– Всё, что вы сыграли в Иркутске и Байкальске, звучало как-то очень по-русски: широко, лирично, задушевно… И выбор композиторов тому под стать – Скрябин, Рахманинов. Вам близко русское искусство, русская фортепианная музыка?

– В юности, когда музыканты ищут свой путь, я очень много играл Скрябина. Очень много. Потом был Рахманинов.

– Как давно это было?

– В1989-м я поступил в Таллиннскую консерваторию. На втором курсе играл прелюдии Скрябина, другие его произведения. Так и пошло. В 1995-м я участвовал в конкурсе имени Скрябина в Нижнем Новгороде. Стал его дипломантом (дошёл до 3 тура), потом лауреатом. Приятно, конечно. Но думаю, что только сейчас, много лет спустя, я стал по-настоящему понимать творчество Скрябина, его музыку. Это очень сложный, я бы сказал, многослойный композитор. У него есть всё – и тончайшая лирика, и спектр разнообразных эмоций, и дух протеста, и сложнейшая фактура. Он мне близок по характеру музыки, настроению… А Рахманинова я стал играть уже после консерватории. Сейчас у меня в репертуаре две большие рахманиновские программы, в том числе его Третий фортепианный концерт. В ближайшей перспективе – работа над Вторым концертом. Для меня это грандиозное произведение и прежде всего великая музыка великого композитора. Это как гениальная архитектура.

– Расскажите о вашем творчес­ком пути, пожалуйста. 

– Я родился в Тарту в семье физиков и математиков. У папы был красивый баритон, он пел в мужском академическом хоре. Мама тоже пела. Они оба были очень музыкальны, дома постоянно устраивались музыкальные вечера, исполнялись эстонские песни, поэтому моё поступление в музыкальную школу стало естественным. Кстати, мама рассказывала, что петь я начал раньше, чем говорить. До шестого класса занимался у Василия Веселова – пожилого педагога без особых творческих амбиций, потом попал к лучшей в Тарту учительнице – пианистке Анну Антцон, которая заставила меня относиться к музыке более профессионально. У неё я продолжал заниматься и в музыкальном училище Тарту. Интересно, что у Анну Антцон училось много мальчишек, она как-то могла обуздать эту ораву и заставить серьёзно заниматься. Из них впоследствии выросло немало хороших музыкантов – классических пианистов, импровизаторов. Там, в училище, я познакомился с музыкой Скрябина и сыграл несколько его прелюдий. Помню, на 4 курсе наша преподавательница истории музыки поставила нам диск с Пятой сонатой Скрябина. Для меня это было настоящим откровением: я слушал, затаив дыхание, и с тех пор имя Александра Николаевича Скрябина для меня очень много значит. После училища я два года прослужил в армии, тогда ещё советской. Там я как раз и понял, что буду музыкантом: тоска по музыке одолевала так сильно, что в каждую свободную минуту я бежал в клуб (там был рояль) и играл, играл…

– После армии была консерватория в Таллинне?

– Да, я поступил в класс профессора Валдура Роотса. Там же, в консерватории, у меня был прекрасный педагог по импровизации – Анто Петт, который многому меня на­учил в этом плане. Умение импровизировать значительно расширяет и обогащает кругозор музыканта-исполнителя. В консерватории я принимал участие в разных музыкальных конкурсах. Так, в 1993 году Норвежское посольство в Эстонии организовало конкурс на лучшее исполнение произведений Грига. 

Я тогда учился на пятом курсе консерватории и, естественно, принял участие в этом конкурсе. По его итогам разделил первое место с другим пианистом и получил право исполнить один из шедевров замечательного норвежского композитора – фортепианный концерт с национальным симфоническим оркестром Эстонии. Считаю эту победу очень важной для себя. В 1994-м я закончил консерваторию. Потом пошли разные конкурсы, к которым надо было также серьёзно готовиться: Первый Скрябинский в Нижнем Новгороде, Второй Скрябинский в Москве, конкурсы пианистов в Австралии, Канаде, награды, звания лауреата… Кстати, журналисты писали очень хорошие рецензии обо мне уже после первого тура австралийского конкурса, они высоко оценили моё исполнение Девятой сонаты Скрябина. 

– Наши сибирские души не­обыкновенно греет тот факт, что вы довольно частый гость в наших краях. Оригинальность вашего творческого облика, свое­образная трактовка, казалось бы, знакомых произведений не могут не привлекать слушателей. Похоже, ваши гастроли в Сибири пользуются всё большей популяр­ностью. Насколько это закономерно, на ваш взгляд?

– Каждый музыкант хочет быть услышанным. После Второго конкурса Скрябина меня начали постепенно приглашать в разные города России. Сначала были небольшие концерты в Казани, Москве – не на большой сцене, нет. В Москве, например, в концертном зале посольства Эстонии. Потом меня пригласили за Урал, и тут я взялся за дело сам. Звонил в филармонии многих зауральских городов, в итоге выстроилось первое турне из 14 концертов. Это был 2003-й год. Иркутск тогда я не взял, но в следующее турне вошли Красноярск и Иркутск. В итоге только в Иркутске за последние восемь лет я побывал шесть раз. Играл в большом и малом залах филармонии, играл с оркестром. Здесь очень чуткая музыкальная публика, она не может не нравиться. 

– Где пройдут ваши следующие концерты?

– Надо сказать, что нынешнее концертное турне я начал в городе Электростали Московской области. Затем были перелёт в Кемерово и ряд концертов в городах Иркутской области – Тулуне, Ангарске, Иркутске, Байкальске. Следующее выступ­ление – в Улан-Удэ. Потом я планирую отправиться с концертами в Амурскую область и на Сахалин. ­

И только после Сахалина наметил вернутьтся на родину, в Эстонию. 

– Занимаетесь ли вы преподавательской деятельностью? 

– Да, конечно. У меня есть студенты в музыкальном училище Тарту и в Эстонской академии музыки. Талантливые ребята. 

– После концерта в Байкальске вы успели ещё и покататься на лыжах, побродить по тайге. Любите природу? 

– По-моему, природа – столь же великая ценность, как и искусство, музыка. Хотя, если быть до конца точным, в этой ценностной шкале искусство следует поставить на первое место, но сразу за ним – природу. Прогулки в лесу для меня – уникальная возможность прикоснуться к этому чудесному миру, отдохнуть душой, найти новые источники творчества. 

– И всё-таки ваши концертные турне по Сибири, по-моему, беспрецедентное явление.

– Не думаю. Например, Свято­слав Рихтер на склоне лет совершил огромное концертное турне по России, Казахстану и затем Японии. Хороший пример, не правда ли? К тому же люди, по-русски говоря, чуют настоящее искусство с его огромной концентрацией мысли, энергетикой и эмоциональной выразительностью. К примеру, одна пианистка в Рубцовске, организуя мой концерт, обратилась за помощью к мужу – офицеру полиции. Тот распространил билеты среди своих коллег по службе. Словом, на том рубцовском концерте было немало людей в форме, которые после него искренне благодарили меня, воодушевлённые прекрасной музыкой. 

Я вообще думаю, что не только полицейским, разумеется, но и юристам, педагогам, врачам, вообще людям вне зависимости от их профессиональной принадлежнос­ти, возраста нужны концерты классической музыки в «живом» исполнении. Это, на мой взгляд, некий бальзам, врачующий душевные раны, примиряющий с нашей суровой действительностью. Мощный заряд, который я посылаю со сцены своим слушателям, воспринимается каждым человеком по-своему, но общим знаменателем, говоря языком математики, здесь служат обращение композитора и исполнителя к человеческому серд­цу, утверждение высоких гуманистических идеалов. Поверьте, ради этого стоит жить и работать.