Об отношениях нового и старого
Дженнифер Иган. «Время смеётся последним».
Год издания: 2013.
Издательство: «Астрель», «Corpus».
Пулитцеровскую, как и Нобелевскую, премию дают с определённой формулировкой. В случае с Иган это «за изобретательное исследование темы взросления и старения в эпоху цифровых технологий и стремительно изменяющейся культуры». Спустя два дня после объявления лауреата появилась и новость о том, что экранизировать произведение берётся HBO. Брайан Молко и Джеймс Франко наперегонки признаются в любви к этой книге, что понятно: одна из центральных тем – музыка и селебрити, а фоном – разнообразные PR-менеджеры, которые делают жизнь знаменитых персон благодаря своим выдумкам то легче, то тяжелее. Около полусотни персонажей кочуют по времени и пространству книги: сталкиваются, теряются, поддерживают отношения разного рода. Этот роман, при написании которого Иган вдохновлялась Прустом и «Кланом Сопрано», прежде всего об отношениях нового и старого. Писательница показывает совсем молодых персонажей, а через пару страниц уже тех, в кого они превратились со временем. И падений будет больше, чем расцветов, бессмысленных метаний – больше, чем дела. Временами текст Дженнифер Иган напоминает производственный роман из мира культуры и искусства, если бы герои работали чаще, чем рефлексировали. Например, единственный совет своему подопечному от специалиста по связям с общественностью – это «пусть наденет шапку перед фотосъёмкой», а всё остальное оплаченное время целого месяца – напряжённая работа мысли пополам с сомнениями. Всё это вроде бы похоже на синекуру, но автор сама себе противоречит, показывая: нет, быть человеком искусства (или подчинённым людей искусства) – тяжелейшая работа, приводящая к ранней седине. Ну что ж, автору виднее. Истории, собранные в замысловатую схему (оглавление похоже на список песен аудиокассеты: сторона А, сторона В), готовы рассыпаться, но каким-то чудом собираются воедино, прошитые сквозными историями персонажей, всплывающих и тонущих в реке времени.
«Киллерам никогда не удавалось точно определить местонахождение генерала – фотографы справлялись с этой задачей элементарно: пересекали границу без всяких виз, залезали в корзины и винные бочки, зарывались в тряпьё, тряслись по каменистым дорогам в кузовах грузовичков и в конце концов осадили убежище генерала со всех сторон – он уже не осмеливался выходить. Понадобилось десять дней, чтобы убедить генерала, что вариантов нет – придётся предстать перед мучителями. Он облачился в генеральскую шинель с медалями и эполетами, сдвинул сине-зелёную шапку набекрень, взял Китти под руку и пошёл сквозь строй нацеленных на него объективов. Долли помнила, какое озадаченное лицо было у генерала на тех снимках; в своей пушистой шапке он больше всего напоминал потерявшегося ребёнка».
Пётр Вайль, Александр Генис.
«60-е. Мир советского человека».
Год издания: 2013.
Издательство: «Астрель», «Corpus».
Петра Вайля не стало в 2009 году, с тех самых пор можно ждать только переиздания его прекрасных книг. И в соавторстве с Александром Генисом получались особенно удачные вещи. Большой плюс этих авторов в том, что они вне конъюнктуры и вне системы. У других людей под таким заголовком мог бы получиться скучнейший и высушенный до хруста нужной идеологией учебник. Вайль и Генис другие, они из породы российско-американских эмигрантов, не привыкших особо приглушать голос, опасаясь прослушек. Их текст – не историков, а свидетелей эпохи – пропитан собственным мнением обо всём, что составляло пережитые ими в СССР 1960-е годы. Книга состоит из 24 глав, каждая из которых представляет небольшой, но важный сюжет. Соединяя эти сюжеты общей линией, можно увидеть портрет эпохи, как живой. Наука и спорт, Гагарин, богема и диссидентство, Сибирь и Куба, культ бородатого Хэма, романтика и барды, «пражская весна», еврейский вопрос, Евтушенко и Солженицын, КВН, Хрущёв, Райкин и Пьеха: если продолжать перечисление проработанных тем, получится энциклопедия. Мелькнут анекдоты и знаменитые лозунги, будет показан образ жизни самых разных слоёв населения. И всё это хорошим русским языком, с иронией или шуткой, с прямыми и непримиримыми высказываниями, хлёсткими определениями, которые запоминаются, как запоминается шарж. Но и гордости будет достаточно, ностальгии, любовного перебирания артефактов, каждый из которых – символ, знак, память. Выбрана очень верная интонация, без перекосов в какие-то стороны. Главной задачей авторов была попытка воспроизвести атмосферу 60-х, описать не столько события, сколько нравы, образ жизни, общественные идеи, стиль эпохи. И эта попытка блестяще удалась.
«Известно, что Советским Союзом правит вахтёр. С этим советский человек сталкивается в школе, где директор заискивает и учителя лебезят перед пожилой угрюмой женщиной с метлой и ключами. Вовсе не рабочий и колхозница, как утверждали скульптор Мухина и газеты, а вахтёр и уборщица осеняют жизненный путь. Коридорные в гостиницах, проводницы в поездах, швейцары в ресторанах, вохровцы на проходной, санитарки, приёмщицы, продавцы – все они серьёзно и неторопливо вершат свой будничный суд. Их речи значительны и немногословны: «Местов нет!» – встречают и провожают человека на земле нянечка в родильном доме и кладбищенский сторож».
Дмитрий Мамин-Сибиряк. «Золото».
Год издания: 2014.
Издательство: «Азбука».
С «Золотом» вышло интересное кино: да, Мамина-Сибиряка экранизировали, в главных ролях привычные для титульных ролей Сергей Безруков, Андрей Мерзликин, Михаил Пореченков, только почему же имена главных героев и сюжеты фильма и книги не совпадают? Ответ простой: экранизировали совсем другой роман, который изначально назывался «Жилка», а затем «Дикое счастье», а уж для проката выбрали простое и блестящее, как слиток, название. О золотопромышленниках Мамин-Сибиряк писал много: романы, рассказы, пьесы. Тема «золотой лихорадки» тогда, в конце XIX века, была горячей, как расплавленный металл. На приисках работали тысячи людей, а стоустая молва о внезапно обогатившихся не утихала. В романе «Золото» о благородном металле будет много: как добывается («гнёздами идёт» или «жильно»), как сбывается (перекупщику дешевле, зато безопаснее), как разъедает души. Будут и все сибирские словечки – как «баушка», «зачичеревеешь», россыпь поговорок – «всяк кулик на своём болоте велик», будет столкновение православных и старообрядцев, будет «питерская саранча» (служащие из Петербурга, которым нужно было создавать мнимое рабочее место и изобретать занятия), будут каторжники и острог, лютая зима и Сибирь. Особо сурово показан патриархальный уклад. После всех зверств, которые здесь учиняют мужья над жёнами, вспоминаются совсем недавние лозунги вроде «женщина – тоже человек», а достижения нынешнего феминистского движения внезапно начинают казаться существенными. Пишет Мамин-Сибиряк не чета нынешним деятелям: вот она, русская литература – настоящая, сильная, цельная. Если ведёт речь о тайге, то аж комар в ухе звенит. Кому по душе «Угрюм-река» (а кому не по душе? не сибиряк, значит) – стоит заново открыть для себя и «Золото».
«Случаи дикого счастья время от времени перепадали и в Балчуговском заводе и на Фотьянке, когда кто-нибудь находил «гнездо» золота или случайно натыкался на хороший пропласт золотоносной россыпи где-нибудь в бортах. Эти случаи сейчас же иллюстрировались непременно лошадью-новокупкой, новой одеждой, пьянством и новыми крышами на избах, а то и всей избой. За последнее лето таких новых изб появилось на Фотьянке до десятка, а новых крыш и того больше. Куда только заглядывал золотой луч, сейчас сказывалось его чудотворное влияние».
Михал Гедройц.
«По краю бездны. Хроника семейного путешествия по военной России».
Год издания: 2013.
Издательство: «Астрель», «Corpus».
Во время второй мировой войны у людей разных стран были разные судьбы; не все оставались в окопах под огнём, шли в наступление или обеспечивали тыл. Если говорить о Польше, то 45 тысяч военных и 26 тысяч гражданских были вывезены с советской земли в соответствии с инструкциями НКВД. Путь этой эвакуации можно проследить вместе с мальчиком Михалом Гедройцем и его мамой. Глава семьи, потомок княжеского рода, сгинул в советском лагере. Эшелоны с эвакуированными идут то в сторону Иркутска, то на Турксиб, в Багдад и Хайфу. В начале книги описываются зажиточное детство и потеря всего имущества перед внезапным переселением, в дороге – невзгоды, болезни и голод, а в финале – успешное будущее благодаря предприимчивости мамы: она вдали от родины смогла возглавить департамент образования и культуры, пока сын был пристроен на кадетские курсы. Послевоенная жизнь, по словам Михала Гедройца, была полезной и интересной (не самые привычные русскому слуху определения): после соответствующего обучения он был авиа- конструктором, а потом работал консультантом в развивающихся странах, что позволило побывать с командировками на четырёх континентах. А изыскания по средневековой истории Центральной и Восточной Европы вылились в серьёзные исследования совместно с учёными Оксфордского университета. В возрасте восьмидесяти лет написал эти воспоминания, живя в достатке на британской земле. И воспоминания эти по-своему уникальны, они позволяют посмотреть с непривычной стороны на вторую мировую войну. Глазами мальчишки мы видим школу под открытым небом среди песков и солнца, перемещаемся с бесконечными автоколоннами армейских грузовиков, а верхом роскоши считаем недостижимые ванну, сахар и масло.
«Тем временем от матери потребовали, чтобы она приняла советский паспорт. Это был не настоящий паспорт, потому что обладатель его не получал таких свобод цивилизации, как, например, перемещение. Но принятие этого карикатурного гражданства было ритуальным актом повиновения. Дело было серьёзное, потому что отказ повлёк бы за собой исправительный лагерь, сегодня известный всему миру как ГУЛаг, и разлуку с детьми. <…> Она примет паспорт при условии, что в нём будет указана национальность «полячка». Местный писарь выполнил эту просьбу».
