Начальник департамента управления режимами ОАО «РусГидро» Тимур Хазиахметов, выступая 14 февраля в Иркутске на семинаре «Школа гидроэнергетика», заметил, что у сибирских рек есть одна неприятная особенность: на них часты зимние паводки. Это касается в первую очередь тех рек, которые, как говорят профессионалы на своём языке, не зарегулированы. Иными словами, на них не стоят крупные ГЭС, позволяющие регулировать сток. «Во время зимних паводков рост уровня воды в реке происходит не за счёт увеличение притока в неё, а за счёт того, что из-за заторно-зажорных явлений во время ледостава сечение русла сокращается и вода начинает идти поверх льда, – рассказал Хазиахметов. – На Ангаре это сейчас не наблюдается, хотя раньше Иркутск топило зимой».

«Остаётся высоким в течение всей зимы»

Ещё в 1952 году, когда только шли работы в створе плотины Иркутской ГЭС, профессор Алексей Соколов (позднее он станет директором Государственного гидрологического института) писал: «Интересен уровенный режим реки: вместо обычного на реках Восточной Сибири высокого весеннего половодья на ней весной происходит спад уровня. Это объясняется тем, что зимой русло реки забивается шугой, в результате чего уровень воды с наступлением ледостава повышается и остаётся высоким в течение всей зимы. Весной зажоры рассасываются, и уровень Ангары начинает падать». При этом Алексей Александрович обращал внимание на то, что осенью вода в реке очень долго сохраняет положительную температуру, так что ледостав начинается поздно: средняя дата его наступления за 150 лет наблюдений в Иркутске выпадала на 12 января. Действительно, о частых паводках в верхнем течении реки, возникавших до строительства Иркутской ГЭС, писал первый директор Лимнологического института, член-корреспондент Академии наук СССР Григорий Галазий. «Самые грозные и тяжёлые по последствиям паводки – зимние, при ледоставе», – подчёркивал академик. Именно с ними иркутянам довелось столкнуться в 1870, 1900 и 1939 годах.

А последний крупный паводок в черте Иркутска длился с 4 по 7 января 1952 года, когда в городе стояли сорокаградусные морозы. В официальных источниках можно найти упоминания о том, что был частично затоплен центр города, газеты тех лет об этом событии молчали (по иронии, на второй полосе «Восточно-Сибирской правды» за 6 января можно найти заметку о том, что «водный путь доставки древесины потребителям – один из наиболее дешёвых видов транспорта»). Но найти очевидцев не составляет труда даже спустя 62 года после паводка. «Ангара поднималась всегда, и часто вода стояла на уровне набережной, но не было такого, чтобы каждый год случалось наводнение», – вспоминает иркутянка Элеонора Швец, чья семья в пятидесятые жила в доме на перекрёстке улиц Чкалова и Пятой армии (сейчас там, в 250 метрах от берега реки, располагается торговый центр). Так совпало, что паводок 1952 года пришёлся на школьные каникулы, поэтому наша собеседница, которой в тот момент было чуть больше одиннадцати лет, была дома, тогда как её родители оказались на работе – 4 января выпало на пятницу. «Вода пошла днём, где-то часов с двенадцати, – говорит она. – Мы не сильно волновались: ну, поднимается Ангара и поднимается. Но когда мама пришла с работы, вода была на Пятой армии, а папа вернулся с мокрыми ногами – плескалось уже во дворе».

Вода продолжала прибывать, так что родители Элеоноры Владимировны загодя убрали повыше книги и стоявший в комнате рояль. До последнего – пока не залило топку – её мама топила печь. Самой же ей с отцом пришлось спасаться на столе, до которого вода не дошла буквально на десяток сантиметров. Впрочем, эти обстоятельства наша визави восстанавливает уже по рассказам – её вместе с бабушкой, дедушкой, младшими сестрой и братом вечером 4 января эвакуировали спасатели, подплывшие к дому на лодках. Детей определили в здание 17-й школы в соседнем квартале, куда паводок ещё не дошёл, стариков – в дом неподалёку, где по сей день располагается школа № 1. Родители остались дома, и это оказалось очень кстати: ближе к ночи там, где прошла вода и откуда увезли людей, начали шастать мародёры, охочие до оставшегося без присмотра имущества. «Со спасателями была врач, одетая в такой же гидрокостюм, что и они, – выдаёт Швец ещё одну деталь, врезавшуюся в память. – Как только она зашла к нам и села, изо всех щелей хлынула вода – шуга, мелкие льдинки костюм попросту порезали. И вот она сидит и говорит: «Какая же у вас водичка тёпленькая!»

На следующий день наша собеседница по крышам сараев вернулась к своим. Дома уже оцепили военные, но кто-то из них поверил девочке, настаивавшей на том, что её родители остались в подтопленном доме. Мама, в свою очередь, выдала ей денег и наказала, когда лёд окрепнет, перебираться с эвакуированными родственниками к вокзалу на левый берег, чтобы уехать к тётке в Усолье-Сибирское и там дождаться, пока вода спадёт. «Сколько она простояла, не вспомню, но могу сказать, что каток у нас во дворе был классный», – улыбается Элеонора Владимировна. Но тут же переходит к грустному: обитатели бараков напротив её дома, располагавшихся в ограде Свято-Троицкого храма, были вынуждены, побросав всё, спасаться на крышах. Многие из них потеряли во время паводка скотину и домашних питомцев. Помимо множества утонувших животных тогда погибли три человека, один из которых был спасателем. Но это был последний для областного центра паводок, имевший катастрофические последствия – уже в декабре 1958 года заработал первый гидроагрегат Иркутской ГЭС.

«Катастрофических паводков не наблюдается»

С появлением станции обстановка ниже по течению Ангары сильно изменилась. В ОАО «Иркутскэнерго» рассказывают: со вводом Иркутской ГЭС появилась возможность снижать попуски гидроузла в период установления ледостава. Хазиахметов отмечает, что сам многолетний сток реки, который в естественных условиях неравномерен, удалось сделать равномерным. Свою роль здесь сыграла не только и не столько Иркутская ГЭС, сколько весь Ангарский каскад, где есть два мощных многолетних водохранилища – Байкал и Братское море. «Что может повлиять на природную неравномерность?» – задал вопрос эксперт, чуть ранее заметив, что водо­хранилища позволяют аккумулировать аномальные притоки, но строительство гидроузлов само по себе не является панацеей от паводков. И тут же дал ответ: «Это создание не отдельных ГЭС, а целых каскадов, которые зарегулируют весь сток. На Амуре зарегулировано лишь пять процентов стока, и единственное, что мы можем сделать, – это немножко задержать, оттянуть начало максимальных сбросных расходов [Зейской и Бурейской ГЭС], чтобы успеть вовремя эвакуировать людей. А, к примеру, на Волге, которая полностью зарегулирована, в течение последних тридцати лет паводки вообще не наблюдаются. На Ангаре всё верхнее течение тоже практически целиком регулируется, так что катастрофических паводков здесь тоже нет». 

Впрочем, ниже Иркутской ГЭС по течению реки подтопления случаются и поныне, но они не носят разрушительного характера наводнений былых времён. Так, 4 февраля нынешнего года резко поднялся уровень Ангары вблизи посёлка Усолье-Жилкино Боханского района, расположенного примерно в 70 км от областного центра. Причиной послужил ледостав, однако в первый момент со слов местных жителей была растиражирована информация о том, что подтоплению способствовал аварийный сброс воды с Иркутской ГЭС. Это ни в малейшей степени не соответствует действительности: станция в тот момент работала в режиме, который ей задало Енисейское бассейновое водное управление, так что её сбросы составляли 1900 куб. м в секунду. Сейчас они уменьшены до 1700 кубометров ежесекундно – такова нижняя планка «вилки», которую Енисейское БВУ установило для Иркутской ГЭС на период с 30 января по 5 марта. 

Между тем на прошлой неделе заговорили об угрозе подтопления садоводств под Иркутском, расположенных вблизи станции Батарейная и посёлка Боково. Кромка льда оказалась в 57 км от границ города и стала продвигаться со скоростью около двух километров в сутки. В том случае, если лёд приблизится к Иркутску менее чем на 30 км, возможно подтопление садоводств, расположенных в низине. В связи с этим комиссия по чрезвычайным ситуациям при областном правительстве обязала городские службы вести круглосуточный мониторинг паводковой обстановки. Тем временем в территориальном отделе водных ресурсов по Иркутской области советуют не поддаваться панике и не верить страшилкам, а ориентироваться на ту информацию, которую дают гидрометеорологии. По состоянию на 17 февраля она была такова: кромка льда находится в 30 км от Глазковского моста, и есть вероятность, что к 21 февраля она может продвинуться вверх по течению на 3–5 км, если, конечно, погода будет этому способствовать. Между тем 18 февраля в Иркутске потеплело, а прогноз на следующий день обещал, что воздух прогреется ещё сильнее. В любом случае, Боково находится примерно в 16 км ниже Глазковского моста, при этом подтопление возможно только вблизи кромки льда и только в пониженных формах рельефа. Просто для сравнения: в «паводковом» январе 2001 года лёд не дошёл до моста около двух километров, а в 2010 году, когда говорили об угрозе затопления, – 11 км. 

В последний раз центр Иркутска затопило через несколько дней
после наступления нового 1952 года

К тому же опыт иркутских гидро-энергетиков подсказывает: топит в основном те частные дома, которые возведены вблизи берега на территориях, где никаких построек быть не должно. И это касается не только района Бокова и Батарейной – в «группу риска» входят здания по улицам Овражной и Костромской, дачи на островах Елизовский, Кривой и постройка на островах Юность и Конный. С похожей ситуацией пришлось столкнуться во время паводков 2013 года на Дальнем Востоке. «Под затопление попали либо те населённые пункты, которые застраивались с нарушением правил, либо те, где сооружения инженерной защиты находились в неудовлетворительном состоянии, – пояснил Хазиахметов. – К примёру, село Владимировка [Амурской области] было застроено за последние 20 лет, и там видно, что старожилы, которые живут в деревянных домах, расположили их повыше, а дорогие каменные дома построены в низине. Эти места подвержены влиянию опасных гидрологических явлений или повышенных сбросов ГЭС, но, поскольку паводки в них стали наблюдаться гораздо реже, население, живущее в долинах рек, успокаивается и ему кажется, что так будет всегда. Территории застраиваются, инженерные защиты на них не сооружают, в итоге, когда приходит паводок повторяемостью раз в пять лет, всё оказывается под водой». Кроме того, зачастую защитные сооружения – дамбы и плотины, построенные ещё в советские времена – не обслуживаются должным образом и в результате не могут выполнять свои функции. А некоторые современные объекты строят без учёта требований по необходимости пропуска паводковых вод. Скажем, строится дорога, и в ней не прокладывают трубы, которые пропускали бы воду, так что она, по сути, превращается в небольшую плотину. Когда начинается подъём воды, образуется небольшое озеро, но, поскольку никакой фильтрации нет, эту дорогу в итоге прорывает и вся эта масса стекает на территории ниже. 

Так или иначе, гидроузлы справляются не только с выработкой электрической энергии, но и с защитой населения от чрезвычайных ситуаций, вызванных паводками, или хотя бы минимизацией негативных последствий. Это видно на примере не только российского Дальнего Востока, где Зейская и Бурейская ГЭС во время летних паводков сдержали две трети аномального притока в реки и в значительной степени смягчили удар стихии, но и тех территорий, где гидропотенциал уже освоен или осваивается ударными темпами. К примеру, в Индии и Китае развёрнуто масштабное строительство гидроузлов. «В развитых странах эта задача уже разрешена и все крупные водные системы давно зарегулированы», – подытожил Хазиахметов. России, чей гидропотенциал освоен на 20%, есть куда стремиться. Но всё же при решении о строительстве очередной крупной плотины необходимо тщательно взвешивать все «за» и «против», чтобы негативное воздействие на окружающую среду не перевесило все позитивные эффекты.