издательская группа
Восточно-Сибирская правда

«Село Усть-Кут знало раньше лучшие времена»

  • Автор: Ирина РАСПОПИНА

Генри Форд «Моя жизнь, мои достижения»

Издательство: «Манн, Иванов и Фербер». 

Год издания: 2013.

В России переиздавали книгу Генри Форда «Моя жизнь, мои достижения» несколько раз, но впервые появилось издание с полным текстом: в отличие от предыдущих переводов здесь есть дополнительные две главы, упущенные во время первых публикаций. Вместо семнадцати здесь теперь девятнадцать глав; «О разном» и «Чего нам следует ожидать» – не такие яркие названия, как «Зачем быть бедным?» и «Железные дороги», да и в отношении объёма – это всего лишь несколько дополнительных странц, но в случае с Фордом каждое слово на вес золота. «Лить воду» – не его метод, только деловой подход и правильное расходование ресурсов, что бы это ни было: время, деньги, слова. Сложно подсчитать все усовершенствования в производстве, которые ввёл именно он, его бизнес связан с инноватикой, как руль с колёсами. Есть термин «фордизм», описывающий принципы производства, заложенные Генри Фордом; да что там – конвейер на производстве был закреплён и популяризирован благодаря ему. Начало применения новых методов организации труда рабочих было положено Фредериком Уинслоу Тейлором, он в 1911 году изложил свои взгляды в моногорафии «Принципы научного менеджмента» – и именно в этом году Генри Форд изменил мир бизнеса. С помощью секундомера и логики каждое рабочее место было преобразовано в удобное и максимально рациональное, а рабочие получали настолько высокую зарплату, что имели возможность покупать продукцию, которую они производят, автомобили. Главными целями усовершенствования автомобиля Форд считал уменьшение цены до минимально возможной, чтобы каждый мог позволить себе купить машину, а также упрощение механизма, чтобы каждый мог в случае неполадки отремонтировать её. И если сейчас многие идут по принципу «наши детали подходят только к нашей продукции» (вспомним продукцию «Макинтош» и программное обеспечение), то Форд считал, что нужно строить механизмы с одинаковыми деталями, чтобы максимально упростить ремонт. Именно поэтому он работал над улучшением одной модели автомобиля, а не над созданием модельного ряда. И отсюда же его знаменитая фраза про «ваша машина может быть любого цвета, если этот цвет – чёрный». Если рядом с заводом не оказывалось железной дороги, он строил железную дорогу. Если цены на металл его не устраивали, он открывал собственное металлургическое производство, параллельно работая над повышением качества. Патентовал изобретения и судился за патенты, воевал с банкирами (считая, что связь с банками вредит производству), работал над повышением уровня жизни своих сотрудников, превращая их в клиентов собственного производства. Чем острее жажда денег, тем меньше шансов их получить – так он считал. Но если действуешь с мыслью об общественном благе, чувствуя свою правоту и получая от этого удовлетворение, деньги появляются сами собой. Учил вкладывать, а не откладывать. И работать до седьмого пота. Никакая работа не будет тяжёлой, ведь ничто по-настоящему нас интересующее не тяжело. Книга Генри Форда полна здравомыслия, и это одна из немногих книг, которую действительно стоит прочитать.

«Идея газового мотора была отнюдь не нова, но здесь была первая серьёзная попытка вынести его на рынок. Она была встречена скорее с любопытством, чем с восторгом, и мне не вспомнить ни одного человека, который полагал бы, что двигатель внутреннего сгорания может иметь дальнейшее распространение. Все умные люди неопровержимо доказывали, что подобный мотор не может конкурировать с паровой машиной. Они не имели ни малейшего представления о том, что когда-нибудь он завоюет себе поле действия. Таковы все умные люди, они так умны и опытны, что в точности знают, почему нельзя сделать того-то и того-то, они видят пределы и препятствия. Поэтому я никогда не беру на службу чистокровного специалиста. Если бы я хотел убить конкурентов нечестными средствами, я предоставил бы им полчища специалистов. Получив массу хороших советов, мои конкуренты не могли бы приступить к работе».

Йоэл Хаахтела «Собиратель бабочек»

Издательство: «Текст».

Год издания: 2012.

Много ли финских авторов известно среднему российскому читателю? Финская литература – одна из тех, которую мало переводят и почти никак не рекламируют. Хаахтела – автор хоть и молодой (родился в 1972 году), но заслуженный, на его полке наград есть очень весомые, хотя и исключительно финские премии. На счету этого писателя семь романов. Психиатр. На тексте это обстоятельство сказывается. Очень скромная по размеру книга становится долгой прогулкой: текст медленный настолько, насколько это вообще возможно. Здесь никто никуда не торопится, мало что происходит, рефлексии и созерцательности очень много. Главный герой будет смотреть в окно, смотреть на небо, похожее на мокрую тряпку, смотреть то на покачивающуюся девушку, то на кусты колыхающихся на ветру томатов. А что, собственно, вообще происходит? Человек получает внезапное наследство от совершенно незнакомого гражданина, а затем едет выяснять на его малую родину: кто такой, откуда, зачем, есть ли общие родственники или хотя бы знакомые. Бабочки здесь – и как увлечение умершего, и как символ, и как напоминание о «я вижу в этом пятне бабочку, а в этом – волка». Написано с трепетным вниманием к словам, каждое сравнение здесь тщательно отобрано по принципу уникальности, штампованные фразы в этой книге не встретишь. Здесь много мечтательности, размытой акварельности красок и задумчивости. Та самая бабочка будет поймана, но по пути до неё нам придётся долго вглядываться во всё вокруг, пытаясь ухватить хоть что-то, а не только воздух. И хрупкие крылья так же легко повредить и потерять, как воспоминания, так же трудно поймать на ветру, как мотивы чужих поступков. И так же сложно описать, как ускользающую красоту. Начинать читать этого финского автора можно, только если в наличии есть действительно много времени, а также желание рассматривать подробности, а не получать на каждой странице экшн, убийцу или важный вывод. Это медитативное чтение, оно сродни вышивке крестиком: узор будет красиво смотреться в рамке на стене, но не будет нести какое-то важное утилитарное значение: не согреет от холода, а только добавит немного красоты в окружающее пространство.

«Анна сказала, что это самая старая из её наволочек, сохранившаяся ещё с детства, она помнит её всю жизнь. Наволочка была такой тонкой, что ничего не тревожило сон Анны, когда она спала на ней. Анна не представляет себе, каким образом наволочка сохранилась спустя столько лет, между тем как другие вещи пропали или погибли. Нет другого объяснения, размышляла Анна, кроме того, что человек по мере старения истончается, становится легче, ночью голова начинает приподниматься над подушкой и уже не всегда даже касается её. Её речи позабавили меня, я представил себе стариков, которые летают во сне, медленно отрываются от своих постелей, и ветер уносит их в небо. И, может быть, в смерти повинны лишь окна, которые позабыли закрыть ветреной ночью».

Юлия Аксельрод «Мой дед Лев Троцкий и его семья»

Издательство: «Центрполиграф»

Год издания: 2013.

Внучка Троцкого собрала все тексты про своего деда, составила их в хронологоческом порядке и выкинула всё, что касается политики, оставив только частное, личное и семейное. Каждые две-три страницы – новый заголовок (обычно это название произведения, откуда скопирован текст: книги или письма, дневники, интервью) и новые детали. Лоскутное одеяло получилось объёмное и достаточно новое: многое публикуется впервые, есть тексты из личных архивов, есть небольшие ремарки самой Юлии Аксельрод. Сейчас она живёт в Израиле, до этого большую часть жизни провела в США, было и советское прошлое – лагеря, поселения, ссылка. Но главное внимание сконцентрировано, конечно, на знаменитом политике. Все его тюрьмы, все его страны проживания, все его дети и внуки. Что можно узнать, если оставлено только личное и частное? Например то, что Троцкий в сибирской ссылке работал некоторое время конторщиком у местного купца-миллионера, что «село Усть-Кут знало раньше лучшие времена», а отблеск золота играл по всей Лене; что иркутские друзья помогли бежать, снабдив билетами на поезд, и доставили чемодан с крахмальным бельем, галстуком и прочими атрибутами цивилизации, чтобы «слиться с местностью». И именно здесь он наудачу вписал в паспорт фамилию «Троцкий», которая осталась с ним на всю жизнь. С томиком Гомера в руках беглый спокойно ехал прочь из Сибири, планируя, сочиняя письма, размышляя о сложившейся ситуации. Вырезая все политические моменты, Аксельрод, тем не менее, оставила рассказ о том, как по приказанию Троцкого расстреляли каждого десятого (получилось четырнадцать человек) из-за какой-то мелочи просто ради установления дисциплины. То есть автор-составитель не пытается отбелить прошлое родственника, а делает максимально подробную подборку, останавливаясь всё же на семейных деталях: как умер каждый его ребёнок, как именно он обращался к своим жёнам, где осталась жить родня опального политика. Не обделена вниманием и Фрида Кало со всем мексиканским периодом жизни Троцкого. Конечно же, невозможно совсем не упоминать имя Сталина, рассказывая о Троцком, поэтому в письмах проскакивают подробности отношений и яркие фразы. Совсем немного, но всё же есть про Ленина и других ярких деятелей. Опубликовано завещание Троцкого, в котором есть и кое-что близкое нашей современности, описаны известные люди и места знаменитых событий: например, в доме, где зарубили Троцкого, после этого ещё тридцать лет жила его семья, а убийца по личному приглашению Фиделя Кастро в семидесятых годах 20 века уехал из СССР на Кубу. Кропотливо собраны факты из жизни детей и внуков, указано их отношение к политической ситуации. Например, сама Юлия Аксельрод больше всего хотела бы знать, куда «всем драпать, если мировая революция действительно наступит». Книга получилась похожей на семейную сагу, далёкую от внутрипартийной борьбы, а впервые опубликованных материалов действительно много. 

«У меня не было смены белья. Три месяца я носил одну и ту же пару. У меня не было мыла. Тюремные паразиты ели меня заживо. Я давал себе урок: пройти по диагонали тысячу сто одиннадцать шагов. Мне шёл девятнадцатый год. Изоляция была абсолютная, какой я позже не знал нигде и никогда, хотя побывал в двух десятках тюрем. У меня не было ни одной книги, ни карандаша, ни бумаги. Камера не проветривалась. О том, какой в ней воздух, я судил по гримасе помощника начальника, когда он входил ко мне».

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Фоторепортажи
Мнение
Проекты и партнеры