издательская группа
Восточно-Сибирская правда

По родам не склоняется!

Вернувшись со службы, Алексей Петрович отобедал, но как-то наскоро, а прежде, чем уйти к себе в кабинет, протянул супруге номер «Восточного обозрения» от 7 марта нынешнего, 1893 года: – Вот, попала-таки в криминальный раздел. Действительно, в рубрике «Судебная хроника» сообщалось: «Жена столоначальника общего губернского управления домашняя учительница Валентина Кичеева по доверенности Кудрявцевой предъявила в иркутский губернский суд иск о взыскании с М.Д. Бутина 24 тыс. руб. Суд возбудил вопрос о праве госпожи Кичеевой ходатайствовать по делам и в заседании 19 февраля с участием г. губернского прокурора обсуждал этот вопрос».

Она просто использует изъяны законодательства!

Губернский прокурор Харизоменов на третий год своего пребывания в Иркутске сделал вдруг неприятное открытие: в судебном производстве находится три уголовных дела, по которым поверенным выступает… дама, супруга одного из чинов. Это обстоятельство крайне возмутило представителя надзора – и потому, что тут было прямое нарушение законодательства, и потому, что он подобного нонсенса не ожидал:

– Кажется, всем ведь уже дал острастку: окружной суд разогнал почти в полном составе, городское самоуправление приструняю, сколько это возможно, не пощадил даже и своего заместителя Власова. Ясно ведь, что поблажек не будет решительно никому, а в то же самое время у меня за спиной орудуют дамские пальчики, и это ни для кого не секрет! Даже и лично Вы это знали – и молчали! – Харизоменов резко приблизил своё лицо к лицу председателя губернского суда Клопова.

– Да Кичеева уж лет восемь, не меньше, в ходатаях и не только ведь по гражданским, но и по уголовным делам. Ещё в бытность свою с супругом в Енисейске стала выигрывать, и тамошние судейские отзывались о ней как о чрезвычайно толковом поверенном. Нет, они, конечно, делали запросы в Сенат, но их совершенно успокоили на сей счёт.

– Не может такого быть, чтоб в Сенате не знали о запрете для женщин быть поверенными!

– В Европейской России – да, безу­словный запрет. Но Вы не учли, что в Сибири нет института профессиональных поверенных всё, а значит, нет и ограничений по нему. Раз у нас тут дореформенный суд, то и с ходатаями как прежде. То есть в этой роли может выступить всякий непоражённый в правах господин или госпожа. Про Кичееву же нам известно точно, что она совершенно не ограничена ни в личных правах, ни в правах по состоянию. И у нас нет законных поводов чинить ей препятствия. Если же Вам угодно моё личное мнение, то не скрою: восхищён деятельною дамой! Ведь, покуда мы стонем под тяжестью дореформенного суда, Валентина Леонтьевна пользуется его изъянами. Кстати, в интересах своей семьи.

– В интересах семьи лучше бы ей остаться домашней учительницей. Коротко говоря, пусть пишет объ­яснение на моё имя, а кому-нибудь из советников (да хоть Боброву) поручите доклад по всем случаям нарушения этой Кичеевой законодательства!

Бобров, вхожий к Кичеевым в дом, посоветовался с Валентиной Леонтьевной и выдал короткую справку об общем количестве поданных ею исков. Присовокупив, что никаких нарушений за время её долгой судебной практики не обнаружено. Сама же Кичеева просто сослалась на разъяснение правительствующего Сената: «Права лиц женского пола в сием случае решительно одинаковы с правами лиц мужского пола». 

Харизоменов никак не прокомментировал эти документы, но и в архив их не сдал. И очередной иск Валентине Леонтьевне завернули, даже и не взглянув. Пришлось передавать это дело Митрохину. 

Узнать все входы и выходы

Ходатаем по чужим делам супруга чиновника стала, едва только прибыв в Енисейск на жительство. Но при этом и достаточно неожиданно. Просто в этой глуши приезжим чинам было так одиноко, что и редкий обед у Кичеевых обходился без трёх-четырёх холостяков, коллег мужа. А за столом их обычные разговоры вертелись вокруг бесконечных прошений, и всякий раз повторялось, что трудно что-либо предпринять, так бестолково всё излагается.

– Отчего же просители не обратятся к ходатаям? – осторожно поинтересовалась она у супруга.

– Как же, обращаются, но вот беда: ходатаи в этой части Сибири либо малограмотны, либо просто мошенники из ссыльных: деньги примут, а дела-то толком и не сделают!

Вот тогда и мелькнуло у Киче­евой: «Если изучить все требования к бумагам, можно ведь и браться их составлять…». Чего больше было в этом её стремлении – молодого азарта, желания найти средство от скуки или просто подработать – она и не знала наверняка, но тут важно другое: муж с самого начала её поддержал и даже рекомендовал нескольким енисейским знакомым. Конечно, у многих ещё оставалось предубеждение («никогда у нас дамы в ходатаях не состояли»), но проч­ное положение мужа-чиновника всё-таки перевешивало; как выразилась одна просительница: «Между собой-то уж вы как-нибудь и договоритесь». Так или иначе, но к моменту переезда в Иркутск Валентина Леонтьевна уже настолько преуспела в делах, что о ней говорили: «Натурально знает все входы и выходы». 

Столица Восточной Сибири насторожила Кичеевых: местное общество оказалось разбитым на многочисленные кружки. Так, был кружок «первых дам», к коим относились супруги генерал-губернатора, губернатора, городского головы и наиболее крупных предпринимателей. Они вместе занимались благо­творительностью и, вероятно, в обществе друг друга ощущали себя очень нужными и порядочными людьми. С начала девяностых годов к «первым дамам» примкнула и супруга нового председателя губернского суда Клопова. Она не особенно тяготела к заседаниям разных обществ, зато охотно пела на благо­творительных вечерах, и пела замечательно хорошо. Валентина Леонтьевна же не то что не музицировала, но до Клоповой ей было явно не дотянуться, а иркутская пресса без стеснения разбирала каждое выступление местных сил. Кроме того, госпожа поверенная сторонилась сцены, а вполне довольствовалась собственной гостиной, где мог­ла позволить себе спутать ноты и немножко поимпровизировать.

«Первые дамы» были и достаточно обеспечены, чтобы посвящать своё время общественным нуждам, а супруга столоначальника недалеко отстояла от жён мелких чинов. Конечно, Кичеевы не сводили концы с концами, но и у них в двадцатых числах каждого месяца сквозило в портмоне. Вот тут-то и пригож­дались заработки Валентины Леонтьевны: они позволяли избегать копеечной экономии на необходимом и всех этих разговоров с супругом, от которых и на самом прелестном личике поселяется неприятное выражение. «О самих же мужчинах нечего и говорить, – рассуждала Кичеева, – недостаточность жалования погружает их в такое уныние, что они либо превращаются в деспотов для домашних, либо «пропускают за галстук» уже безо всякой меры». 

Когда Валентина Леонтьевна венчалась с Алексеем Петровичем, он был уже коллежским советником и в свои неполные 32 года выглядел солидным и степенным. Но в альбоме у свекрови хранилась его фото­графия шестилетней давности, и невеста не сразу узнала своего жениха в этом франте, чуть ли не развязно поглядывающем вокруг. 

– Присутственные места очень скоро снимают налёт юности, – грустно улыбнулась тогда свекровь. – Канцелярии сушат, и их единственное оправдание – в своевременном переходе от чина к чину. Но случаются и задержки, а семья растёт – и растут расходы, – она словно бы запнулась, но тут же и продолжила. – А Вы, если правильно я поняла, можете быть домашней учительницей?

И вот теперь, ожидая ответа Харизоменова, Валентина Леонтьевна рассылала в газеты коротенький текст: «Готовлю по курсу женских гимназий. С гарантией и за умеренную плату».

Именем покойного государя обязываю

– Очень своевременное объявление, – губернский прокурор вошёл к Клопову с таким видом, будто только что загнал зверя на охоте. – Чувствуется трезвый, спокойный ум. Но, тем не менее, женский ум, и этим всё сказано. Вот, послушайте, что я выписал: «14 января 1871 года вопрос о занятиях женщин был предметом обсуждения в Госсовете. И покойный государь на нём председательствовал и признал полезным применение женского труда в области воспитания и медицины (главным образом акушерства). Допустимой, хоть и не очень желательной была названа служба женщин на телеграфе. Но! Занятия в присутственных местах и общественных учреждениях однозначно были признаны недопус­тимыми. Что и закрепилось вполне в именном высочайшем указе, опубликованном в полном собрании законоположений 1871 года. 

– Прошло 22 года, у нас другой государь, и иная практика у Сената, – не сдержался Клопов.

– Вы что-то имеете против почившего государя?

Клопов молча вздохнул.

В тот же день назначено было судебное заседание. И продолжалось оно очень недолго. Собственно, Харизоменов просто резюмировал: «Из доклада советника Боброва и объяснений самой Киче­евой видно, что она является не случайным поверенным, а поверенным по профессии. И ходатайства по делам для неё есть занятие, приносящее средства к жизни. А подобное занятие должно быть признано несоответствующим лицу женского пола». И суд тут же вынес постановление: «Гос­пожу Кичееву к дальнейшим ходатайствам по уже заведённым делам не допускать, о чём и сообщить её доверителям». 

Когда эта резолюция была напечатана в местных газетах, прокурор подобрел и даже выказал снисхождение на одном процессе. О том, что Кичеева выехала из Иркутска, ему доложили почти сразу же. Однако не уточнили, что Валентина Леонтьевна повезла жалобу в Сенат. Позже многих услышал он и о том, что несносная дама лично давала сенаторам пояснения и так затуманила им головы, что Сенат обязал иркутский губернский суд пере­смотреть принятое решение.

Справочно:

Первой российской женщиной, получившей статус частного поверенного, стала выпускница вятской гимназии Е.Ф. Козьмина. Этому способствовала её работа в канцелярии А.Ф. Кони в бытность того прокурором Казанского окружного суда. В 1875 г. Козьмина обратилась в Нижегородский окружной суд с просьбой о допуске к испытанию на звание частного поверенного, успешно выдержала его и получила весьма обширную практику. Но в том же году министерство юстиции предписало всем судам прекратить выдачу женщинам свидетельств частных поверенных. Такая позиция нашла поддержку у Александра II, повелевшего закрыть частную адвокатуру для женщин. 

Однако эти ограничения не распространялись на окраины Российской империи, где оставалось в силе дореформенное законодательство. И, к примеру, в Томске успешно практиковала М.П. Аршаулова, а в Иркутске – В.Л. Кичеева. 

В 1908 г. Совет присяжных поверенных округа Московской судебной палаты принял в свои ряды выпускниц юридического факультета московского университета Я.С. Подгурскую, М.М. Гиршман и Л.А. Бубнову, но по протесту прокурора той же палаты решение это было отменено. В 1909 г. получила свидетельство помощника присяжного поверенного округа Петербургского окружного суда Е.А. Флейшиц, однако и её попытка выступить в качестве защитника встретила протест прокурора, покинувшего судебное заседание. 

По поводу этого инцидента министр юстиции И.Г. Щегловитов обратился в Сенат и получил разъяснение: «Под лицами, окончившими юридический факультет одного из университетов и имеющими право быть адвокатами, разумеются в русском законе исключительно лица мужского пола». 

1 июня 1917 г. Временное правительство издало постановление «О допущении женщин к ведению чужих дел в судебных установлениях».

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела библиографии и краеведения Иркутской областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры