издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Особое мнение Анатолия Епифанова

Настоящий инженер должен чувствовать любую конструкцию умом и сердцем. Этому правилу, им самим сформулированному, эксперт по безопасности плотин Красноярской и Саяно-Шушенской ГЭС Анатолий Епифанов следует всё то время, что работает в гидротехнике. «Так много видел, что сформировал собственную точку зрения на гидроэнергетику», – рассказывает профессор. Кому-то его позиция кажется резкой, идущей вразрез с высказываниями других специалистов, однако к мнению учёного прислушиваются многие.

– Анатолий Павлович, многие называют вас уникальным для Восточной Сибири специалистом. Почему? 

– Не знаю. Я, наверное, самый старый из тех, кто здесь работает и в гидротехнике разбирается. Моложе меня докторов наук не осталось. Этой работой занимаюсь с 1961 года, прошёл Красноярскую, Зейскую и Саяно-Шушенскую ГЭС, Кировскую плотину в Киргизии. Принимал участие в строительстве Усть-Илимской ГЭС. Так много видел, что сформировал собственную точку зрения на гидроэнергетику. 

– В каком качестве работали на этих объектах?

– На первых ГЭС руководил технологическим процессом. Образно говоря, отвечал на вопросы о том, как строить. На Красноярской станции я защищал кандидатскую диссертацию, а Зейскую строили под моим научно-методическим руководством. То же касается и Кировской плотины. Туда изначально хотели пригласить москвичей, но они дорого запросили, поэтому обратились ко мне. Так что могу смело сказать, что прошёл редкую школу гидротехника. 

– Как вышло, что выбрали такую довольно специфическую профессию? 

– В гидротехнику я пошёл совершенно случайно. Работал в колхозе, решил получить высшее образование. Долго выбирал, куда бы поступить, остановился на Ленинградском политехническом институте. Сдавал экзамены на радиотехнический факультет, но из всех 27 абитуриентов туда взяли лишь одного человека, который прошёл войну. Я только сочинение написал на три, остальное сдал на пять и, когда нас сортировали по специальностям, сказал, что учиться и жить в Ленинграде могу только со стипендией. И мне предложили учиться на гидротехника. Потом приглашали на ядерную физику, но у меня ещё в деревне начался туберкулёз лёгких, так что мне врач в институте сказала: «У вас и без того самая лучшая специальность, зачем вам эта ядерная физика?» Так гидротехником и остался. 

– В одной статье, где ссылались на вас, было сказано, что школа гидротехников сильно пострадала в последние годы. С другой стороны, в блоге ОАО «РусГидро» говорится о том, что специалистов по этому профилю готовят Санкт-Петербургский политехнический институт и Московский институт природообустройства, был также упомянут Саяно-Шушенский филиал Сибирского федерального университета. Всё-таки в каком состоянии сейчас профессиональная школа, удалось ли сохранить то, что было создано ещё в советское время?

– Гидротехников готовят и в Новосибирске. Но дело не в этом – сама школа развалилась. Серьёзно наукой сейчас никто не занимается. Те гидротехники, которых готовят в Москве, за пределы МКАД не выезжают, из Новосибирска тоже никого практически на работу в регионы не направляют. В Санкт-Петербурге факультет гидротехники закрывали и вновь открыли не так давно, что удивительно, ведь президент политехнического университета Юрий Васильев заканчивал гидрофак. На Саяно-Шушенской ГЭС ребят готовят, и они в целом очень неплохие и очень мобильные – готовы поехать на разные объекты. Но уровень их обучения, к сожалению, оставляет желать лучшего. Некому учить. 

– Получается, смены вашему поколению специалистов-гидротехников нет?

– Есть масса гидротехников, но специалистов такого уровня нет. И когда студенты меня спрашивают, могли бы сейчас построить Саяно-Шушенскую ГЭС, приходится отвечать: «Нет, это исключено». Конечно, есть современные технологии, но нет таких инженеров, которые были тогда. Вот, к примеру, не так давно в Красноярске монтировали 30-метровую балку на новом виадуке через железную дорогу. Её неправильно застропили, так что она сломалась под собственным весом, придавила одного рабочего и покалечила второго. Это страшно, но такова действительность. Я уверен, что те люди, которые это делали, сопромат изучали. Вопрос в том, как они его учили. Сейчас я сам читаю эту дисциплину в Красноярском институте железнодорожного транспорта, потому что хочется студентов научить практическому сопромату. 

– Кажется, проблема низкой квалификации кадров есть едва ли не во всех инженерных отраслях.

– Да. Не зря же на саммите «Большой двадцатки» отмечали: резко снизился уровень подготовки инженерных кадров. Это говорили лидеры ведущих мировых держав! Такая проблема есть не только в России, но и за рубежом! Кто в этом виноват? Я считаю, что вычислительная техника: современные инженеры могут пальцами клавиши нажимать, а головой думать не способны. Вот родители радуются, что их ребёнок едва ли не с пелёнок умеет с компьютером обращаться. Но ведь это калечит логическое мышление человека! Он должен не машину видеть, а быть над ней, замечать вещи, которые его окружают. Поэтому я всегда говорю студентам: «Когда вы смотрите на какую-то конструкцию, вы должны её воспринимать вот этим и вот этим. – Анатолий Павлович прикладывает руку сначала ко лбу, а затем к левой стороне груди. – Тогда вы будете настоящим специалистом». Такого уровня спецов, которые были на строительстве Красноярской ГЭС, лично я сейчас не знаю. Это наша общая трагедия – снижение профессионального уровня руководящего звена. Всё держится на нас, на стариках. Многих уже увольняют, но мне пока ни разу не говорили: «Давай-ка, Анатолий Павлович, заканчивай». И это радует: значит, я ещё кому-то нужен. 

– В конце 2009 года, когда появилось открытое письмо жителей Хакасии к президенту, в котором они предлагали не восстанавливать Саяно-Шушенскую ГЭС, а спустить водохранилище и закрыть станцию, вы сказали: «Ничего с плотинами – и Красноярской, и Саяно-Шушенской ГЭС – не произойдёт, они нормальные». Расскажите чуть подробнее, что вы имели в виду. 

– Красноярская плотина уникальна. Может быть, она вообще самая надёжная на земном шаре, поскольку её возводили с отступлением от проекта. Изначально Красноярская ГЭС должна была стать точной копией Братской. Одно время даже не могли определиться, какую из них построить первой. В итоге остановились на Братской ГЭС, отчего Красноярская только выиграла. Учитывая предыдущий опыт, её проектировщики и строители решили соорудить плотину гравитационной с уклоном низовой грани не один к семи десятым, как на Братской и позднее Усть-Илимской ГЭС, а один к восьми десятым. Мы разработали хороший цемент, который позволил сделать бетон, оптимальный для возведения массивной плотины в суровых условиях. Поэтому Красноярская ГЭС строилась с очень большими запасами: например, коэффициент запаса на сдвиг станционной плотины равен 2,48. И я считаю, что, если даже через плотину пойдёт поток высотой 10 метров, она выдержит безо всяких сомнений. Многое пишут про яму размыва в нижнем бьефе, [которая якобы угрожает плотине], но это глупости. Действительно, дважды на Красноярской ГЭС водосбросом размывало левый берег, потому что уже в процессе строительства была запроектирована и создана высоконапорная гидравлическая лабораторию, чтобы моделировать работу будущей Саяно-Шушенской ГЭС. Она в значительной степени изменила траекторию движения воды в воронке размыва. Сейчас, например, начали разрушаться плиты правого берега. Ну и что? Нужно просто их отремонтировать, и всё. И когда меня спрашивают, сколько простоит Красноярская ГЭС, отвечаю: «Если за ней как следует ухаживать, гарантирую, что она проработает 150 лет». Но за плотиной нужно следить и вовремя её ремонтировать, как и любое другое сооружение. 

– А что можно сказать про Саяно-Шушенскую ГЭС?

– Ситуация с ней сложнее. К сожалению, когда её строили, произвести точный расчёт плотины не представлялось возможным – не было вычислительной техники, метода конечных элементов. Её рассчитали приближёнными методами по сопромату и строительной механике. А точным методом – по теории упругости – это сделали только через 17 лет после начала эксплуатации. И первоначально профиль плотины был рассчитан не совсем корректно. В нём впоследствии образовались трещины. Но мы с помощью французской фирмы «Солетанш» её отремонтировали и профиль сделали даже лучше, чем если бы водохранилище заполнили сразу по окончании строительства, а не постепенно. Если говорить о техническом состоянии плотины Саяно-Шушенской ГЭС, то она работоспособна. Поясню, что бывает четыре категории состояния гидротехнического сооружения: нормальное, работоспособное, скажем так, работоспособное с минусом и аварийное. В нормальном состоянии находится плотина Красноярской ГЭС, то есть она может выдержать нормальный напор водохранилища и зимой и летом. Дело в том, что зимой охлаждается низовая грань, она изгибается в сторону нижнего бьефа и её несущая способность в целом уменьшается. Так что Саяно-Шушенская ГЭС в этом смысле находится в работоспособном состоянии, а в смысле надёжности – в нормальном. При этом надо очень тонко управлять наполнением водохранилища в зависимости от температуры. Повторю: если говорить о надёжности, то в ней никаких сомнений нет и быть не может. Ни в коем случае нельзя утверждать, что плотина развалится. Если там что-то потечёт или трещинки появятся – мы их без проблем отремонтируем, и она не разрушится. Это абсолютно гарантировано в любое время года даже при землетрясениях, которые могут произойти в том районе. 

– Здесь, видимо, нужно учесть и тот факт, что арочно-гравитационных плотин, как на Саяно-Шушенской ГЭС, в таком климате раньше попросту не строили? 

– Действительно, в столь суровых климатических условиях подобных плотин нет. Это самое великое из гидротехнических сооружений на земном шаре. Есть, конечно, арочные плотины и повыше нашей, но они построены в узких ущельях. 

– Кто-то высказывает опасения и относительно Богучанской ГЭС. Насколько они обоснованны? 

– Нет, тут о какой-то опасности я бы не стал ничего говорить. Самое любопытное в Богучанской плотине заключается в том, что, во-первых, это долгострой. Бетонная плотина много лет простояла, и за это время на неё должны были повлиять природные и климатические факторы. Но это не так страшно. Самое интересное заключается в каменно-набросной плотине, внутри которой создана асфальтобетонная диафрагма – по сути, стенка из асфальта. И специалистов интересует, как она себя станет вести, когда плотина будет деформироваться при наполнении водохранилища. Здесь есть множество сложных вопросов, на которые сейчас нельзя ответить однозначно. Просто нужно очень внимательно за этими процессами следить. Но делать выводы можно будет только после того, как водохранилище заполнят до нормального подпорного уровня. 

– Про Богучанку также говорят, что её мощности не востребованы. Претензии есть и с точки зрения экологии. На ваш взгляд, нужно ли было её достраивать?

– Абсолютно уверен, что нужно достраивать. Это даже смешно обсуждать. Знаете, когда в 1989 году были выборы в Верховный Совет СССР, наш известный писатель Роман Солнцев мне, тогда возглавлявшему Красноярский филиал ВНИИГ, говорил: «За то, что ты строил Красноярскую ГЭС, тебя надо расстрелять!» А сейчас говорят: «Как хорошо, что у нас есть Красноярская ГЭС, ведь она несёт золотые яйца!» Сами понимаете: энергия, которую вырабатывает гидравлическая станция, в пять раз дешевле той, которую производит тепловая станция. Экологические последствия тоже несопоставимы: ну, затопило часть территории, но для сравнения посмотрите на Пекин, что там происходит из-за угля, который сжигается. Прошлым летом на Енисее было экстремальное маловодье и Богучанская ГЭС, расположенная на Ангаре, была нужна позарез. Но зона затопления до сих пор официально не утверждена. И неизвестно, на каком уровне затягивается решение вопроса о принятии ложа водохранилища в экс­плуатацию. 

– Но ведь пока не готова схема выдачи мощности Богучанской ГЭС.

– Этот вопрос сегодня тоже стоит, но он хотя бы будет решён в ближайшее время. Он не такой запутанный, как история с актом, из-за которой нельзя наполнять водохранилище. 

– На высоком уровне сейчас активно обсуждается продолжение советского мегапроекта по освоению гидроэнергетического потенциала Ангары и Енисея, дискуссии об этом можно было услышать, к примеру, на февральском Красноярском экономическом форуме. Имеет ли смысл возвращаться к подобным проектам сейчас? 

– В случае с такой рекой, как Енисей, сложно говорить про объекты другого масштаба, чем Красноярская ГЭС. Но её сложно назвать мегапроектом, к этой категории относится скорее идея строительства станции на Нижней Тунгуске (Эвенкийской или Туруханской ГЭС, чья предполагаемая мощность оценивалась в 8–12 ГВт с возможностью увеличения до 20 ГВт. – «СЭ»). Это, конечно, пока не представляется реальным. Сейчас, думаю, наши гидростроители вместе с китайцами примутся за возведение нескольких плотин, которые бы позволили задержать воду, попадающую в Амур. По типу Зейской и Бурейской ГЭС, но со стороны КНР. Китай нынешним летом нахлебался воды и от паводка пострадал больше, чем российский Дальний Восток – там погибло больше сотни человек. Наши станции в значительной степени воду сдержали. Если бы этого не произошло, можно представить, что было бы с тем же Хабаровском и Благовещенском. И в России и в Китае должны построить несколько плотин и, вполне возможно, электроэнергию от наших ГЭС будут продавать восточным соседям. 

– В одной из публикаций, которые можно встретить в Интернете, вас называли сторонником строительства средне– и низконапорных плотин. Это действительно так?

– На такую тему я не рассуждал. Ведь это чисто политическое определение. Надо брать конкретную реку, конкретные берега и уже исходя из этого смотреть, что строить и как строить. Я считаю, что плотины высотой больше ста метров возводить нежелательно. И в том, что после Красноярской ГЭС в 124 метра построили Саяно-Шушенскую в 245 метров, был неверный государственный расчёт: слишком мы стали самоуверенными и сделали такой шаг, от которого порвали ширинку. Но при всём при том альтернативы гидроэнергетике нет. Может быть, после меня или после вас человечество в области получения энергии придумает что-то новое, но я не думаю, что это произойдёт. Тем же солнечным или атомным станциям для работы в базисе всё равно нужны ГЭС, которые сглаживали бы колебания графика нагрузки.

Из досье «СЭ» 

Профессор, доктор технических наук Анатолий Павлович Епифанов родился в деревне Рассадники Лесного района Тверской области 23 декабря 1934 года. В 1958 году окончил Ленинградский политехнический институт. 

С 1961 по 1990 год работал в Сибирском филиале Всесоюзного научно-исследовательского института гидротехники (ВНИИГ) имени Б.Е. Веденеева, одно время был его директором. Преподавал в Красноярском инженерно-строительном институте (ныне – Красноярская государственная архитектурно-строительная академия). В настоящее время преподаватель Красноярского института железнодорожного транспорта. Кавалер орденов Трудового Красного Знамени и «Знак почёта», лауреат премии Совета Министров СССР, заслуженный энергетик РФ. 

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры