Срыв строительства второй загородной ТЭЦ в Иркутске

К началу 1990-х годов ситуация с теплоснабжением Иркутска приблизилась к критической: дальнейшее наращивание основного, базового источника централизованного теплоснабжения – загородной Ново-Иркутской тепло­электроцентрали – представлялось слишком рискованным и по экологическим, и по общим соображениям. Последний блок был введён в 1987 году, мощность станции превысила 650 МВт – вместе с Иркутской ГЭС с примерно такой же установленной мощностью НИТЭЦ вливала до 10% энергии в районную энергосистему. Содержание вредных веществ от сосредоточенных дымовых выбросов продуктов сгорания бурых углей, несмотря на эффективную золоочистку, было уже на грани допустимого. Опираться на один основной источник тепла и собственный источник электроэнергии большого растущего города с микрорайонами на разных берегах Ангары, Иркута и Ушаковки было всё равно что хранить все яйца в одной корзине.

Проект станции был представлен на суд рабочей группы специалистов, пожалуй, всех иркутских организаций, причастных к разным аспектам проблемы. Какие-либо принципиальные замечания в заключениях этих экспертов не припоминаются. Пожалуй, лишь доцент кафедры теплоэнергетики политеха Рудольф Ермаков и я, сотрудник лаборатории теплоснабжения СЭИ, выразили сомнения в целесообразности реализации выбранной проектировщиками технологической схемы станции. Предельно экологичная, с чуть ли не нулевыми выбросами механических и химических загрязнений, схема сжигания топлива представлялась слишком сложной. Она была двухступенчатой, включала так называемую внутрицик­ловую газификацию угля (минеральная часть рабочей массы угля полностью удалялась при газификации топлива, а при отказе этого станция сразу останавливалась, поскольку золовые частицы, попадая на лопатки газовых турбин, приводили их к быстрому износу) и наверняка потребовала бы отработки в местных условиях (при этом уже тогда имелись решения и получше). 

Обсуждение проекта шло на совещаниях разного уровня, а также в прессе. Голоса и критиков, и проводников идеи смолкли после публикации в «Восточно-Сибирской правде» статьи «Быть или не быть новой ТЭЦ под Иркутском?». Тогдашний главный инженер «Иркутскэнерго» Сергей Куимов заявил, что все ключевые вопросы рассмотрены со всех сторон – можно приступать к реализации. Директором проектируемой станции был назначен бывший директор НИТЭЦ Анатолий Горбачёв, площадку разметили колышками, ТЭЦ уже имела номер – восемь, освободившийся от закрытия одной из старых станций «Иркутскэнерго». И тут – гром по пеклу! – на улицы Ленинского района с флажками, лозунгами и плакатами «Защитим Иркутск от новой угрозы! Не дадим! Не позволим!» вышли тамошние школьники (помнится, они назывались «стрижи») под предводительством их учительницы, депутата районного (возможно, городского) Совета депутатов трудящихся. Эта демонстрация, вроде бы спонтанная, но явно умело и тщательно подготовленная («Ведь даже дети – против! Устами младенца глаголет истина!»), проведённая в нужное время и в нужном месте, вызвала новый всплеск страстей по ТЭЦ. И городские власти, скрепя сердце, приняли решение новый загородный источник теплоснабжения Иркутска не сооружать. «Зелёное» движение одержало победу над «врагами природы», «стрижи» чувствовали себя юными героями, а городские власти вели себя на удивление как-то отрешённо: нет так нет, энергетики что-то другое придумают, положение с теплом пока терпимое, большие деньги на ТЭЦ выбивать не надо (объект был республиканского, госплановского ранга), а что касается перспективы – из каждого положения бывает как минимум два выхода… Подчеркну одну деталь: против новой ТЭЦ – точнее, против её дис­локации – выступали жители лишь одного района, в окрестностях которого была выбрана площадка, района автономного, отгороженного от большей части города Ангарой и Иркутом, имеющего свой, не полностью загруженный источник тепла с котлами, предназначенными для работы с паровыми турбинами, а не с подогревателями сетевой воды.

И выбор был с позиций Иркутска тогда не только в целом оптимальным, но и единственно возможным. Во-первых, мощный угольный источник тепла практически можно было эксплуатировать лишь на левом берегу Ангары, поскольку железной дороги на правобережье нет, а подвозка угля автотранс­портом – это сплошной поток большегрузных самосвалов по тогда единственному, до предела загруженному автомобильно-трамвайно-пешеходному мосту.

В окрестностях левобережного, Свердловского района и без того дымила Ново-Иркутская ТЭЦ, нагружать атмосферу новыми выбросами там было уже невозможно. Кстати, участвуя в выборе места НИТЭЦ в 1961 году, я не помню, чтобы жители Свердловского района хоть как-то протестовали против того, что их «приносят в жертву» любимому городу. 

Роза ветров в точке предлагавшегося сооружения ТЭЦ-8, как и НИТЭЦ, такова, что больше половины времени при низких температурах воздуха вектор ветра на высоте 200 м (у НИТЭЦ дымовые трубы – 180 и 250 м) направлен мимо жилых кварталов, и выбросы рассеиваются над лесными и сельскохозяйственными землями левобережья. Угли, на которых работают станции «Иркутскэнерго», отличаются низким содержанием серы и высоким содержанием кальцитов, так что газообразные и твёрдые продукты их сгорания для растительности скорее полезны, чем вредны (по крайней мере, так утверж­дают иркутские геохимики). Золовые выбросы из труб НИТЭЦ, представляющие основную опасность для населения, улавливаются системами очистки газов не менее чем на 98%, а у ТЭЦ-8 были бы вообще нулевыми.

Решение вопроса о развитии теплоснабжения Иркутска было отложено «до лучших времён», в том числе уповая на приход в город вожделенного природного газа Ковыкты, который должен был дать возможность соорудить «чистый» источник тепла на правобережье, в центре основных нагрузок. 

Как видим, газ не пришёл до сих пор, но город тепло имеет и развивается – значит, действительно можно обойтись без новой ТЭЦ? Иркутск в этом плане спасли события начала 1990-х. Если для экономики всей страны это был страшный удар, то здесь – благо: потребность в тепле в связи с сокращением энергоёмких производств (вплоть до практически полной остановки некоторых предприятий) и замораживанием планировавшегося строительства уменьшилась, а когда постепенно пошёл рост ввода жилья, поднапряглась НИТЭЦ. В частности, там был введён новый котёл с кольцевой топкой на 800 тонн пара в час – уникальный в плане снижения вредных выбросов продуктов сгорания топлива, в том числе окислов азота, с куда более простой и надёжной технологической схемой, нежели внутрицикловая газификация. 

Атомная провокация энергетиков 

После подавления «зелёными» проекта ТЭЦ-8 президиум областного научно-технического общества энергетиков для привлечения внимания городских властей и населения Иркутска к проблеме теплоснабжения решил провести «операцию икс». В город тогда заехали эмиссары одной из оборонных организаций, занимавшейся разработкой атомных силовых установок для военно-морского флота, развитие которого в то время село на мель. И вот наше НТО решило выставить на открытое обсуждение в Доме техники идею атомного подземного источника теплоснабжения в центре города – да, вот так, ни больше и ни меньше!

Была проведена пропаганда этого мероприятия через все СМИ – телевидение, радио, прессу. В частности, в «Восточно-Сибирской правде», после выступлений разных авторов «за» и «против», в номере от 13 ноября 1993 года был помещён нарочито полемический дуплет – статья «технократа-энергетика» Александра Кошелева «От угольного дыма сквозь атомный туман к чистому теплу» и фельетонного окраса материал экологического обозревателя «ВСП» Георгия Кузнецова «А может, лучше ананасы?». В Дом техники через СМИ были приглашены все желающие, официальные уведомления и «персональные» приглашения получили общественные природоохранные организации. Повторяю: целью акции было показать – доказать! – важность, сложность и необходимость безотлагательного выбора и реализации решений по развитию теплоснабжения Иркутска, где можно «докатиться» до подземной АТЭЦ. Так вот, обсуждение прошло живо и интересно, флотские энергетики-атомщики показали себя весьма компетентными, но в обсуждении участвовали лишь причастные к проблеме, а представители зелёных не только не выступали, но даже не задали ни единого вопроса. 

С отрицательной оценкой «зелёного бунта» против строительства второй загородной ТЭЦ можно не согласиться, поскольку тепла сегодня хватает и оно не лимитирует массовый ввод нового жилья. Но вот следующий пример в этом плане однозначен и при взгляде из сегодня.

Неправильная ЛЭП

7 декабря 1999 года в Иркутском управлении Госкомприроды состоялось срочное расширенное заседание экспертной комиссии, рассматривавшей вопрос о сооружении линии для подачи энергии населённым пунктам в долине реки Голоустная на западном берегу Байкала. Семь тысяч жителей в посёлках долины не имели надёжного энергоснабжения практически с тех пор, как после создания Прибайкальского национального парка прекратилась добыча и первичная обработка леса – единственный источник доходов, и стало невозможным иметь свои средства на оплату топлива для дизельной электростанции.

И вот пресса сообщила, что Востсиб­электросетьстрой начал строительство линии в долину. Казалось бы, радоваться надо, однако радовались не все. Вдруг оказалось, что, во-первых, ЛЭП начали строить не по тому варианту, о котором всегда говорили: не вдоль автодороги от Иркутска, а от села Большая Речка на берегу Иркутского водохранилища по долине этой реки с выходом в середину долины Голоустной. При этом пересекалась территория нацпарка и Кочергатского соболиного заказника. Во-вторых, ЛЭП строилась без экологической экспертизы проекта и без проекта вообще.

Строители изменили трассу самовольно, но вполне разумно. На транс­форматорной подстанции «Большая Речка» имелась избыточная мощность. ЛЭП в новом варианте имела длину не сто с лишним, как первоначально, а сорок километров, поэтому можно было обойтись напряжением не 110 кВ, а лишь 35 – это снизило общие затраты раза в три-четыре. Ширина просеки-коридора для линии уменьшилась в соответствии с нормативами от 50 до 38 метров – тоже неплохо.

То, что линия в новом варианте шла по особо охраняемой природной территории, действительно так. Однако нацпарк и заказник не заповедник, и хозяйствование там полностью не запрещено – это раз. Разрешение на отчуждение территории для объекта особой социальной значимости имелось – два. Просеки в лесах – это самое радикальное решение для локализации очагов пожара, а у национального парка денег хватало лишь на запретительные плакаты – три. От жителей долины имелась петиция о прокладке ЛЭП, подписанная в том числе и проживающими там работниками национального парка – четыре. Так что вставлять палки в колёса и зарубить начатое строительство – это было бы, как однажды публично сказал председатель иркутского Госкомприроды Анатолий Малевский по подобному поводу, проявлением «зелёного фашизма».

Участвовать в заседании такой экспертной комиссии мне довелось впервые. Парадокс: объект достраивается, и тут спохватились, что нет важнейшего, непременного документа – оценки воздействия на окружающую среду. То есть шагают столбы ЛЭП по прорубаемой просеке, а контролирующая инстанция – Госкомприроды – не знает. Национальный парк был не против, а даже за: просеку для ЛЭП делали там, где была запланирована просека противопожарная. Причём речь шла о заросшей, заваленной катастрофическим снеголомом 1991 года дороге, которую сделали лет сорок назад, чтобы переместить отработавший своё Большереченский леспромхоз в долину Голоустной. Просека шла через Кочергатский соболиный заказник, но он существовал лишь на бумаге – в смысле, им никто не занимался.

На заседании прозвучало лишь одно выступление явно не в ногу – от Центра экологической общественной экспертизы. Суть: строительство объектов без ОВОС – это нонсенс, исключения здесь недопустимы, а на бывшей леспромхозовской просеке следует создать «энергетическую плантацию» для получения топлива из биомассы специальных травяных растений, как это успешно реализуется за границей. Да, такое действительно делается – в частности, в Южно-Африканской Рес­публике. В Ботаническом саду ИГУ исследования в этом направлении ведутся для получения соответствующих оценок применительно не к однолетним травянистым растениям, а для быстрорастущих лиственных деревьев – но при этом очевидно, что практическая реализация такого проекта в нашем регионе, где некуда девать отходы лесозаготовки и лесопереработки, – это такой же абсурд, как сооружение атомных энергоисточников.

«Неправильный» проект был быстро реализован – к жителям долины Голоустной пришло электричество. 

«Зелёные» победы иркутских учёных

В начале 1980-х за плотно закрытыми дверями конференц-зала Сибирского энергетического института СО АН СССР новосибирские и иркутские учёные подвергли такой многосторонней и детальной критике проект Туруханской ГЭС, что разработчикам проекта пришлось взять его на капитальную доработку. Речь шла, в частности, об отторжении огромной, практически не заселённой северной территории, где единственная форма хозяйствования – охота эвенков на пушного зверя (претензии были не только и не столько экологическими). Об этой ГЭС на Нижней Тунгуске снова заговорили лишь сейчас (её мощность предполагается в 12 млн. кВт, при том, что расчётная мощность самой крупной в мире станции – «Три ущелья» на Янцзы в Китае – 25 млн. кВт). 

Следующая ГЭС, зарубленная на корню в середине 1960-х, когда был «парад ГЭС» и действительно шло успешно развитие восточных территорий, это Нижне-Ленская станция расчётной мощностью, помнится, почти 10 млн. кВт – это в два раза больше Братской ГЭС и в полтора раза – Красноярской, которые на моменты их вводов становились самыми крупными в мире. Да, гигантская ГЭС дала бы «огромный толчок для освоения и развития», но её водохранилище протяжённостью до 1,5 тыс. км подпирало Якутск, отторгало широченную долину великой реки, низовья её главных притоков – Вилюя и Алдана. К счастью, нашлись тогда разумные головы в Госплане, которые обратили внимание, что этот «толчок» будет впустую, так как «осваивать и развивать» территорию придётся на дне рукотворного моря.

В первой половине 1980-х годов Институтом географии Сибири и Дальнего Востока с участием Сибирского энергетического института СО АН СССР были выполнены исследования по выбору стратегии создания и развития Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса, включающего предприятия добычи и переработки угля и тепловые электростанции. Запасы в этом бассейне бурого угля разных марок, доступного для добычи открытым способом, оцениваются в 450 млрд. тонн – при современном уровне добычи угля в России до 340 млн. тонн запасов одного этого бассейна, расположенного на обжитой территории в полосе Транссиба, хватит более чем на тысячу лет. Проектировщиками был предложен весьма заманчивый вариант КАТЭК, первая очередь которого включала восемь тепловых электростанций вблизи друг друга мощностью по 6,4 млн. кВт – это мощность Саяно-Шушенской ГЭС, самой крупной в России – с блоками «котёл-турбина» по 0,8 млн. кВт (Иркутская ГЭС – 0,66 млн. кВт). Иркутские географы доказали, что регенерационные возможности природной среды при уже существующей местной нагрузке на неё не позволяют реализовать этот план. Энергетики показали, что, во-первых, ввод такой мощности представляется пока излишним, во-вторых, современные технологии не позволяют обеспечить допустимый уровень воздействия на природную среду. Природоведы-географы и технологи-энергетики представили предложения о размещении объектов и технологических показателях оборудования, необходимых для обеспечения экологических ограничений. Таким образом, было показано не только как нельзя делать, но и как можно. Программа ушла на доработку, а потом была заморожена, поскольку в связи со спадом промышленного производства в начале 90-х резко снизилось энергопотребление. К проекту КАТЭК вернулись в связи с проектами экспорта электроэнергии в страны Северо-Восточной Азии, а на его первой станции (Берёзовской) недавно ввели второй блок – экологическая ситуация пока такое позволяет.

Ещё одной победой отмечено начало двадцать первого века. Учёным Иркутска при активной и широкой поддержке общественности в разных городах страны удалось «принудить» к разумному решению по прокладке нефтепровода Восточная Сибирь – Тихий океан вне водосборного бассейна Байкала (весной 2006 года точку в этом деле поставил лично президент Российской Федерации).

Покушение на Шаман-камень

Однако первая «зелёная» победа иркутских энергетиков была одержана ещё в конце 50-х годов прошлого столетия. На конференции по развитию производительных сил Восточной Сибири в 1958 году в Иркутске главный инженер сектора «Ангара» Московского отделения института «Гидроэнергопроект» Н.А. Григорович сделал доклад* «Улучшение гидро­энергетической характеристики р. Ангара путём сооружения прорези в истоке». Глубина прорези – 25 метров, по ней будут слиты 120 кубических километров воды, ускоренно наполнится водохранилище Иркутской ГЭС, за счёт чего будут выработаны ох какие большие миллиарды киловатт-часов, получены миллионы рублей. Ну а потом триста тридцать три притока Байкала постепенно снова наполнят до краёв его чашу, и всё станет как было – и даже ещё лучше! Прорезь позволит регулировать сток в нужном для энергетики великой страны диапазоне. Ну а если что, если в интересах Родины партия укажет, можно ещё разок воду слить, снова будут миллиарды и миллионы…

Против проекта восстали энергетики. «Литературная газета» опубликовала 21 октября 1958 года статью «В защиту Байкала», где среди 13 подписавшихся были не только писатели и учёные, но и председатель Иркутского облплана П. Силинский, а также начальник, главный инженер и секретарь парткома строительства Иркутской ГЭС – А. Бочкин, С. Моисеев и П. Московских соответственно. Слава им и ретроспективный земной поклон из двадцать первого века! Проект был отвергнут по двум пунктам чисто экономического плана: во-первых, после снижения уровня сливом через щель Байкал как минимум на многие десятилетия утратит способность стабилизатора стока, во-вторых, спущенная через турбины лишь одной ГЭС вода уже не сможет пройти через весь каскад, который построят потом. В статье говорилось ещё много о чём, но вот эти два пункта сразу отправили проект прорези на полку – и Шаман-камень продолжает гордо выглядывать из Ангары в её мелководном истоке.

* Гольдфарб С.И. Байкальский синдром. Расследование экологического преступления века. Иркутск: Агентство «Комсомольская правда – Байкал». 1996. 288 с. (с.26)