Старшина водолазной группы Братской ГЭС Анатолий Дусманов говорит тихо и неторопливо. Несмотря на мягкость интонаций, каждое слово в его речи кажется весомым и находящимся на своём единственно правильном месте, младшие коллеги слушают опытнейшего наставника с неподдельным уважением. В общей сложности Анатолий Владимирович провёл под водой больше года.

– Скоро стану как капитан Немо, – чуть улыбаясь, говорит Дусманов. – Правда, у него двадцать тысяч лье, а у меня девять с половиной тысяч часов под водой. 

На станцию он пришёл в 26 лет, в 1980-м. Тогда вернулся в родной Братск с «северов», куда в то время ехали за романтикой, и оказался в нужное время в нужном месте.

– У меня был выбор – БАМ или север, я выбрал Заполярье, Норильск. Там выучился на водолаза, но работу не нашёл. А на станции как раз освободилось место водолаза. С тех пор здесь и работаю.

– За это время что-то изменилось – техника, принципы работы?

– Вокруг изменилось всё: страна, реальность, – но наша работа какой была, такой и осталась.

Если коротко, водолазы на ГЭС занимаются обслуживанием гидротехнических сооружений. На плотине восемнадцать гидроагрегатов, которые периодически выводятся в ремонт. Но прежде, чем начать ремонт, машину надо осушить. Основная работа водолазов – установка ремонтных затворов на верх­нем и нижнем бьефах плотины, но бывают и другие задачи, например ремонт второстепенного оборудования и подводной части плотины. 

Условия труда, мягко говоря, непростые: на глубине около 40 метров, где в основном работают водолазы Братской ГЭС, плохая видимость, порой приходится действовать на ощупь, движения в тяжёлом водолазном снаряжении – братчане чаще используют традиционные «трёхболтовки» (трёхболтовое водолазное снаряжение) – затруднены. Группа Братской ГЭС – единственная в северной столице региона команда технических водолазов. Рабочая глубина здесь, на плотине – до 40 метров. Водолазы средних глубин могут погружаться до 60 метров, а в аварийных ситуациях для спасения людей – до 80. Но в водохранилище таких глубин нет, максимум – 42–45 метров, что тоже уже, по словам специалистов, «недетская» глубина. Чтобы выдерживать нагрузки, нужны регулярные тренировки. Для систематических занятий водолазов на Братской ГЭС установлена барокамера.

Анатолий Дусманов работает на Братской ГЭС более 33 лет

– Просто дышать под водой – уже работа, – объясняет Анатолий Владимирович. – Чем больше глубина, тем быстрее устаёшь. На суше мы не замечаем, как дышим, а там нужны усилия, чтобы втянуть воздух – под давлением он становится густой, организм насыщается азотом. На сорока метрах даже в солнечный день темно, ныряешь и ничего не видишь. Не так, как Кусто показывает: солнце, рыбки… Вокруг безмолвие, тишина, темнота. Ты один на один с глубиной. Как в космосе.

– Бывает страшно?

– Всё там есть. Нормальные люди стараются избегать мест, где страшно, а у нас такая работа – где страшно, туда и надо лезть. 

«Такая работа» не всем оказывается по плечу. На станции происходит «естественный отбор», говорит старшина водолазной группы: остаются только те, кто справляется и вписывается в команду. Чтобы стать водолазом, мало пройти обучение в водолазной школе. Когда приходит новый человек, он должен отработать испытательный срок, после чего команда принимает коллективное решение: как и в энергетике, здесь главное слово – надёжность, поскольку от слаженности действий группы наверху зависит здоровье и жизнь того, кто спускается под воду. А чтобы специалист стал настоящим профессионалом в условиях эксплуатации станции, нужно несколько лет.

– Чаще всего к нам приходят люди, которые осознанно выбрали эту специальность. Где-то уже побывали, научились, знают, на что идут. Бывает и по-другому: вот ребята работали, – кивает на снимок на стене Анатолий Дусманов, – здесь они взрослые уже, мужчинами стали, а я их брал ещё пацанами. Мы их проверяли, они показали, что могут работать.

«Там и здоровому непросто»

Кроме снимков водолазов, работавших на ГЭС в разные годы, на стенах – схемы станции в разрезе и фото манящих синих глубин, затонувших кораблей в ракушках тёплых морей. В Братске таких красот не увидишь – водохранилище искусственное, вся флора – пеньки и камни; даже в русле, где вода очень прозрачная, хотя и тёмная, растительности никакой, говорит Анатолий Дусманов. За фауной тоже не понаблюдаешь – рыба от людей шарахается. Температура воды круглый год плюс 4 градуса по Цельсию. Да и дайвингом братчане не увлекаются, объясняют: техническим водолазам интересно не просто спуститься под воду, а что-нибудь там крутить, ремонтировать. Преодоление себя, чувство гордости за выполненные сложные задачи – похоже, вот та романтика, благодаря которой эта служба становится так притягательна.

– Бывают разные ситуации. Мы, технические водолазы, можем делать под водой практически любую работу, – присоединяется к разговору Евгений Гришин, водолазный специалист. У него более четырёх тысяч часов под водой, очень короткая стрижка и бандитская улыбка. Но когда я спрашиваю, почему он решил стать водолазом, Евгений тоже говорит о романтике: – Всю сознательную жизнь был связан с морем, появилась возможность – пришёл на станцию, отчего бы не попробовать. Оказалось, интересно. Потом, конечно, романтика маленько пообсыпалась, – смеётся Гришин, – и наступили реальные будни. Нормальная работа, интересная. Всегда что-то новое, задачи нестандартные. Кажется, что операции одни и те же, но под водой всегда есть разные варианты развития ситуации, нет шаблонов. 

– Можно понять романтику тёплых морей, где Кусто. А у нас?

– Всё равно что-то в этом есть. Экстремалы же прыгают с парашютом, катаются на горных лыжах. Тут тоже своеобразный адреналин. Это внутреннее ощущение, его не объяснишь.

А задачи на гидростанции бывают крайне сложные, поэтому подготовка к некоторым погружениям может занимать несколько недель. 

– Прежде чем нырнуть, нужно всё предусмотреть и потом выйти из воды здоровым. Мы каждую работу делаем вдумчиво, – рассуждает Анатолий Владимирович. – Водолаз работает не только под водой, от подготовки зависит практически всё. Если что-то не так, мы расплачиваемся здоровьем. С техникой безопасности у нас строго, ну и сам водолаз должен не плошать. Бывали ситуации, когда никто, кроме тебя самого, тебе помочь не может. Под водой прежде всего надеешься на себя, такова специфика работы. Теоретически можно организовать страховочный спуск второго водолаза, но, к счастью, нам удавалось этого избегать.

– Когда я учился, директор водолазной школы говорил: «Водолаз должен быть толстым, глупым и ленивым», – добавляет Гришин. – Толстым – чтобы не мёрзнуть, глупым – чтобы делать именно то, что надо, и не отвлекаться на рыбок, ленивым – чтобы работать чётко, не торопясь.

Рабочий день начинается на водолазной станции в 8 утра, заканчивается в 16 часов. Погружения происходят обычно несколько раз в месяц, а иногда и каждый день. Летом объём работы обычно больше. 

– Лет пять-шесть назад вообще каждый день погружались: под водосбросом вода размыла дно, мы его укрепляли – бетонировали, опалубку ставили, – продолжает Евгений Гришин. Работы на станции для водолазов хватает. Ещё со времён стройки есть много мест, где что-то надо подчистить, подправить, – добавляет Анатолий Дусманов.

Телефон Дусманова издаёт короткий звук, будто в нём булькает вода. Пришла «водолазная» эсэмэска, смеётся Антон Андронов – «подрастающее поколение, водолаз пока третьего класса, представляет молодого человека Анатолий Владимирович. Антон нанырял уже тысячу часов и как раз готовился ехать в Воронеж повышать квалификацию. В команде гидростанции есть ещё один молодой сотрудник, он под водой провёл пятьсот часов. Всего в группе пять человек. 

Регулярные тренировки в барокамере необходимы, чтобы выдерживать серьёзные нагрузки

Обучение водолаза занимает три месяца: сначала месяц теории, потом практика – тренировочные спуски, рассказал Антон. 

– В Воронеже хорошая школа, – говорит старшина водолазной группы. – Воронежское водохранилище и река Воронежка, по их меркам, приличные, а по нашим – болотинка, озерцо. У нас Падунский залив видели? Воронежское водохранилище, наверное, на полкилометра шире, а по объёму мелкое – метра два-три глубины, посередине водоросли плавают. В нашем водохранилище тридцать метров глубины, всё по-настоящему.

– Чего нельзя делать перед погружением?

– Пить водку, – смеются водолазы, а Анатолий Владимирович отвечает серьёзно: 

– Хотя про нас всякие байки ходят, считают, что водолазы пьют безбожно, у нас традиция: в воду только абсолютно трезвый. Мы не враги сами себе. Там и здоровому непросто.

«Вижу кошку»

Каждый геройский поступок – это чья-то расхлябанность, говорит Анатолий Дусманов в ответ на вопрос, случалось ли ему попадать в критические ситуации. 

– Нет, это нельзя рассказывать, – перебирая в уме истории, говорит Дусманов и наконец находит подходящую. – Это было ещё в советские времена, в 1980-е годы. На перегоне через море под лёд вместе с тягачом ушла валочная машина леспромхоза. Глубина – 57 метров. Вызвали нас, водолазную бригаду Братской ГЭС, чтобы мы её попробовали поднять. Попробовали – подняли. С большим, конечно, трудом – работа сложная. Во-первых, глубина близка к предельным 60 метрам, во-вторых, ограничено время пребывания под водой. Нестандартна сама задача – надо было сначала машину эту найти, потом придумать, как поднять. Рядом были очень опытные водолазы: Анатолий Михайлович Клемач, Владимир Феликсович Сычевский, Юрий Иванович Лунт. Ну и мы, молодёжь. Было всякое – водолазу на грунте привиделись следы гусениц, например. Есть такая штука – азотный наркоз, он вызывает галлюцинации. Я шёл как раз первым, ещё не знаком был с этим явлением, хотя знал в теории, что такое есть. Пробыл под водой немного больше времени, чем положено, начались галлюцинации.

Чтобы зацепить машину, надо было завести спусковой, а на конце этого спускового – кошка. Мне говорят сверху: «Ты видишь кошку?», а она за что-то там зацепилась, не видно верёвки с крюком. И я начинаю видеть кошку, но только не эту, а настоящую, она на меня наплывает, лапки расставила в стороны, закрывает иллюминатор, я её рукой отгоню, а она опять на меня плывёт. И так раза три. Я начал понимать, что что-то ненормально. А мне говорят: «Видишь кошку?» – «Да, вижу кошку». 

У меня в руках лампа была – там темно, куда идти? Только одну кошку вижу. Начал терять сознание, из последних сил провёл лампой в толще воды, увидел спусковой конец, схватился за него. Сверху спрашивают, как самочувствие, а я успел сказать только: «Готов к подъёму. Готов к подъёму. Готов к подъёму». Наверху всё поняли и начали очень быстро поднимать. Где-то около поверхности я уже пришёл в себя.

– После этого случая не хотелось сменить работу?

– Я тогда как-то обозлился и решил, что в следующий раз надо обязательно пойти, потому что засомневался, могу ли работать. Подъём машины у нас всё-таки получился неудачным, хотя и не по нашей вине, и через пару недель мы приехали снова. Ребята дали шанс мне пойти ещё раз.

– Расскажи про «Кристалл», – просят Дусманова коллеги.

Больше пятнадцати лет назад на Братском море затонул экспериментальный катер «Кристалл». Таких было всего два, их строили в Питере, чтобы буксировать плоты с лесом. 

– Тоже хорошая была глубина, 54 метра, – рассказывает Евгений Гришин. – Работали дней девять, по два спуска в день – больше не получалось. На такой глубине 25 минут работаешь, полтора часа поднимаешься обратно. 

– Трудные условия, тяжёлая физическая работа, – продолжает Дусманов. – Очень много концов, тросов, есть опасность запутаться, что и получилось. Я же и запутался. Подняли меня вместе с тросами, сам развязаться уже не мог, успели. Водолаз не может просто пойти и спокойно поработать. Как шахматист, он ограничен во времени. Задержится – уже можно не поднимать. 

– Вы с такой лёгкостью рассказываете о случаях, когда были на грани жизни и смерти… 

– Наверное, профессия всё-таки свой отпечаток накладывает. Первый раз страшно, а если уже прошёл, пережил… 

50 рублей, челюсть мамонта

Водолазы Братской ГЭС работают
на глубинах
в среднем
до 40 м

Раньше водолазы с Братской ГЭС много времени проводили в командировках и по области, и за её пределами, ныряли на Вилюе, Мамакане и Лене – можно сказать, видели всю Восточную Сибирь из-под воды. Однажды во время командировки на Лену на трассе газопровода близ Якутска Анатолий Дусманов нашёл нижнюю челюсть мамонта. 

– Как вы поняли, что это мамонт?

– Сразу понял: что-то древнее, потому что кость огромная. Я её зацепил, а наверху такие же любопытные водолазы были, подняли. Оказалось, челюсть. Может, там и остальной мамонт лежал, но нам некогда было его раскапывать. 

Где потом оказалась эта кость, Дусманов не знает – командировка кончилась. Но маленький кусочек, отколотый от находки, висит у него на брелке. 

– В Якутии это обычное дело. Будка стояла на берегу, а за будкой, смотрю, лежит череп доисторического носорога. Удивлялись там только, когда находили целый скелет.

В Братском водохранилище большая часть находок водолазов к археологическим не относится: прицепы от «МАЗов», которые остаются под водой ещё со времени стройки, а однажды обнаружилась пятидесятирублевая купюра. Но специалистам водолазной группы и без экзотики есть чем заняться.