Соната № 2 (вторая редакция), Этюды-картины (соч. 39), за исключением наиболее известных.

Программа-композиция концерта была тщательно продумана исполнителем. Подобно этюдам, выдерживаемым порой в определённом тоне (Брочек. «Этюд в багровых тонах»), в концерте, казалось, существовал некий определяющий настрой – эмоциональный «камертон» позднего Рахманинова. Включённые в программу минорные Этюды-картины демонстрировали принцип «избирательного сродства» (Гёте). Постепенное погружение в мир рахманиновской музыки вело к кульминации: к завершающим концерт Вариациям на тему Корелли, где особый позднерахманиновский настрой был доведён до высшего предела. Исполнение вариаций Сероватовым вызывало душевное потрясение – воплощённой дьяволиадой, образом «насмешливого рока» (выражение из романса Рахманинова), лирикой отпеваний-отстранения (последняя вариация-итог).

Дополнительную цельность всему концерту придавало обрамление его жанром вариаций. В более ранних Вариациях на тему Шопена прослушивалось предвестье стиля позднего Рахманинова: игра смыслами «заглавной» властной темы порой являла лик Судьбы. «Царство печали» Этюдов-картин раскрывалось многозначно: в приглушённой лирике, в чистоте перезвонов (колокольность – характерная черта музыки композитора), в совмещении с ироничностью, в сочетании воли и безнадёжности. Как эмоциональный «индикатор» Сонаты № 2 воспринимался контраст тревоги, смятения и меланхолического лиризма на пути к преодолению и просветлению.

Прозвучавшие в концерте рахманиновские обработки сочинений Мендельсона, Чайковского, а также полька самого Рахманинова временно разряжали накалённую эмоциональную атмосферу.

Отличительные особенности фортепианного мастерства Константина Сероватова – безупречность техники, выразительность интонации, красота, точный выбор качества звука – восхищали слушателей. Свойственная пианисту полная поглощённость музыкой, убедительность её прочтения – своего рода концептуальный абсолютный слух – порождали ответную реакцию присутствующих, создавали идеальный контакт пианиста и публики.

Остаётся пожелать, чтобы сольные концерты Сероватова чаще фигурировали на афишах филармонии.