Да, это были оставшиеся в живых двое взрослых (четверых несовершеннолетних освободили от уголовной ответственности) из семьи Овечкиных в 11 человек, обвиняемых в вооружённом захвате воздушного судна с целью угона за пределы СССР. Полгода назад в №10 «Восточно-Сибирская правда» посвятила этой истории материал Берта Корка «Евгений Корзун: «Это был антитоталитарный фильм», и поэтому я постараюсь не повторять того, что в нём было рассказано. Но сразу должен не согласиться с утверждением автора, что обо всех тех событиях широкая общественность узнала из фильма Восточно-Сибирской студии кинохроники «Жили-были семь Симеонов», поскольку премьера этого фильма при всех его достоинствах состоялась в августе следующего года, а груз «узнавания» подробностей и осмысления дерзкого преступления и его наказания пал на газеты, радио и телевидение. Шутка ли, центральные «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Труд», например, издавались тогда тиражами в 10 и около этого миллионов экземпляров, «Восточка» – почти в 200 тысяч, «Советская молодёжь» – в 80 тысяч. И естественно, что в первую очередь благодаря им про Овечкиных вскоре прознала страна, да и весь мир.

Однако обо всём по порядку. 

ТАСС уполномочен сообщить

В первый день (это был праздник – 8 Марта, да и провозглашённая Генеральным секретарём ЦК КПСС Михаилом Горбачёвым гласность ещё не набрала обороты) о случившемся в небе и на земле под Ленинградом официальные органы Советского Союза промолчали. Лишь назавтра с телетайпной ленты ТАСС сошла следующая информация: «По сообщению Министерства гражданской авиации СССР, 8 марта группой вооружённых преступников совершена попытка захвата пассажирского самолёта Ту-154, выполнявшего рейс Иркутск – Курган – Ленинград, с целью угона за границу. Принятыми мерами преступники обезврежены: большая их часть была уничтожена, остальные захвачены и предстанут перед судом. В результате террористической акции погибли бортпроводница и трое пассажиров, имеются пострадавшие. Им оказана необходимая помощь. По факту преступления проводится расследование. Прокуратурой Союза ССР возбуждено уголовное дело». 

И сразу в работу включились печатные и электронные СМИ страны. Со всеми именами и подробностями замелькали интервью, статьи, репортажи «Приземлился вне расписания», «Трагедия в воздухе и на земле», «Куда летим?», «Джаз-банда» и так далее. Из них людям стало известно, что при обыске квартир, где проживали Овечкины, были обнаружены явные следы готовящегося преступления: гильзы, коробки из-под пороха, контактные провода, обрезки оружейных стволов. В аэропорту они появились за полтора часа до регистрации, выждали, пока досмотр пройдут более половины пассажиров. Их узнали («Это ж наши Овечкины, музыканты, семейный ансамбль!»), но попросили за негабаритный контрабас, который в сущности не прошёл досмотр, доплатить, поскольку он мог занять слишком много места в салоне. Доплатили, прошли в накопитель… А ведь в футляре этого музыкального инструмента были спрятаны два обреза 16-го калибра и две самодельные бомбы. Не случайно самый старший из братьев Овечкиных, Василий, понимая, насколько рисковали с контрабасом, пытался зарегистрировать груз накануне вылета в городском агентстве воздушных сообщений, но ему отказали. Когда же рейсу 3739 оставались считанные сотни километров до конечного пункта, этот арсенал начали приводить в действие. Воспользовавшись тем, что в самолёте было много свободных мест, все Овечкины, прежде сидевшие в разных местах, переместились в задний салон. Его пассажиры с удивлением увидели, что молодой человек, расхаживавший по проходу, перестал пускать людей в туалет. Не пустил женщину, потом другую. Один мужчина, почувствовавший что-то неладное, тоже поднялся и направился в задний отсек. И услышал окрик: «Сядь на место!» Обернувшись, увидел направленные на него обрезы в руках совсем ещё молодых людей. Вскоре одна из проводниц (а экипаж был полностью иркутский) вынесла из кабины пилотов поднос с чашками из-под кофе и тут же вернулась с запиской с требованием лететь в Лондон. И это было начало конца…

Сколько ни корми…

В отличие от других изданий, увлёкшихся изложением того, что происходило на борту №85413, «Восточно-Сибирская правда» сразу же задалась целью хотя бы в первом приближении ответить на вопрос: как так случилось, что внешне благополучная семья решилась на такое преступление? «Когда на очередном концерте, – писали Светлана Верещагина и Владимир Мазуров, – появлялся маленький Серёга, зал восторженно взрывался аплодисментами. Ростиком этот мальчуган был даже ниже своего экзотического инструмента, но играл на нём ничуть не хуже старших братьев Овечкиных. Умилению зрителей при этом не было предела. Как соскучились мы по такой семейной идиллии, по такой картине, когда взрослые братья опекают малышей, а малыши при этом боготворят их! Гармония музыки, исполняемой ансамблем «Семь Симеонов», заставляла верить в гармонию семейного благополучия». 

А как было на самом деле?

Они жили в предместье Рабочее, в частном доме с огородом. Детей по существу растила одна мама – Нинель Сергеевна, бывшая воспитанница детдома, работавшая в торговле. Старшие сыновья рано проявили интерес к музыке и были приняты в училище искусств. Постепенно создали семейный джаз-ансамбль «Семь Симеонов», который на фоне, чего греха таить, однообразной, заорганизованной, идеологически зажатой художественной самодеятельности явился настоящей сенсацией. Вспоминаю, как в Иркутске гастролировал московский театр «Современник» и для именитых гостей устроили показательное выступление ансамбля. Валентин Гафт, Галина Волчек, Лия Ахеджакова и другие звёзды столичной сцены буквально рыдали от восторга. Всех действительно умиляла семёрка один меньше другого братьев…

К тому времени семья получила две смежные трёхкомнатные квартиры на Синюшиной горе и в качестве «фазенды» сохранила за собой усадьбу на улице Детской в Рабочем. Власти – партия, Советы, комсомол – проявляли повышенную заботу о многодетной семье. Младшие дети были определены на полное государственное обеспечение, старшим помогали экипировкой, инструментами и возможностью продолжать своё музыкальное образование. Например, обком партии выхлопотал в Министерстве культуры четыре места в столичном институте имени Гнесиных. И всё ради главного – чтобы «визитная карточка» области и города была «на уровне». От «Симеонов» ждали и требовали одного: не ударить лицом в грязь на различных престижных мероприятиях. Они участвуют в Днях культуры Прибайкалья в Кузбассе, в творческом отчёте региона на сцене Центрального дома искусств в Москве, джазовых фестивалях в Новосибирске, Риге и Тбилиси, наконец, снова в столице – в культурной программе Всемирного фестиваля молодёжи и студентов.

Между тем чрезмерное внимание, опека со всех сторон, бесконечные восторги и похвалы мало того что вскружили голову братьям, они в итоге сыграли роковую роль в их судьбе. Хотя у двух-трёх Овечкиных, безусловно, имелись музыкальные способности, охоты к учёбе они не проявили, предпочитая оставаться на прежнем, «детском» уровне. Так, старшие после первого семестра бросили учиться в институте имени Гнесиных, младший, Миша, – в музыкальной школе имени Дунаевского. И вообще ансамбль перестал творчески расти. Овечкины отказались от услуг талантливого педагога Владимира Романенко, советовавшего на время прекратить концертные выступления, осваивать музыкальную теорию, овладевать исполнительским мастерством – одним словом, подняться выше самодеятельного уровня. К этому времени, как впоследствии писал в «Комсомольской правде» её собственный корреспондент по Иркутской области Геннадий Сапронов, главным наставником ребят в музыке стала их мама – Нинель Сергеевна. Она нередко решала, какую композицию им играть, а какую нет. Что там Дунаевский, фантазии на темы военных песен! Армстронг – это да! «Он ведь тоже из многодетной простой семьи», – любила повторять она. Единственный портрет, висевший в их доме, был портрет великого американца, но Нинель Сергеевна не знала, какого труда, пота, мужества и таланта стоило Армстронгу его искусство…

Нет, нельзя утверждать, что в семье росли бездельники, что Овечкины чуждались труда. Но их труд с первых шагов жизни был только для себя. Они избегали общественных дел, школьных субботников, даже уроков труда. Дети росли привязанными только друг к другу, но это была привязанность, не побоюсь сказать, волчьей стаи… Старшие опекали младших, младшие во всём слушались старших. Все вместе беспрекословно подчинялись маме. Права на личный выбор здесь не существовало: если музыканты, то все, а дочери, как и она, по торговой части. Семья всегда отмечала праздники исключительно своим кругом. Старшая сестра успела выйти замуж и тут же переехала в другой город. Следующей, Ольге, не разрешили соединить судьбу с приглянувшимся ей парнем. 

Зато «нужных» людей находили сразу. Когда у старших братьев созрел план любой ценой покинуть СССР, они быстро отыскали тех, кто мог быть полезен в данном деле. Один «ствол» за деньги добыли у знакомого врача воинской части, второй попросили до 9 марта у соседа. Ещё один какой-то знакомый за дефицитную бутылку водки нарезал резьбу на футляр самодельного взрывного устройства, другой доброхот помог обзавестись целой сот-ней патронов. Он сам зарядил гильзы, услышав в ответ на своё любопытство: «Едем на королевскую охоту с городским начальством…». Особо не маскируясь, под предлогом удачного обмена семья распродала мебель, ковры, импортную радиоаппаратуру, хрусталь и даже детские игрушки. Накануне 8 марта «Симеонов» ждали на концертах во Дворце спорта, но, сославшись на болезнь одного из братьев, они отказались от выступления.

«Мама, не взрывайте самолёт!»

Решение покинуть страну возникло после посещения в ноябре 1987 года в составе делегации Иркутска японского города-побратима Канадзавы. Организаторы поездки руководствовались соображением: у жителей Страны восходящего солнца силён культ детей и мы покажем советскую семью музыкантов, да не простую, а играющую джаз. Учитывая на тот момент совершенно непрофессиональную игру ансамбля, уговорили Владимира Романенко восстановить хотя бы прежний уровень. Он поставил условие: Нинель Сергеевна Овечкина не должна вмешиваться в творческий процесс. Он сделал, что мог, но сказал: «За ноты я отвечаю, за всё остальное – нет». Но это остальное – знакомство с блеском заграничной жизни и неспособность её спокойно воспринимать – и привело семью к роковому решению. 

  Как выяснилось на суде, план бегства из страны обсуждался и мотивировался следующим образом: «Родина там, где человек живёт», «Ничего, вот женимся на иностранках, будем ездить по всему миру». Один из братьев по наивности даже послал телеграмму в Японию девушке, с которой успел познакомиться… 

Надо пояснить, что в то время выехать из СССР просто так – на гастроли, к родственникам, на отдых или ещё по какой нужде и остаться там, сколько хочется – было абсолютно невозможно. Те, кто хотел пожить в других странах, людей посмотреть и себя показать, искали самые изощрённые пути. 

Овечкины избрали откровенно бесчеловечный путь – вооружённый захват воздушного судна, причём не исключался и взрыв самолёта, если попытка пересечь границу провалится. На вопрос «А как же пассажиры?» Ольга ответила на суде: «Братья не думали, что до такого дойдёт, были уверены, что припугнут экипаж, заставят лететь, куда скажут».

Ольга Овечкина после приговора

Но этот план с самого начала был обречён на провал. Москва дала команду ни в коем случае не выпускать самолёт за пределы страны и указала место посадки – военная авиабаза Вещево под Ленинградом. У Москвы сразу возник свой план: тянуть время в переговорах с преступниками, пока специальная группа захвата не прибудет на авиабазу.

Ещё в воздухе всем салонам по громкой связи было передано, что воздушное судно производит посадку в аэропорту финского города Котка. Но когда Овечкины увидели, что к оставшемуся на взлётной полосе самолёту приблизилась топливно-заправочная машина с огромными буквами на русском языке «Огне-опасно» и подбираются наши родные советские солдаты, они забегали по салонам, крича: «Не смотреть! Опустить головы! Не шевелиться! Будем стрелять!» Когда же стюардесса Тамара Жаркая, желая успокоить потерявших контроль над собой, принесла им поднос с чашками кофе, один из них усадил её рядом, а затем безжалостно расстрелял. Тамара повторила судьбу своего кумира – бортпроводницы Надежды Курченко, убитой в далёком 1970 году также при попытке предотвратить угон самолёта за рубеж. 

И тут начался штурм обречённого лайнера. Но, кстати, не той обу-ченной группой захвата, которая планировалась, поскольку самолёт, на котором она должна была прибыть в Вещево, не смог приземлиться из-за того, что на взлётно-посадочной полосе находился борт №85413, а совершенно неподготовленными солдатами Министерства внутренних дел. В наступившей суматохе, панике, истерике мало кто расслышал слова маленького Серёжи Овечкина, а они действительно были произнесены: 

– Мама, не взрывайте самолёт!..

Старшие пожалели младших, а себя нет. Вот что показал на суде Михаил Овечкин:

– Братья поняли, что их окружили, и решили застрелиться. Первым выстрелил себе в подбородок Дима. Затем Василий и Олег подошли к Саше, встали плотно вокруг взрывного устройства, и Саша поджёг его. Когда раздался взрыв, никто из ребят не пострадал, только загорелась обшивка кресла и выбило стекло иллюминатора. Начался пожар. Тогда Саша взял у Олега обрез и застрелился. Затем Олег взял свой обрез из рук Саши и тоже застрелился. Когда Олег упал, мама попросила Васю, чтобы он застрелил её. Вася взял из рук Димы обрез и выстрелил маме в висок. Когда мама упала, он сказал нам, чтобы мы убегали, и застрелился сам… 

В итоге лайнер сгорел, кроме бортпроводницы Жаркой, четверых «Симеонов» и их матери, погибли ещё три человека, ранены 19, многие из них на всю жизнь остались инвалидами. 

Три недели длился суд. Тщательное исследование им доказательств случившегося позволило определить место и роль каждого из старших Овечкиных в подготовке и совершении злого умысла – вооружённом захвате воздушного судна с целью угона за пределы СССР – и принесённых в результате жертвах и страданиях людей. Было установлено, что 17-летний Игорь участвовал в испытании взрывного устройства, выполнял роль связного старших братьев на терпящем бедствие самолёте. Его приговорили к восьми годам заключения в исправительно-трудовой колонии. Что касается 28-летней Ольги, то выяснилось, что она поначалу не давала согласия лететь за границу, но в конце концов именно ею были куплены билеты, она оформляла их регистрацию, доплачивала в кассу за 18 килограммов «тяжёлого» контрабаса. Её осудили на шесть лет пребывания в колонии общего режима. Впрочем, вскоре оба они досрочно вышли на свободу.

«По закону волчьей стаи» – так назывался написанный по горячим следам мой репортаж из зала суда в центральной газете «Труд». И сегодня, по прошествии четверти века, в который раз переосмысливая историю, связанную с Овечкиными, повторяю тот заголовок. 

Вместе с тем и тогда мы с коллегами-журналистами считали и писали, и сейчас я убеждён, что трагедии можно было избежать, если бы, во-первых, работники Иркутского аэропорта добросовестно выполняли свои обязанности, а во-вторых, если бы не было категорического приказа Москвы обязательно посадить самолёт на нашей территории. Ведь каждая европейская страна, где мог приземлиться терпящий бедствие лайнер, подписала конвенцию, в соответствии с которой ни один акт воздушного разбоя не должен оставаться безнаказанным. Иными словами, Овечкиных ждала бы или выдача на родину, или скамья подсудимых на чужбине. Не случайно все последующие угоны самолётов из СССР заканчивались именно так. 

Уже в декабре того же 1988 года на Северном Кавказе преступникам, захватившим в заложники 30 школьников, предоставили транспортный Ил-76 и разрешили вылет в Израиль. А в следующем только в течение одного месяца шесть самолётов наших внутренних авиалиний под угрозами угонщиков были вынуждены, сменив курс, приземлиться в Финляндии, Швеции, Турции. Пока, наконец, в мае 1991 года Верховный Совет не принял закон, разрешающий свободный выезд из страны…