Вышли мы все из народа

По словам заместителя председателя Иркутского областного суда Людмилы Симанчевой, коллегия присяжных обычно представляет собой срез общества: в неё, как правило, входят люди разных возрастов и социального положения – молодые и пенсионеры, труженики и неработающие, образованные и не очень. Это обычные люди, не державшие в руках Уголовный кодекс, со своим житейским опытом и представлениями о справедливости. Им и доверено решать человеческие судьбы. Причём, если профессиональный судья несёт уголовную ответственность за заведомо неправосудное решение, присяжным никто не имеет права учинить спрос за вердикт, принятый по непонятным мотивам. Верховный суд России отменяет вердикт только в случае нарушений самой процедуры, процессуальных ошибок или неправомочного состава коллегии. 

Общей проблемой по всем регионам, утверждает Людмила Симанчева, остаётся до сих пор формирование списков присяжных. Ответственны за этот этап исполнительно-распорядительные органы власти. Кандидатов в народные судьи они набирают путём случайной выборки из списков избирателей, отсеивая тех, кто не достиг 25-летнего возраста, имеет неснятую или непогашенную судимость, состоит на учёте в нарко– и психодиспансерах или не обладает полной дееспособностью. Однако эти обстоятельства, предусмотренные законом, не всегда отслеживаются на начальном этапе. В суды поступают списки, в которых числятся зачастую не только судимые и психически больные, но даже умершие и похороненные. И за десять прошедших лет в этом плане практически ничего не изменилось. 

Ничего страшного, конечно, не происходит: при отборе для участия в конкретном процессе кандидатов, не соответствующих критериям, указанным в законе, «отбраковывают». Прежде всего, в этом заинтересован председательствующий по делу: из-за нелегитимности присяжных возможна отмена приговора (в Иркутском областном суде был лишь один такой случай за десять лет). 

«Когда шли дискуссии о том, нужен ли России суд присяжных, главным аргументом противников было: как можно доверить случайным людям с улицы осуществление правосудия? А чем мы, профессионалы, отличаемся от присяжных? Только образованием», – говорит Людмила Симанчева. 

Десятилетняя практика позволяет профессионалам сделать вывод: в целом суду народа можно доверять. Сергей Хатунцев одним из первых в Иркутском областном суде начал рассматривать дела с участием присяжных. «Был лишь один случай, когда моё мнение о виновности подсудимого не совпало с вердиктом присяжных, – рассказывает Сергей Семёнович. – Судили тогда молодого человека за убийство с разбойным нападением. Он работал на квартире у женщины и, как считало следствие, убил хозяйку и похитил её деньги. Двенадцать присяжных единодушно его оправдали, я, наверное, вынес бы другое решение. Верховный суд России утвердил оправдательный приговор. Он, кстати, был единственным оправдательным в моей практике работы с присяжными». 

Сергей Хатунцев много размышлял о том, почему суд народа пришёл к такому выводу. Он предполагает, что причиной были всё-таки, как он выразился, «слабоватые доказательства», огрехи следствия. «Один из присяжных направил мне записку с вопросом: почему подсудимый при проверке показаний на месте держит нож левой рукой, хотя он не левша? Вызвали на допрос следователя, который пояснил: у обвиняемого на правой руке были наручники, связывавшие его с конвоиром, перестёгивать их не хотелось. Вот и дал подследственному макет ножа в левую руку. Видимо, такое объяснение не убедило присяжных. По сути, они правы: при проверке показаний картина преступления должна воспроизводиться точно. Я тогда понял: присяжные стараются вникнуть во все обстоятельства и принять действительно справедливое решение. Их вердикт вызвал у меня уважение». 

Старший прокурор отдела гособвинителей прокуратуры Иркутской области Людмила Инютина, принимавшая участие в двенадцати процессах с присяжными, подтверждает: судьи из народа, несмотря на отсутствие высшего юридического образования, вполне способны разобраться в самых сложных ситуациях. Она вспоминает историю привлечения к ответственности банды «Пожарников». Уголовное дело в отношении лидера и шести участников преступной организации рассматривал единолично судья Сергей Хатунцев, и процесс затянулся почти на пять лет. Но одному из «пожарников», Петру Лункину, удалось поначалу скрыться от милиции. Процесс по его делу, выделенному в отдельное производство, завершился раньше. Судьбу Лункина решали, по его ходатайству, присяжные. Оценивать им приходилось доказательства, подтверждающие не только причастность подсудимого к конкретным убийствам и разбоям, но и его участие в организованном преступном сообществе. А этот состав в практике следствия и суда встречается крайне редко, обвинительные приговоры по статье 210 Уголовного кодекса можно сосчитать по пальцам. «Присяжные сумели разобраться во всех деталях прес-

туплений, совершённых Лункиным в составе банды и организованного сообщества с пятиуровневой структурой. Они единодушно признали его виновным», – говорит Людмила Инютина. Больше года сидели в процессе присяжные по делу об убийстве заместителя прокурора Братска, организованном бывшим депутатом Думы Вадимом Моляковым, лидером регионального отделения ЛДПР Виктором Загородниковым и начальником милиции Владимиром Утвенко. Прессинг со стороны нанятых подсудимыми СМИ был очень сильным, но за год ни один человек не выбыл из состава коллегии. Оставив семьи, присяжные каждый день ходили в суд как на работу. В результате организаторы убийства отправились на длительные сроки в колонию строгого режима. «В одном процессе, – вспоминает Людмила Ивановна, – пришлось вызывать скорую помощь в совещательную комнату: присяжные обсуждали вердикт для двух местных парней, убивших пятерых приезжих из Хакассии, и женщине стало плохо, резко подскочило давление. Уже после оглашения вердикта она призналась: несмотря на все доказательства виновности подсудимых, было страшно брать на себя такую огромную ответственность. Простые граждане действительно ответственно подходят к решению судьбы подсудимых и потерпевших». 

Сергею Хатунцеву приходилось на основании вердикта присяжных выносить даже пожизненный приговор. Ранее судимый Селицкий по прозвищу Сашка Бандит совершил в Ангарске два убийства. Психически больного парня, бомжа, он обрядил в свою одежду, обезобразил труп до неузнаваемости, так что жертву похоронили под фамилией убийцы. Сам скрылся. Вернувшись, убил ещё дружка своей бывшей зазнобы. Когда его задерживали спецназовцы, он достал гранатомёт и сказал: «Ловите, ребята». Все сотрудники, к счастью, остались живы, но десять из них получили травмы и контузии. Пострадали люди в соседней квартире. «Когда старшина присяжных провозглашала вердикт, Селицкий читал библию. На все поставленные мной вопросы ответ был единодушным: «Да, виновен. Не заслуживает снисхождения». Я бы сам подписался под таким вердиктом», – говорит судья. 

Живой труп

При этом все трое собеседников заявили, что в суде присяжных до самого конца невозможно предсказать исход дела. «Могут быть 100-процентные доказательства, когда у профессионала никаких сомнений не вызывает вина подсудимого, но присяжные решают его оправдать. Почему? У них не спросишь, они имеют на это право. Возможно, они учли мотивы совершения преступления или личность обвиняемого», – размышляет Людмила Симанчева. Она вспоминает случай из практики Томского областного суда, где работала раньше. Подсудимая не отрицала, что облила супруга бензином и подожгла. Но пояснила, что убивать его не собиралась: хотела только, чтобы он помучился, как мучилась она, когда муж её избивал. «Если бы присяжные вынесли вердикт «невиновна», это было бы понятно. Но они сочли недоказанным сам факт, что потерпевший был подожжён. Выходит, обгоревший труп живой и где-то бегает до сих пор». 

Бывает и такое: после отмены оправдательного приговора другой состав коллегии выносит обвинительный вердикт – с теми же доказательствами, при участии того же прокурора и тех же представителей защиты. В практике Сергея Хатунцева такое тоже случалось: присяжные признали доказанной вину молодого человека в четырёх убийствах, совершённых в Зиминском районе. До этого он выслушал оправдательный вердикт, который был отменён из-за нарушений процедуры. При повторном рассмотрении дела подсудимый пытался изображать припадки – приходилось вызывать к нему врача. Он заявлял о пытках на следствии – по этим фактам суд вынужден был проводить проверки. Поставил присяжных в известность, что его уже оправдывали, кричал и шумел – но новый состав коллегии убедить в своей невиновности так и не смог. 

В том, что работать в процессе с присяжными гораздо сложнее, согласны все собеседники. Они расходятся только во мнении, от кого в большей степени зависит вердикт «общественников». Сергей Хатунцев уверен: «Всё зависит в первую очередь от председательствующего – от того, как он поведёт процесс, как настроит присяжных психологически на работу. Люди, которые никогда не работали в этой сфере, постепенно входят в процесс и проникаются чувством ответственности. Всё начинается с присяги, которую они принимают в торжественной обстановке. Задача председательствующего – не только разъяснить им процедурные вопросы, рассказать о полномочиях, но дать понять важность порученного им дела: только от их вердикта будет зависеть судьба человека – виновный должен быть наказан, невиновный оправдан. Судить, обладая такой властью, действительно огромная ответственность. Я стараюсь донести до них эту мысль и в напутственном слове, и в самом процессе. Присяжные должны чувствовать уважение к ним со стороны председательствующего». 

Людмила Инютина считает, что вердикт, вынесенный судом народа, напрямую зависит от сторон: «Председательствующий только следит за соблюдением процедуры и обеспечивает состязательность сторон, даёт возможность государственному обвинителю и защите представлять доказательства. Какие доказательства мы вынесем на суд, сумеем ли убедить несведущих в юридических вопросах простых граждан, кому из нас они поверят – всё зависит от государственного обвинителя и защитника. И когда двенадцать народных представителей единодушно выносят обвинительный вердикт подсудимому, я понимаю: в том, что правосудие свершилось, преступник не смог уйти от наказания, – моя заслуга. В таких процессах волнуешься за исход дела гораздо больше, чем в работе с профессиональным судьёй». Людмила Ивановна, по её словам, никогда не забудет первый опыт работы с присяжными: «Была зима, заседали мы в новом здании в микрорайоне Солнечный, где ещё толком не работало отопление. Присяжные провели в совещательной комнате шесть часов. Я сидела в шубе и варежках, ноги замёрзли. С каким волнением ждала момента, когда старшина двенадцати объявит вердикт, трудно передать. Когда услышала «виновен», поняла: я победила, обеспечила неотвратимость наказания».

Суд факта или суд эмоций?

Как показала десятилетняя прак-тика, у суда народа свой подход к оценке доказательств: присяжные, как правило, не верят словам и предпочитают улики, которые можно пощупать руками и увидеть собственными глазами. И, несмотря на «ликбез», который проводит с ними председательствующий, свидетельские показания, даже подтверждённые следственными действиями – проверкой на месте происшествия, очными ставками – воспринимают обычно как пустые слова. «При рассмотрении одного из дел потерпевшая предъявила большой список украденных у неё вещей, но присяжные признали доказанным хищение только тех ценностей, которые были найдены в ходе следствия», – рассказывает Сергей Хатунцев. 

Проблема ещё заключается в том, что по закону от присяжных скрывают материалы следствия, которые могут вызвать у них предубеждение, повлиять на беспристрастность в оценках. Им нельзя, например, показывать фотографии истерзанных трупов, запрещается доводить до них сведения о страданиях, на которые обречён потерпевший, информацию о личности обвиняемого (его прежних судимостях и т.д.). Людмила Симанчева считает это справедливым: «Вся эта информация не имеет значения для доказывания вины подсудимого в том преступлении, которое ему вменяют сегодня. В конце концов, первое преступление всегда совершает несудимый». 

У прокурора другое мнение. «Мы рассматривали дело, где ранее судимый обвинялся в том, что изнасиловал и убил женщину, депутата местной Думы, и 15-летнюю девочку, – рассказывает Людмила Инютина. – В материалах было заключение психиатрической экспертизы. Специалисты указывали, что подсудимый имеет маниакальные черты, страдает некрофилией и другими сексуальными расстройствами. Он не мог совершить половой акт, пока не приведёт женщину в беспомощное состояние – ему нужна была жертва. И раньше этот человек уже отбывал наказание за подобные преступления. Если бы с результатами экспертизы были ознакомлены присяжные, всё встало бы на свои места. Но эту информацию, как и сведения о судимости за аналогичные преступления, доводить до коллегии нельзя – закон запрещает. Присяжные вынесли оправдательный вердикт: они пришли к выводу, что вина не доказана. Их смутило ещё, что преступление рассматривалось в суде через семь лет после совершения: за это время тела жертв разложились, следы изнасилования на одежде, на теле не сохранились. В деле имелись и другие доказательства, их было, на мой взгляд, достаточно для обвинительного вердикта, но присяжные этим доказательствам не поверили. Когда после оглашения вердикта они узнали, кого оправдали, то были в шоке. И сами признали: некоторые сведения о личности подсудимого необходимо до них доводить».

Есть у присяжных ещё одна особенность: они, как правило, верят только живому слову. Если подсудимый или свидетель изменили в суде показания, есть вероятность, что представители народа возьмут под сомнение заявленное на предварительном следствии. Для присяжных неважно, что признания подследственные давали в присутствии своего адвоката, с соблюдением процессуального закона. И не имеет значения, что сказанное на допросах закреплено следственными действиями и подкрепляется совокупностью других доказательств. В прошлом году присяжные оправдали одного из обвиняемых в убийстве ангарского милиционера, тогда как соучастников по делу при тех же доказательствах обычный суд несколькими месяцами раньше приговорил к лишению свободы. Профессионалы оценили отказ обвиняемых от прежних показаний как способ защиты, представители народа ещё раз подтвердили недоверие правоохранительным органам. 

«В суде присяжных на исход дела может повлиять что угодно, – говорит Людмила Инютина. – Был случай, когда свидетелем выступал бомж, так мне пришлось проследить за тем, чтобы его отмыли и побрили. Давать показания в суде он пришёл в камуфляжном костюме, позаимствованном в следственном комитете. Если свидетеля привозят из колонии, лучше снять с него наручники. Иначе представители народа могут отнестись к показаниям с предубеждением. Нюансов, имеющих значение, очень много». 

Людмила Симанчева подтвердила: в судебной практике встречаются дела, когда при равных доказательствах одного обвиняемого присяжные оправдывают, другого признают не заслуживающим снисхождения. 

Встречают по одёжке, провожают по уму 

Встречают по одёжке судьи с улицы не только свидетелей и подсудимых. «Даже такие мелочи, как причёска, туфли – всё приходится продумывать, появляясь перед присяжными, – говорит Людмила Инютина. – К этим процессам тщательно готовишься, репетируешь речь – она должна быть эмоциональной, образной, её не прочитаешь по бумажке, если хочешь, чтобы тебе поверили». Сегодня с судом присяжных работают не все сотрудники отдела гособвинителей прокуратуры области. «Это, наверное, не всем дано», – говорит Людмила Инютина. 

В Иркутском областном суде поначалу тоже выбирали членов уголовной коллегии, готовых к новой миссии: учитывались не только опыт и профессионализм, но и пожелания самих представителей Фемиды. Но сегодня, по словам Людмилы Симанчевой, для любого судьи это обычная работа.

И, конечно, никто не может отказать обвиняемому в особо тяжком преступлении, подсудном областному суду, доверить свою судьбу людям из народа. Правда, в последнее время закон чуть сузил полномочия присяжных, исключив из круга рассматриваемых дел преступления против безопасности государства и основ конституционного строя. По словам Людмилы Симанчевой, количество рассматриваемых присяжными дел в Иркутской области колеблется обычно от 12 до 17 в год. Но в 2013-м оно выросло: поступило 22 дела в отношении 48 подсудимых с заявкой на участие представителей народа. 

Ходатайства о рассмотрении уголовного дела присяжными возникают зачастую, когда доказательственная база слабовата. Обвиняемые понимают, что оценить косвенные улики под силу лишь профессионалу. Многие надеются, что смогут заморочить членам коллегии головы, сыграв на том, что признательные показания якобы выбиты на следствии. Однако на предварительном слушании узнают, что об этих обстоятельствах рассказывать присяжным запрещается: все подобные жалобы проверяют заранее, и до суда доводят только допустимые доказательства. Из-за того, что следователи и адвокаты не разъясняют вовремя особенности процесса с участием присяжных (невозможность рассказывать на заседании всё, что хочешь, или обжаловать приговор на основании недоказанности вины), многие обвиняемые на предварительном слушании отказываются от этой затеи. В прошлом году в последний момент передумала в пользу профессионалов треть подсудимых.

Бытует мнение, что присяжные выносят гораздо больше оправдательных приговоров, чем люди в мантиях, ограждая от необоснованного осуждения жертв произвола. Статистика по Иркутской области такого вывода не подтверждает. В 2003 году, когда заработал институт присяжных, суд народа вынес лишь один оправдательный вердикт, тогда как профессионалы – девять. На следующий год счёт оказался 0:1, затем он сравнялся и составил 1:1. По остальным годам показатели подобные – у суда улицы и суда профессионалов примерно равное в целом число оправданий. Кстати, по мнению самих представителей Фемиды, оправдательные вердикты свидетельствуют о качестве работы скорее не суда, а органов предварительного расследования. «Если нет достаточных доказательств вины человека, дело должно быть прекращено на досудебной стадии», – считает Людмила Симанчева. 

Дорогое удовольствие

Суд народа обходится государству в копеечку. Присяжные заседатели получают, конечно, не такую зарплату, как профессионалы: их трудодень составляет порядка 700 рублей. Но тем, кто приносит справку о более высоких доходах, выплачивается их обычный заработок. Немалые средства тратятся на отбор кандидатов: из 15 тысяч человек в последнем списке, по свидетельству Людмилы Симанчевой, соответствует закону не более трети. Но выясняется это только после отправки каждому по почте заказного уведомления. К тому же на процесс приходится приглашать людей с большим запасом – бывает, по сотне человек и больше. Случалось, коллегия, прозаседав несколько месяцев, распадалась – приходилось набирать новую и начинать всё сначала. Сергей Хатунцев однажды успел дойти почти до середины процесса, когда народные представители один за другим стали слагать с себя полномочия. Именно поэтому заявленные при отборе кандидатов самоотводы удовлетворяются стопроцентно. Учителя, врачи и служащие часто ссылаются при этом на занятость на работе, молодые женщины – на маленьких детей, пенсионеры – на слабое здоровье. И даже те, кто выразил готовность исполнить гражданский долг, могут не выстоять до конца. Возможно, на них оказывается давление, но о таких случаях областному суду неизвестно, официальных жалоб не поступало. Скорее всего, главной проблемой является всё-таки недостаточно высокое правосознание населения в целом: для одних важнее бизнес, для других – дача. Короче, какое общество – такие и присяжные.