издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Евгений Таубкин: «В кризис инновации будут вытаскивать бизнес»

  • Записала: Алёна МАХНЁВА

«Вообще-то на такие мероприятия лучше ходить в джинсах и майке», – говорит руководитель инвестиционной службы Фонда «Сколково» Евгений Таубкин, приехавший в конце марта в Иркутск в качестве одного из экспертов Russian StartupTour, самого масштабного совместного проекта российских институтов развития в регионах. В иркутской программе Russian Startup Tour приняли участие более 430 человек, заявлено 84 проекта, 16 прошли отбор для публичных презентаций. Таубкин, относительно недавно сменивший инвестиционный банкинг на работу в госструктуре, по-прежнему чувствует себя скорее участником стартап-сообщества, нежели чиновником. В интервью «Конкуренту» он рассказал, кто может получить деньги в «Сколково» и почему государство ничего не должно стартапам.

– Какова ваша задача в «Сколково»? Доводилось ли сотрудничать с иркутскими стартапами?

– Пока нет – я не так давно пришёл в «Сколково». Меня позвали развивать бизнес-составляющую, привлекать внешние инвестиции в проекты. Последние годы я занимался инвестиционным банкингом, привлечением денег в крупные технологические проекты в России и за рубежом. Аналогичная работа со стартапами в «Сколково» показалась интересным вызовом. Институт развития даёт государственные деньги, но я считаю, если наши старт­апы имеют знак качества «approved by «Skolkovo» («одобрено «Сколково». – Авт.), то рыночные деньги тоже должны туда идти, инвесторам проекты должны нравиться. Эта гипотеза подтверждается. Я отвечаю за привлечение нормальных живых денег в стартапы и работу с инвесторами. Сразу скажу: люди, которые приходят только за грантом, нам не нужны. Стартап должен быть способен зарабатывать. 

– Насколько это удаётся?

– За прошлый год мы привлекли больше 2,5 миллиарда рублей в наши стартапы, создали «Сколковский клуб бизнес-ангелов» – сейчас в нём порядка 300 человек, будет ещё больше. Ещё раньше началось сотрудничество с венчурными фондами. Вижу огромный интерес бизнес-ангелов к стартапам, поэтому считаю нашу работу успешной, всё будет только развиваться. Чем тяжелее традиционной экономике, тем лучше растёт наш сектор.

– В чём лично для вас интерес?

– Лично для меня интерес в том, чтобы у нас было столько же денег в экосистеме, как за рубежом, чтобы проекты наших стартаперов действительно составляли существенную часть экономики. Чтобы появились проекты с большой добавленной стоимостью и о России перестали говорить как о сырьевой державе.

– Как этого добиться?

– Все уже поняли, что цены на нефть – некий гарант стабильности для государства, но для всей остальной экономики важно развивать новые бизнесы. Даже наши гиганты, например те же РЖД, постоянно запускают инновационные проекты. 

– В случае с РЖД это сложно представить. 

– А зря. У нас есть стартап, который позволяет экономить 40% электроэнергии для подвижного состава. Представьте, сколько это в деньгах, учитывая масштабы РЖД. Ребята посчитали, что основные пиковые нагрузки идут на старте и тормозном пути электровозов, и сделали программное обеспечение, которое позволяет их нивелировать. 

– Кто такой стартапер?

– Думаю, что все, кому вы зададите такой вопрос, ответят по-разному. Полагаю, что это человек, который ценит свободу, не хочет ни от кого зависеть и получает удовольствие, создавая что-то новое, уникальное и работая на себя. 

– Говорят, что в нашей стране трудно быть бизнесменом, поскольку правила игры меняются слишком часто…

– Не соглашусь. Мы же не говорим про нефтяную компанию или тракторный завод, речь идёт про людей, которые создают малый и средний бизнес, востребованные, продаваемые продукты. Налоговая нагрузка у нас очень щадящая по сравнению с другими странами, есть разные налоговые режимы для разных отраслей. Для тех же IT-проектов у нас шикарные условия. Категорически не согласен с тем, что для малого бизнеса и стартапов процедуры оформления, например, налоговых документов, громоздки. Сам это делал – недолго и несложно. 

В Америке, чтобы зарегистрировать какие-то вещи, ты должен нанять адвоката, сам не имеешь права. 

Правильный инноватор – не только учёный, он понимает, зачем что-то делает и где сможет зарабатывать. У него достаточно драйва, чтобы и бизнес оформить, и с налоговой разобраться. Как правило, это молодёжь, но зачастую люди, которым 30–40 лет, отработав уже в каких-то крупных компаниях, запускают свои проекты, желая быть себе хозяевами.

– Как вы оцениваете инвестиционный климат сегодня? 

– Последние лет десять интерес именно к инвестициям в высокотехнологичные проекты, неважно, большие или маленькие, постоянно растёт. Несмотря на все политические события последних месяцев, когда я общаюсь с американскими инвесторами, они не видят никаких проблем и по-прежнему вкладывают деньги.

– А отечественные инвесторы? Или вы ориентируетесь в первую очередь на зарубежных?

– Зарубежные партнёры – индикатор того, что инвестиционный процесс идёт, хотя нельзя сказать, что на них мы ориентируемся в первую очередь. Не могу прокомментировать, насколько наши промышленные гиганты вкладывают сами в себя, насколько они прижали или, наоборот, открыли свои инвестиционные программы, но вижу, что они все с удовольствием инвестируют в инновационные проекты. Ни разу не слышал за последнее время, чтобы крупная нефтяная или энергетическая компания сказала: «Всё, мы больше инновациями не занимаемся». Наоборот, все понимают: если начнётся кризис, именно инновационные направления как раз будут вытаскивать весь бизнес.

– Какие сложности есть в этом процессе?

– Самая большая проблема в том, что у инноваторов не хватает бизнес-составляющей в проектах. Это проблема образования, недостатка нужных компетенций. И в этом большой плюс, поскольку она решается. У нас есть проект Startup Launchpad – система бесплатных лекций, которые мы делали сначала в Москве, а теперь по всей России. К концу года запустим онлайн-курсы. Есть люди, которые считают, что не только государство, но ещё и инвесторы должны давать им бесплатные деньги. Но бесплатных денег не бывает. 

– Что можно сказать о проектах, которые представили участники из Иркутской области на Russian StartupTour?

– В целом уровень проектов в Иркутске достаточно высокий. Но, к сожалению, общая проблема всех стартапов – недостаточная проработка бизнес-составляющей: планов коммерциализации, работы с продуктом и так далее. К счастью, эту проблему можно решить, в том числе используя ресурсы Фонда «Сколково». Это и цикл бесплатных лекций StartUp Launchpad, и программы менторства и акселерации.

Не буду устраивать рекламу отдельным стартапам, но хочу упомянуть команду, разработавшую утилитарный навигатор нового поколения, не зависящий от wi-fi и gsm-сетей, и предоставляющий возможность indoor-навигации. Мне он очень понравился, и после проверки работоспособности идеи мы будем его внимательно рассматривать.

Говорят, у нас мало проектов. Это не так, постоянно появляются новые. Через нас проходят сотни проектов, которые получают реальные деньги, причём не от государства, а от инвесторов – других людей. Громадная разница – посмотреть проект на бумаге, увидеть презентацию и взглянуть фаундеру в глаза, послушать, что он говорит. Можно найти человека за углом, который сделает роскошную презентацию, но она будет мёртвая. 

– Разве нельзя так же красиво рассказать?

– Рассказать можно, на вопросы ответить нельзя. Видно, когда человек просто рассказывает заученный текст, а когда от души говорит про свой бизнес – у него глаза горят, это совершенно другое ощущение. 

– Есть такая точка зрения: если бизнес сам не может развиваться, может быть, не стоит ему и помогать?

– Бизнесу можно помогать, когда ему просто не хватает каких-то ресурсов, компетенций, навыков – собственно, для этого и были созданы Фонд «Сколково» и вся наша экосистема. Абсолютно согласен: если бизнес нежизнеспособен, его не надо вытаскивать, выбрасывать деньги на помойку. Среди наших старт­апов таких нет. 

– Какие проекты в основном поддерживает «Сколково»?

– Исторически сложилось пять кластеров. IT-кластер, конечно, самый большой, но разница с остальными не на порядки. Если в «Сколково» сейчас около 1100 участников, то на IT-кластер приходится около 35%. Остальные доли практически поровну делят между собой энергоэффективность, космичес­кие, ядерные и биомедицинские технологии. Причём, скажем, направление класса «телеком» мы тоже рассматриваем. Есть спутниковые проекты, которые направлены на выстраивание телекоммуникационных сетей. 

– Какова процедура получения поддержки в фонде? На каком этапе к вам приходят стартапы?

– Стандартного ответа нет, поскольку к нам может прийти и изобретатель с идеей, хотя, наверное, это всё-таки ещё на наш уровень, а может прийти стартап с продажами, которому нужна помощь с продвижением на иностранные рынки или поддержка в России. 

Всё очень по-разному, но есть обыч­ные процедуры: стартап подаёт заявку на резидентство в «Сколково», авторы общаются с экспертной панелью, получают независимое заключение. Причём самостоятельно взять кого-нибудь, без одобрения экспертов, «Сколково» не может. 

В нормальной ситуации это занимает от одного до трёх месяцев. Дальше всё зависит от того, что нужно стартапу: некоторым достаточно оказаться в экосистеме и заниматься своими разработками, например получить доступ к центру коллективного пользования или начать работать в технопарке. Другим нужны менторская поддержка и программы акселерации. Кому-то – следующий раунд инвестиций. Стараемся помогать на всех стадиях жизненного цикла проекта. 

– Почему изобретательство – не уровень «Сколково»?

– У фонда есть ряд требований: у проекта всё же должна быть команда – хорошо, если в ней будут иностранный специалист и программа коммерциализации. Что касается изобретателей, есть замечательный термин – «инновационный лифт», который поднимает проект от уровня идеи до коммерческой стадии. Все наши институты развития разнесены на вертикали «инновационного лифта». Есть фонд Бортника, Зворыкинский проект и другие – они дают деньги или помощь на более ранней стадии, чем «Сколково». 

– Какова средняя сумма поддержки?

– В «Сколково» есть государственные гранты, все категории расписаны на сайте: мини-грант до 5 миллионов, а дальше идут гранты разных стадий – 30, 50, 100 миллионов рублей. В зависимости от стадии и суммы гранта мы просим ответить нам деньгами частных инвесторов. Если говорить про рыночные инвес­тиции – бизнес-ангелов, фонды – там нет стандартных цифр. Как правило, до 200–300 тысяч долларов от одного бизнес-ангела, от фонда это могут быть десятки или сотни миллионов, смотря какой проект.

– Кому вы никогда не дадите денег?

– Мошенникам. Есть люди, которых называют «грантоежки», они привыкли и любят существовать на гранты, но у них нет бизнеса, нет развития. Когда мы видим такой проект, говорим: «До свидания, не туда пришли». Они определяются достаточно быстро. Есть люди, которые считают, что государство им что-то должно. На мой взгляд, государство должно развивать стратегические технологии, мега-проекты, которые, может быть, не дадут экономического эффекта в ближайшей перспективе, но нужны нации – в здравоохранении, космосе и так далее. Когда мы говорим про стартапы, я не считаю, что государство кому-то должно.

– Были ли случаи, когда вы отказывали проекту в помощи, а он потом «выстреливал»?

– Мы никогда не отказываем просто для того, чтобы отказать, всегда для этого есть веские причины. С теми, кто горит идеей и действительно что-то делает, мы всегда находим возможность работать. Хороший проект всегда получает резидентство.

– Какой совет вы бы дали начинающим инноваторам?

– Не бросать ни в коем случае то, что они делают. Неудача – тоже результат, причём очень хороший. Большинство успешных проектов, с которыми я знаком, прошло через большие неудачи, которые двигали их инициаторов дальше, к свершениям. 

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры