«Как я своего старика занесу на 5 этаж?»
Инвалидам предлагают жильё в доме без лифта
Жили-были дед да баба, Николай Васильевич и Юзефа Степановна Смоляр. Как в дурной сказке, 40 лет они прожили в ветхой избушке в предместье Марата, а последние 20 лет обивают пороги в надежде обрести благоустроенное жильё. Законы и в нашем государстве писаны, однако они не всегда работают: жильё инвалидам полагается не только благоустроенное, соответствующее всем санитарным нормам, но и располагаться квартира должна на первом этаже. При этом семье предложили лишь два варианта жилья – сначала квартиру на пятом этаже в Жилкино, затем общежитие на улице Володарского.
Временные мосты – самые постоянные
Николай Васильевич и Юзефа Степановна, 78 и 72 лет, не жалуются ни на пенсии, ни на здоровье. Обычно эти две проблемы беспокоят наших стариков. Но на пенсии жаловаться толку нет, они от этого не вырастут. А здоровье… Что здоровье? Привыкли уже к ограниченности своей свободы: Николаю Васильевичу из-за серьёзного сосудистого заболевания ампутировали одну ногу, он передвигается на инвалидной коляске. У Юзефы Степановны больны суставы, есть защемление седалищного нерва, ей присвоили третью группу инвалидности, ходит она еле-еле – опираясь на палку. И нездоровье можно было бы пережить, если бы не ныли так суставы в этой сырой и холодной квартире.
Мы заходим в полуразвалившуюся избушку на улице Сурнова. Кажется, даже у старухи из пушкинской «Золотой рыбки» домишко был получше. Это даже не ветхость, это настоящая разруха, с которой уже не в силах справиться человеческие руки. Тут не помогут никакой ремонт и никакие капиталы – полы просели, крыша протекает, стены покосились. Печку, единственный источник тепла, топить нельзя. Ей уже сто лет, и своё печь отработала. В квартире есть крысы, мыши, а это не лучшие соседи для человека.
– Это жильё давали нам временно. Сначала предложили однокомнатную квартиру, а у нас было двое разнополых детей, мы отказались. Тогда нас временно заселили сюда, и вот так временно мы уже 40 лет проживаем. Ни одного ремонта никто нам ни разу не делал, – рассказывает о своей горькой доле Юзефа Смоляр. – Конечно, это муниципальное жильё, что и зачем тут можно приватизировать?
Воды в доме нет. Воду надо носить с колонки, переливать в бак и оттуда уже черпать ковшом по мере необходимости.
– Воду-то кто вам носит? – интересуемся мы.
– Кому придётся, тот и носит. Дети тоже в возрасте, им эту воду в вёдрах таскать тяжело. Они и сами не в лучших условиях живут. Сын прописан у нас, но сейчас жильё снимает, где ему здесь жить? Ему 52 года, с семьёй развёлся, мается вот. Наша дочь со своей дочерью и внуком живёт за стенкой в таких же условиях. Серёже пять лет, но за 2,5 месяца он всего четыре дня в садик ходил, всё время болеет.
– А как же вы согреваетесь?
– Помаленечку. Одетые ходим. Печь топим редко и потихоньку, боимся пожара. Дом держится за счёт этой печки, если эту переборку убрать, весь дом рухнет. Видите, как стена жмёт на печку? А печка – это тонны три кирпича. Прошлую зиму одетые ходили. Обогреватели включать боимся – проводка старая, сгорим.
Как и многие другие советские граждане, Смоляры оказались жертвой реформ 1990-х годов. Они потихонечку копили на квартиру, но не успели её купить – сбережения превратились в ничто. Надежда осталась только на государство.
Доказать, что дом существует
Дом по улице Сурнова – трёхквартирный. Он давно определён под снос как ветхое жильё. Но история его сноса тянется аж с 1982 года.
– Давно мы начали эту канитель, – делится Юзефа Степановна. – Хотели, чтобы какой-то ремонт нам сделали или воду подвели. Но нам тогда уже дали документ, где написали – 65% износа. Затем износ увеличился до 72%. И в очереди на жильё мы шли третьим номером.
Пенсионерка демонстрирует пухлую папку с документами. Некоторые из них почти такие же ветхие, как и сам дом. В документе от 25 января 1982 года сказано: «В результате обследования установлено: дом построен до 1917 года. Фундамент: деревянные стулья имеют значительную осадку, износ фундамента – 100%. Стены бревенчатые, имеют выпучивание, деформацию, венцы верхние и нижние сильно повреждены, имеют износ на 70%. Перекрытие деревянное, балки имеют значительные прогибы, древесина поражена гнилью, износ – 65%. Крыша тесовая, концы досок верхнего слоя гнилые, обрешётка имеет гниль, износ – 60%. Пол деревянный, сильная просадка досок, значительное отклонение от горизонтали, местами значительная гниль досок, износ – 65%. В результате технического обследования жилого бревенчатого дома установлено, что все основные конструктивные элементы пришли в негодность».
Как нетрудно догадаться, за 30 лет состояние дома ещё больше ухудшилось.
– С 2006 года я всё время ходила и контролировала, как движется наша очередь. Странное дело: наш дом то исчезнет, то появится в документах, то исчезнет, то появится. В 2007-м мне сказали: ваш дом первый в списках на расселение. И мне даже показали план расселения. Но ничего так и не произошло. После этого нам дали задание собрать кучу документов. И я сама на своих больных ногах ходила пороги обивала.
– А что за документы ещё понадобились?
– Документы на то, что дом этот существует и что он аварийный.
– Что значит – он существует? Он же есть!
– Есть! Но потом его в списках почему-то нигде не было. И нам велели представить акт независимой экспертизы, в котором должно было быть сказано, что дом действительно есть и что он является аварийным. Я обратилась в администрацию, потому что дом-то муниципальный. Спрашиваю: «Почему мы должны этот акт своими силами и за свои деньги делать?». Стоимость работ составляла 60 тысяч рублей. Мне ответили: в администрации нет денег. Мы с соседями по 20 тысяч сбросились и сделали этот акт независимой экспертизы. Комиссия в составе девяти человек подтвердила, что дом аварийный, нам выдали заключение. После этого заключения я всё-таки добилась от Евгения Девочкина, на тот момент заместителя мэра, председателя градостроительного комитета, гарантийного письма. 14 октября 2011 года нам пообещали, что в течение полутора лет нас должны расселить. Но никаких сдвигов не было. Я трижды ходила в приёмную Путина, все говорили мне: «Мы вам поможем». Но как только дело доходило до городской администрации, всё останавливалось. В апреле 2012 года мы обратились в районную прокуратуру, та подала в суд на мэрию, 24 августа суд удовлетворил наш иск. Мы должны получить жильё! Но почему-то прокуратура вынесла решение только на одну квартиру, хотя документы шли на все три. Юристы другой стороны написали апелляцию и подали её в областной суд. Но он удовлетворил решение районного суда. Нас обязаны были обеспечить квартирой.
Хочется ещё раз заметить, что за всей этой суетой с документами, судами, юристами стоят реальные люди, старики-инвалиды, которые замерзают, опасаются пожара. У Юзефы Степановны в апреле этого года на нервной почве даже случился инфаркт.
В результате мытарств дело хоть немного, но сдвинулось с мёртвой точки – пенсионерам предложили квартиру на улице Воровского в Жилкино. Квартиру на пятом этаже. В доме без лифта и пандусов. Напомним, что наши герои – инвалиды с проблемами опорно-двигательного аппарата.
– Нам положена двухкомнатная квартира на первом этаже, обязательно должны быть подъездные пандусы. Квартира должна соответствовать всем санитарным условиям, то есть не должно быть необходимости в ремонте. Посудите сами – какой нам ремонт? Кто его будет делать? Можно нанять людей, но ведь это дополнительные средства, а кто будет закупать и поднимать наверх стройматериалы? И сейчас нам так и говорят: вы, мол, отказались от жилья. Но как я своего старика занесу на пятый этаж? Потом нас попытались выселить в общежитие на улице Володарского. Вроде как временно. Но мы уже здесь временно 40 лет живём. И как мы будем переезжать? Сначала на Володарского. Потом ещё куда-то? И вдруг опять какие-то документы придётся собирать? Невыносимо, жить стало невыносимо. Это какой-то замкнутый круг, нас словно выбрали в качестве объекта для издевательств.
Юзефа Смоляр уносит папочку с документами из квартиры – не дай Бог займётся и вспыхнет пожар.
А это папка – единственный шанс выцарапать при помощи закона положенную квартиру у государства. Герой Анатолия Папанова в фильме «Холодное лето 53-го» говорил: «Хочется напоследок пожить по-человечески». Вполне понятное и простое желание. Просто пожить по-человечески. Хотя бы напоследок.