Большого ума неприметно, но ногами берут!

Никаких объяснений он ни от кого не добился. Меланхоличный слесарь, не спеша перебиравший прокладки, то ли ответил на его приветствие, то ли просто мотнул головой, а дежурный энергично пожал руку:

– Часа через полтора включим, никак не меньше.

Но опытный печатник и не поду-мал уезжать и был совершенно уверен: стоит ему отъехать, как эти олухи тотчас перестанут работать, хотя он просто молча курил под окном.

Зато в типографии воцарилось умиротворение: в полной убеждённости, что «до утра так и простоим», ночная бригада ушла в переплётную, где очень кстати нашлась отварная картошечка, солёненькие огурцы-помидорчики и большой бидон ядрёного кваса. В охотку посмеялись, перебросились домашними новостями, поругали начальство и, наконец, добрались до редакции газеты «Сибирь». У печатников почему-то считалось шиком знать скрытые подробности журналистской жизни. Вне критики стоял лишь покойный Александр Николаевич Варенцов: его фельетоны, печатавшиеся под псевдонимом «Золин», и теперь перечитывались в ночные смены – метранпаж собственною охотой выставил их на специальные полосы, получилась толстенная газета. 

Другого известного автора, Рафаила Александровича Иванова, типографские называли «больно умным», но, когда он скончался так же неожиданно, как и Варенцов, да к тому же почти что в одно с ним время, вдруг всем сделалось ясно: таких людей, настоящих музыкальных критиков, в Иркутске больше нет. «Сибирь» на глазах утрачивала редкое сочетание солидности и оригинальности, кое и выделяло её на местном фоне. Печатники, а вслед за ними и наборщики и переплётчики, заговорили о том, что «Сибирь» захворала и вряд ли уж выживет. А винили во всём одного ответственного секретаря, и, кажется, не без причины: авторов он давно уже поделил на «чужих» и «своих», да и круг «своих» у него стал предельно узким. В атмосфере такого искусственного противостояния и корреспонденты растеряли привычную бодрость и живость. К статьям на общероссийские темы они как-то тяготели ещё, а вот местную хронику давали с откровенной небрежностью, и газета «Иркутская жизнь», всего-то двух лет отроду, начала перетягивать читателя. 

– Рядом с нашими-то корреспонденты «Иркутской жизни» вроде и никакие совсем, не приметно за ними ни большого образования, ни большого ума. Но они ногами берут: с утра до вечера по городу бегают и всё, что происходит, описывают. В конце-то концов оно получается интересно, – рассуждал пожилой печатник, покручивая на вилке небольшой пупырчатый огурец. 

Стоявший «на стрёме» новенький хотел было добавить что-то от себя, но заметил в конце пролёта вернувшегося мастера и немедленно дал условный сигнал. И уж только после этого бросил с деланным безразличием в голосе:

– Да нам-то что?! Без работы всё равно не останемся: газеты нынче плодятся всё равно что кошки.

– И мрут, как брошенные котята, – добавил переплётчик, ловко заметая следы застолья.

Председательствующий на съезде упал в обморок

Новые печатные издания не успевали развернуться из-за недостатка первоначального капитала. Скажем, зарождались где-нибудь в Нижнеудинске «Уездные вести», и казалось, жить им и жить: в первый же месяц в редакцию понесли платные объявления, 153 человека оформили подписку и почти столько же стали покупать газету в розницу. Редакция вызвалась работать совершенно бесплатно и за всё время не взяла из кассы ни рубля. Тем не менее за три месяца выхода газеты типографские услуги создали непоправимый дефицит и на тринадцатом номере «Уездные вести» вынужденно закрылись.

– В уездах и деньги «уездные», то есть очень небольшие, – подвёл черту губернатор. – А жаль: через такие газеты и мы бы могли делать необходимые разъяснения.

Летом 1916-го жена гражданского инженера Анна Ивановна Миталь принялась хлопотать о разрешении на выпуск в Иркутске двухнедельного литературно-художественного журнала. И его название («Багульник»), и обозначенное направление, исключающее даже и намёк на политику, указывало на некую отстранённость от происходящего, изначальную погружённость в философские, эстетические и этические вопросы. Но именно это и насторожило господина губернатора, знавшего, что за такими невинностями и скрываются чаще всего возмутители общественного спокойствия. «Миталь тут наверняка ни при чём, – рассудил опытный администратор. – Просто не смогла отказать, когда приятели мужа или родственники, знакомые попросили поставить подпись под программой газеты. Она, вероятно, и не догадывается, что эта сказка так и останется на бумаге, на самом деле пойдёт какая-нибудь беспардонщина».

И точно: каждый лист «Багульника» оказался буквально пропитан политикой. Правда, в журнале не было ничего противного государственной линии, наоборот, он выступал против сибирских «областников» и на стороне центра. Губернатор навёл справки, и выяснилось: «Багульник» задуман и делается ссыльными новой волны, главным образом социал-демократами. А им здесь не особенно доверяют, они не вписались в местное общество и своё раздражение постоянно выплёскивают. Вот и в недавнем докладе жандармского управления говорится об ещё одной выходке эсдеков: на съез-де губернских кооператоров они с такой яростью нападали на председательствующего, что с ним случился обморок. «Очень, очень характерно и показательно, – отметил губернатор. – И гораздо опаснее, чем сатирические куплеты от «Иркутской незабудки» или от «Иркутского жала».

Они жалят, а нам не больно

Заявки на оба эти журнала появились в губернском управлении в конце 1914 года, когда стало ясно уже, что война затянется, и всё нарастающая тревога потребовала выхода, даже и через смех. Конечно, он был горьким, и первый редактор «Иркутской незабудки» фельетонист Золин будто бы в насмешку неожиданно умер от приступа аппендицита. Но его место тотчас занял коллега по «Сибири», писавший под псевдонимом «Дубровский». 

«Иркутское жало» взялся редактировать некто Сапырэ, и всё свелось к обыкновенному ёрничанию. Если вечером кто-то из авторов шёл в театр, наутро следовало ждать какого-нибудь пассажа, например: «Почему я нигде не встречал столько лысых и плешивых, как в Иркутске? Когда, бывало, в театре смотришь сверху вниз, то будто на собрании новорождённых присутствуешь. А всё потому, что каждого иркутянина чрезвычайно заботит его городская жизнь».

Впрочем, и «Жало» порой метко выстреливало: «Говорят, что газета «Сибирь» стала настолько бледна, что в ней нечего читать. По-видимому, на одних вырезках далеко не уедешь, редколлегия, кроме получения с козла отпущения г. Казанцева презренного металла, ничего не делает. Впрочем, у каждого опустятся руки, если тираж газеты на ваших глазах с каждым днём падает сильнее, чем самая легкомысленная женщина».

«Сибирь» отстреливалась, естест-венно, но все эти выяснения отношений казались иркутскому губернатору просто детской игрой: «Вот в Петербурге, где журналисты вертятся вокруг банковских капиталов, где крупные аферы закручиваются прямо в редакции «Биржевых ведомостей», – там игры очень опасные. И, наверное, хорошо, что я покуда здесь, а не в Петербурге. Пусть уж лучше будет «Жало», а не какая-нибудь столичная пиявка».

Эти мысли настроили губернатора на добродушный лад, и во время встречи с архиепископом он даже пропустил мимо уха сетования на «Иркутскую жизнь»:

– Подробнейшим образом расписали, как в тюремной церкви обрушился потолок, как едва не погиб-ли все бывшие там. А ведь церковь была в ту пору пустая!

«И совершенно правильно написали, – улыбаясь архиепископу, думал господин губернатор. – Ведь два года назад эту церковь ремонтировали, потратили 7 тысяч рублей, а толком принять так и не удосужились. Чуть сами не погибли и не погубили людей, пускай и преступников!» Вслух же он сказал только:

 – Я, Ваше преосвященство, подумал, как было бы хорошо напечатать опровержение на страницах «Иркутских епархиальных ведомос-тей».

Архиепископ чуть приметно поморщился.

Евангелие от Варнавы

Немногим более десяти лет назад газета Иркутской епархии была живой выразительницей приходской жизни. Правда, это вызвало резкое неприятие старшего поколения священнослужителей, и редактору-реформатору архимандриту Никону пришлось перевестись из Иркутска. Но теперь-то оказалось, что он был прав: Синод решительно требовал от церковной печати живого отражения приходской жизни! Синод порицал все «Епархиальные ведомости» за то, что «издаются крайне небрежно, кроме официальных сведений ничего не дают, не имеют штата сотрудников и существуют одними перепечатками из столичных газет, да к тому же и без особенного разбора».

Все «Епархиальные ведомости» старательно обходили самую болезненную тему – выборы приходских священников. И тобольский епископ Варнава их за это открыто порицал: «Если будет введено выборное начало в приходах, станет видно, кого выбирает паства, нами самими же и испорченная. Мы, священнослужители, торгуем табаком и предаёмся многому иному непохвальному. Мы забыли, что у деревни только три светильника: священник, псаломщик и учитель. И потому наши светильники коптят».

«Иркутская жизнь» не только перепечатывала «Порицания Варнавы», но и исправно посещала собрания местного духовенства, а потом без утайки о них рассказывала. 

К примеру, сообщала читателю: «Иркутские священнослужители единогласно и категорически высказались за недопустимость избрания священника самими прихожанами. Собрание допускает избрание лишь кандидата, но его назначение отдаёт на усмотрение епископа». 

«А вот за это с редакции надо бы и спросить! Только как спросить, если, в сущности, ничего не нарушено? Ведь раз пустили корреспондента на собрание, значит, будьте готовы об этом собрании прочитать, – губернатор задумался. – Но спросить-то всё-таки надо. И спросим, подверстаем к очередному промаху! 

А промах не замедлил, конечно, случиться: полицейский стражник посёлка Иннокентьевский и подгородножилкинский сельский староста общими стараниями обнаружили тайный винокуренный завод. Хроникёр «Иркутской жизни» не очень внимательно прочитал полицейскую сводку – и в результате стражник и староста превратились в тайных заводчиков. Конечно, в следующем же номере редакция напечатала опровержение, но по губернии понеслось уже: «Что делается: полиция водку гонит и продаёт!»

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела библиографии и краеведения Иркутской областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского