Медаль

Для Игоря Шелехова наука и жизнь – неразделимые понятия. Мы встречаемся утром. «Как раз снял показания с приборов, и к вам», – говорит изобретатель. Обычная городская квартира стала испытательным полигоном – в каждой комнате у учёного стоят нагревательные элементы, за работой которых, таким образом, можно следить практически круглосуточно. 

– Прибор работает как микропроцессорный блок, мы записываем алгоритм и проверяем, чтобы нагревательный элемент выдавал нужные характеристики в зависимости от внешних условий. Утречком встаёшь – холодно, в течение дня, когда солнышко светит, – тепло, вечером снова похолодание. Всю зиму отслеживаем показатели, – рассказывает Шелехов. – Хотя испытания для серийного производства уже сделаны, любое изделие перед тем, как пойти в жизнь, должно выдержать испытание этой жизнью. В начале 1990-х мы выпустили опытную партию электрокотлов для систем отопления. Несмотря на успешные внутренние и сертификационные испытания, все сто обогревателей в течение отопительного сезона вышли из строя. Поставили их в сельской местности, а за чертой города напряжение питания не соответствовало 220 В, коммутационное оборудование срабатывало не так, как надо, контакты начали подгорать и так далее. Хотя все причины были внешние, изделие вроде бы получилось хорошее, но оно было не готово попасть к российскому потребителю. 

Сейчас нагреватели стоят не только у меня дома, но и у всех работников, знакомых и друзей. Пару в телятниках поставили, чтобы их там попинали как следует. Если начинаются сбои, они становятся видны сразу. За эту зиму ни один прибор не то что не вышел из строя, даже сбоя в заложенной программе не было. 

Между тем, сообщает пресс-служба ИрГТУ, российско-корейское предприятие Eco-EnerqySiberia, созданное совместно с малым инновационным предприятием «Термостат» технопарка ИрГТУ, готово к выпуску «отопительных приборов нового поколения для использования в бытовых и промышленных помещениях». Технологию изготовления полупроводниковых нагревательных элементов, которой сегодня нет равных в мире, изобрёл как раз доцент Шелехов. Корейская сторона инвестировала в проект около 15 млн рублей.

– Медаль вам дали именно за эту технологию?

– Награда – за внедрение нескольких технологий. У меня их шестнадцать, и все внедрены в серийное производство. 

– Что она для вас означает?

– Когда меня пригласили на получение, как раз был в командировке в Москве, но должен был уезжать за два дня до церемонии. Билеты менять не хотелось, и тогда я ещё не знал, что это за медаль. Получив её почтой в Иркутске, несколько дней носил в сумке, потом всё же открыл коробочку. Уже после прочитал, что награда даётся за промышленное внедрение передовых идей. Обмолвился в университете, и тут началось! – смеётся Шелехов, имея в виду внимание местных журналистов. – Вообще доволен, что меня поощрили, заметили. Это важный этап. Путь от идеи до производства – действительно большой кропотливый труд, особенно в нашей стране. Довольно долго я финансировал сам себя, вложил средств не меньше, чем те же корейцы, а если оценивать ещё и интеллектуальный вклад, то вопрос, чьих инвестиций больше, – спорный. Во многом помог и ИрГТУ.

Не востребованный 

родиной потенциал

– Где могут применяться ваши разработки?

– Перспективы и потенциал базовой технологии на текущий момент несоизмеримы с тем, что мы сделали. Это прорывное направление, на основании которого можно получать большой спектр изделий.

В своё время советское правительство отказалось от собственной технологии производства чугунных плит в пользу итальянской, которая позволяла экономить от 3 до 5%. Усреднённый коэффициент полезного использования нашей плитки с применением эффекта саморегуляции на 22% выше, чем у всех мировых аналогов. То есть из двух чайников, которые вскипели одновременно, на кипячение на нашей плитке затрачено минимум на 22% меньше энергии за счёт программирования самого нагревательного элемента по законам микропроцессорного регулирования. На некоторых видах приготовления пищи, ведь блинчики пожарить или суп сварить – это разные технологии, экономия составляет до 40%. 

Другой пример. В Сибири всегда есть градиент температур: сколько тепла выбрасывают в атмосферу алюминиевые заводы, сколько мы сливаем в канализацию, принимая ванну, сколько уходит с вентиляцией и через стены. Термоэлектрические модули могут собирать эти потери. Но на текущий момент из-за стоимости и сложности технологии стоял серьёзный вопрос о целесообразности их применения. Плюс они махонькие – самый большой размер пластины при массовом производстве – 60 на 48 мм, а в основном 40 на 40 мм. Мы можем изготовить точно такой же модуль по нашей технологии в десятки раз дешевле. Уже на этой стадии можно было остановиться, но мы пошли дальше – получили образец формата А5. Потом попытались адаптировать технологию на гибкую подложку. Не сказать что получилась очень гибкая – предела совершенству нет, но наш модуль можно загнуть вокруг канализационной или вентиляционной трубы. Это уникальная энерго­сберегающая технология. 

Однако в России инвесторов пока найти не удалось. Совместное же предприятие готово выпустить в этом году две тысячи обогревателей, а затем ежемесячно производить до миллиона отопительных приборов различных модификаций. Причём корейцы уверены, что смогут продать в десять раз больше. А Игорь Шелехов и его коллеги регулярно получают предложения от работодателей из-за рубежа.

– Почему уникальные идеи у нас не востребованы?

– Политика насоса: проще добывать нефть, газ, уголь, золотишко, уран. Накопал – продал. А научные идеи, разработки… Это долго и непонятно. Если из ста идей одна выживает, она окупает все затраты, но за год это не сделаешь. Пять–семь лет – средний срок от идеи до массового выпуска. Проще деньги в банк положить.

– Тем не менее вы всё-таки занимаетесь разработкой.

– Это рисковый бизнес, но усилия окупаются. Так во всём мире живут. Но для внедрения новых технологий нужна государственная политика. У нас же экономика в основном направлена на быстрый оборот денег. 

Внедрением изделий в массовое производство я занимаюсь с начала 1990-х, когда стал начальником научно-испытательной лаборатории треста «Востоксибэлектромонтаж», задачей которой была разработка изделий для массового производства. Первый директор инженерного центра «ВСЭМ» Владимир Константинович Емельянов перед запуском производства отрисовывал весь цех, вырезал фигурки человечков и расставлял по макету, чтобы распланировать, где рабочий будет брать винт и так далее. По молодости мы над этим посмеивались, потом поняли, насколько это важно. Люди в нашей стране не поменялись – кто-то забывает руки помыть перед тем, как болтик закрутить…

– Кто-то забывает и болт закрутить…

– Да, бывало, на испытаниях оказывалось, что контактная группа затянута не с такой силой, как надо. Это нормально, главное – определить, на какой стадии должен проводиться контроль. Чтобы начать что-то продавать народу, надо пройти действительно сложную процедуру. 

Когда говорят об инновационных технологиях и призывают поддерживать малое и среднее предпринимательство, это детский сад, по-моему. Ни одного человека, который активно делает всю эту политику, на производстве не встретишь. Я свою трудовую деятельность начал с токаря и поэтапно прошёл все стадии от рабочего до руководителя предприятия, был конструктором-проектировщиком, инженером. 

У молодых ребят часто есть действительно хорошие идеи. Но, чтобы организовать производство, они должны столкнуться с нашей налоговой системой, а это далеко не простая вещь. Когда я только начинал свою коммерческую деятельность, ещё возмущался, что целый день раз в месяц трачу на то, чтобы отчитаться перед налоговой. Через некоторое время я перестал справляться, пришлось нанять главного бухгалтера, потом ещё одного человека. Сейчас нам помогает внешняя правовая группа – несколько человек работают, обслуживают предприятие, но они не производят продукцию, а зарплату им надо платить. Где возьмёт деньги, чтобы содержать хорошего бухгалтера, молодой человек, который только начинает организовывать производство, не говоря уже об остальном? Примерно 90% учёных в принципе не знают, какую документацию и в каких органах следует зарегистрировать, чтобы производить свою продукцию. Может, я заблуждаюсь, но мне кажется, такие направления, как наше, должны развиваться не в рамках малых предприятий.

«Выносить и родить идею»

– Что в таком случае делать молодёжи с хорошими идеями?

– Надо создавать инфраструктуру, чтобы молодые талантливые ребята могли довести свои идеи до выпуска. 

– Вы имеете в виду бизнес-инкубаторы, технопарки?

– Да, и, по моему мнению, этим должно заниматься государство. Фактически это те же самые конструкторские бюро, которые раньше были при заводах. Раз КБ разогнали, пускай будут бизнес-инкубаторы или технопарки – как ни назови, всё равно все стадии процесса должны быть пройдены. Вообще власти пытаются что-то делать, ситуация меняется в лучшую сторону, в областной и городской администрациях в этом направлении идут. В комиссиях появляются даже люди с опытом работы на производстве. Будь то социализм или капитализм, суть экономических законов никто не отменял, структура постановки новых изделий на производство что в США, что в СССР была одинакова.

– Разве при плановой экономике тоже была важна экономическая целесообразность? 

– Ещё как! Причём в масштабах всей страны. Единственное – нашим партайгеноссе не всегда хватало образования, поэтому рельсы иногда сворачивали не в ту сторону. Но в космос же мы кого-то отправляли! Структура больших заводов и конструкторских бюро была отлажена. В Иркутске сегодня работает авиационный завод, целое государство в государстве. А многие другие предприятия, которые в своё время отказались от инженерной инфраструктуры, чтобы остаться на плаву, в итоге потонули. 

Нужно приглашать специалистов с опытом проектирования, которые знают, как работают станки, а менеджмент не должен вмешиваться туда, куда не нужно. Среди студентов, например, есть живые, шустрые ребята – такие могут купить-продать всё что угодно, но из них не выходит талантливых разработчиков. Выносить и родить идею менеджеры, как правило, не могут.

– От чего это зависит?

– Это разный характер. Чтобы заниматься разработками и внедрением, нужны усидчивость и трудолюбие, это тяжёлый труд. Таких людей как только не обзывают: они нудные, противные, их не любят на производстве – они всё время прикапываются: «А почему так делаем, а не так? А давайте попробуем вот эдак». С этим действительно надо родиться.

Талантливые ребята должны быть к тому же несколько импульсивными, вести активный образ жизни. Я наблюдал это по многим успешным компаниям: когда ещё можно было перенимать опыт, поездил по стране, у меня немало друзей среди разработчиков за рубежом – все в своё время занимались активными видами спорта. 

К этим качествам нужно добавить готовность постоянно учиться и способность на любую вещь посмотреть с разных сторон. Людей, сочетающих эти качества, действительно немного. 

– А вы каким спортом занимаетесь?

– Раньше серьёзно занимался лёгкой атлетикой – бегал 400 метров с барьером, единоборствами – самбо, дзюдо, туризмом и много чем ещё. 

– Как у вас рождаются идеи?

– В период творческого застоя, который появляется после того, как что-то разработано и поставлено на производство, есть время, когда я не знаю, куда себя приложить. Начинаю ходить по магазинам, смотреть, кто что производит. Допустим, не осенило. Езжу на объекты – мы сотрудничаем со многими строительными организациями, или за границу – посмотреть, как там живут, встретиться с друзьями. Проблем в жизни много, думаешь: можно ли решить определённую проблему как-то по-другому? Пока вдохновение не придёт, она сама не появится…

– Вдохновение – это она?

– Ну а как? Что мужчинами, в принципе, движет? (Смеётся.) Если вдохновение приходит и тебя тянет на подвиги, значит, это она. Муза. Главное – за что-нибудь зацепиться, дальше начинаешь эту мысль крутить-крутить-крутить. У меня бывают периоды, когда я не курю, а если что-то в голове начинает крутиться, начинаю курить. Потом сажусь и пишу, а потом хлоп – снова некурящий. Но у каждого, наверное, этот процесс свой.

– Как понять, что на новую идею стоит тратить время?

– Выбрать идею, которая выстрелит, непросто. Технология, которой мы занимаемся, появилась в мире в начале 1980-х, мы за неё взялись в 1985-м. На тот момент идея заменить драгметалльные композиции на бездрагметалльные всем казалась бредовой. Основу технологии предложила фирма DuPont, мировой монстр с сильной научной школой. Их оборудование высококачественное, оно используется в космосе, но для массового потребителя оно слишком дорогое. На текущий момент мы на бездрагметалльных композициях получаем лучшие характеристики, чем они. А в 1980-е учителя наших учителей отказались от этой идеи, посчитав её утопической, хотя часть их учеников продолжили ею заниматься. В 1990-е нашлись другие темы, хотя тогда мы получили первые образцы с характеристиками, близкими к драгметалльным. Двадцать лет назад на самом деле уже можно было пускать изделие в серийное производство, появился бы новый класс техники. Но большинство моих соратников от этой тематики отошли, начали заниматься микроэлектроникой.

– Можно ли научить или воспитать изобретателя?

– Моё мнение – пускай само прорастает. Плохо отношусь к программам типа ТРИЗ. Как бы то ни было, они пытаются всё загнать в шаблон, в рамки. Какая бы клетка ни была – хоть золотая, – талант там жить не может. Это всё равно что конструкторы, где есть детальки и инструкция: собрал одну пирамидку, вторую, третью. Когда я старшему и среднему сыновьям покупал лего, инструкции выкидывал. Так они такие города отстраивали! 

«Какая-то ниточка потянула»

– Вы с детства знали, что будете изобретателем?

– Я вообще хотел стать тренером по лёгкой атлетике и на физмат поступил только потому, что он был рядом со стадионом. 

– Всё же на физмат не берут всех подряд. 

– Поступить было не проблемой, главным было выбрать куда. Может быть, среда повлияла – у нас был очень талантливый класс, сейчас все достаточно успешные люди, и замечательная классная руководитель, учительница математики Любовь Васильевна.

Знания, конечно, важны. Есть такие кулибины, буквально вчера человек рассказывал про генераторы на водороде, а я в течение двадцати минут на его глазах рассчитал то, над чем он работал несколько лет. Конечно, это не уровень школьной программы, но, может быть, стоило сначала учебник почитать?

Есть элементарные технические законы, стандарты. Любое изделие, во-первых, должно быть безопасным. Если есть хотя бы 1% вероятности, который ты не можешь контролировать, то лучше пусть люди не получат это изобретение. 

– Как интерес с лёгкой атлетики сместился в сторону физики? 

– На первом курсе все сначала сидели с умным видом, потом стало ясно, что никто ничего не понимает. Пришлось сесть за книжки, чтобы не отчислили, какую-то ниточку зацепил, и она потянула. Полупроводниками увлёкся уже позже. В 1985–1987 мой друг Леонид занимался этой тематикой, я несколько раз заходил к нему в лабораторию, разобрался, убедился, что эти идеи можно применить в жизни. 

После вуза по распределению попал в отдел, который занимался разработкой систем управления инженерными системами, по большому счёту интегральных микросхем. Стали появляться мысли, как можно применить это в управлении системами жизнеобеспечения. Отработав два года по распределению, устроился в классический университет. Там меня поразило, что умные, хорошие люди, которые занимались этой технологией, интересовались в основном фундаментальными проблемами. Меня мучал вопрос: от того, что вы этим занимаетесь, кому-то станет теплее или где-то будет хлеба побольше? Микроволновыми печами и видеомагнитофонами во всём мире уже пользовались, а у нас это было в диковинку. Нашим разработчикам было недосуг опускаться до бытовухи. 

В конце 1980-х мне и ещё нескольким товарищам из университета повезло попасть в инженерный центр «Востоксибэлектромонтаж», где тогда разрабатывали электроконвекторы. Очень благодарен Владимиру Александровичу Шафрану, замдиректора по науке, который нас туда привёл, и руководителю треста Станиславу Ксенофонтовичу Виноградскому. Мы имели 1,5% с массового производства – деньги, по тем временам очень большие, шли на развитие лаборатории. Приобретали самое современное оборудование, не экономили, но окупалось это всё с гаком. У нас были вагонные продажи по бывшему Союзу. 

Сегодня в большинстве случаев, когда изделие выходит на производство, разработчик оказывается не нужен. Мы долго бодались с корейцами, придумывали «подводные камни», но выбили себе 20%. В мировой практике это самый большой процент, на который может надеяться разработчик, обычно больше 3–5% не дают. А юридически такую долю размыть несложно – учредители собрались и решили повысить уставный капитал вдвое. Разработчик не видит правовой защищённости, материально всегда ущемлён и в итоге…

– …остаётся чистая радость творчества?

– В том-то и дело. 

– Учитывая всё сказанное, почему вы не уезжаете за рубеж?

– Когда в областной администрации услышали о том, что мне и другим разработчикам предлагают работу за рубежом, несколько человек сказали: «Пускай уезжают». Вот поэтому я и не еду. 

Мои предки, первые казаки, пришли на землю сибирскую, мои родственники здесь живут. Если надо, я за границу съезжу позагорать или побродить по узким улочкам европейских городов. Здесь я себя ощущаю намного свободнее. К тому же не люблю работать на кого-то. Я дошёл до той стадии, когда могу сам себя финансировать и развивать те идеи, которые мне нравятся. Творится мне здесь намного лучше. Ещё есть понятие «счастье» – здесь я счастлив больше.

– Кроме творчества, что-то нужно для счастья?

– Любимая жена, хорошие дети, друзья.

– А как насчёт мечты?

– Без мечты вообще нет смысла жить. Сейчас мне хочется внуков, все одноклассники – бабушки и дедушки. Старшему сыну 22 года, пора бы уже. Хотелось бы ещё попутешествовать, но не там, где стандартные экскурсии, – мир так разнообразен. Много чего ещё хочется.

– Расскажите немного о семье. 

– Супруга работает в нашей организации замдиректора по финансовой деятельности. У неё два высших образования, большой опыт. Работая на другом предприятии, она получала зарплату значительно выше, чем у меня. Но когда требуется кому-то доверить финансы, лучше выбрать человека, которому можешь доверять безоговорочно. 

– Дети по вашим стопам пошли?

– Старший – юрист, у него своя карьера, хотя он может на любом станке работать, умеет обращаться со сварочным аппаратом и так далее. Среднему рано ещё – 14 лет, младшей – 10. Для среднего сына уже сейчас не проблема составить конструкторскую документацию, спланировать домик на даче и просчитать, какое нужно перекрытие, или собрать компьютер, хотя я его не учил. Дочка вообще, наверное, больше всех мне помогает – когда ремонт какой-то дома, ей не надо говорить: «Подай пассатижи», – сама видит, какой инструмент нужен. Изумительно рисует и занимается керамикой. Не хочется делать несчастными своих детей и к чему-то принуждать. Есть студенты, которые занимаются тем же, чем я, и им это нравится. В рамках жить нельзя.