Егорова по кличке «Тигрица»

– Если вас что-то интересует, кроме сына, на всё отвечу (сын Натальи Егоровой погиб в 2011 году. – Авт.). С чего начать? Как я дошла до жизни такой? Давайте я расскажу, как нас занесло в Сибирь и как я поступила учиться. Родилась я в Ставрополе, где никогда не была. Отец был военным, и мы сразу уехали, мотались по Средней Азии, а когда я умирала (чего сейчас по мне никак не скажешь), маме сказали, что ребёнку необходимо поменять климат. Так мы оказались в Сибири, проезжали Иркутск, но работы здесь не нашлось, а город Усолье-Сибирское тогда только строился, попали туда. Я тяжело адаптировалась к Сибири, всё лицо у меня покрылось коростами, и мне пинцетом протыкали рот, чтобы покормить. Но шли годы, я привыкла. 

Поступила в школу, училась плохо, за что мама меня нещадно колотила. И школу я не любила, обзавелась там кличкой «тигрица» – потому что бешеная была. Но при этом мама отдавала меня во все кружки, чем я только ни занималась – была хорошей спортсменкой, бегала, играла в волейбол, была солисткой ансамбля при драматическом кружке. Встал вопрос о выборе профессии. Тогда все хотели быть или врачами, или учителями. Однажды я наблюдала, как делают операцию, и потеряла сознание, не смогла бы я быть врачом. И педагогом тоже не смогла бы работать, потому что всех бы поубивала – нетерпеливая же, не люблю, когда меня не понимают. Подумала: почему бы мне не пойти в артистки? Любила сцену, пела, плясала. Сейчас удивляюсь, почему меня взяли. Я читала Катерину из «Грозы» и открытое письмо Симонова. Катерин знали более великих, а письмо вообще не для показа, но почему-то меня приняли. Если бы осталась в Иркутске, меня бы выгнали со второго курса, потому что я была бесконечно зажата. Я была не самой лучшей студенткой, старательной, но этюды, когда все рвутся на сцену, мне лучше было пересидеть. «Только бы не вызвали», – дрожала я. 

– Как же вы решились поехать в Москву?

– А вот решилась! Маме дала три ложных адреса, чтобы не разыскивала, чемодан в камеру хранения сдала и пошла поступать. Естественно, опоздала, но был один детский театр, который осенью набирал, но набирал только москвичей. А меня почему-то приняли. Я, как ни странно, легко поступила. Даже не знаю, почему, потому что читала я всё то же самое и плохо. Проучилась год, но долго скакать козочкой в детском театре я бы не смогла. Поступила в школу-студию МХАТ, где училась просто с упоением. Насколько я не любила школу, настолько мне нравилось учиться во МХАТе. Мне очень повезло с преподавателями, моим личным педагогом был Виктор Яковлевич Станицын, великий старик, их не так много было. Почему я считаю, что мне повезло? Когда я поступила, мне 21 год исполнился. А ему было под 80. И когда я вышла замуж, он вздыхал: «Эх, Николай, сбросить бы мне лет 50, отбил бы я у тебя Наталью». Он меня чувствовал как ребёнка, как женщину, как студентку. И я была зажата, закомплексована, приходила, садилась к стеночке со своим давлением 90 на 60 и сидела тихо. У меня такое ощущение было, что мне все роли давали, чтобы выгнать, – мадам Бовари, Русалку в стихах Пушкина. Я страшно боялась играть! А Станицын мне говорил: «Натуся, а ты ничего не делай, только реплички подавай». Он чувствовал мою природу, ведь я человек заводной. И я ему благодарна, что он научил меня работать и сегодня я не беспомощна.

– Свою первую звёздную роль вы получили ещё студенткой. А как снимался «Старший сын», помните?

– Мы работали очень хорошо. Евгений Леонов никогда не демонстрировал, что он большой артист, а мы молодняк. Он опекал, подкармливал, разговаривал с нами, словом, вёл себя как отец. Мне повезло, что я в начале своего пути видела такие высокие проявления человеческого чувства, прошла хорошую актёрскую школу. Киношная школа началась как раз со «Старшего сына», с Евгения Леонова и Виталия Мельникова. У нас во время этой картины три свадьбы было – у Миши Боярского, Коли Караченцева и Светы Крючковой. С Мишей мы потом не общались особо, а с Колей часто пересекались, он играл Петра I в одной картине со мной, чудный совершенно человек, добрый, хороший, открытый. 

– А после школы-студии сразу попали во МХАТ?

– Нет, из нас сделали «Новый драматический театр». Я пошла туда и честно отработала восемь лет. Ушла и ничуть не жалею, потому что стала погибать, работать на штампах. Когда меня приглашали в «Живи и помни» во МХАТ, я не пошла, потому что к нам пришёл новый режиссёр и повеяло наконец новой жизнью. А потом самой пришлось идти к Ефремову и проситься. Он ответил мне: «Наконец-то!» Для него это ничего не значащая фраза, может, она тоже шла от зажима или наглости моей. Стала работать. 

Когда пришла во МХАТ, застала стариков, работала с Борисовой, Евстигнеевым, Смоктуновским, Ефремовым, многому у них училась. При Ефремове я играла побольше, сейчас играю немного, но роли хорошие – в спектаклях «Дворянское гнездо», «Прошлым летом в Чулимске», «Чайка».

– А в кино какие интересные роли были в последнее время?

– Недавно очередную царицу сыграла, дошла до Анны Иоанновны, осенью этот фильм выйдет на экраны. Также снялась в «Яме» по Куприну, играла содержательницу притона. Этот фильм будет показан по телевидению. 

– Какая из ролей ваша любимая?

– Такого нет. Я за все свои фильмы несу ответственность, что-то нравится, что-то категорически не нравится. Но любимых ролей нет. 

– У вас есть друзья среди актёров? 

– Я, наверное, поэтому так долго в театре и работаю, что я практически ни с кем не общаюсь, плохо это или хорошо. И друзей, к сожалению, у меня нет. Пришла, поставила машину, отыграла, ушла. И мне это даже нравится. Хотя ко мне очень многие хорошо относятся, грех жаловаться. И непонятно, почему, ведь я не очень хороший друг – непоследовательная, невнимательная, я могу забыть поздравить с днём рождения.

Погибший Андрей Панин был таким же закрытым и скрытным человеком. В театре его любили, он и правда очень хорошо играл. Но у него вся жизнь была вне театра.

Табаков, его бриллианты и сапфиры

– В МХТ сегодня на постановки приглашаются разные режиссёры. А есть ли стабильно занимающиеся с труппой режиссёры-постановщики?

– Сейчас нет. Когда пришёл Олег Табаков, распустил худсовет, сегодня он един во во всех лицах. Очень хороший менеджер, администратор, он чувствует законы современной жизни. Всех звёзд к нам берёт, что-то получается, что-то нет. Но для него очень важна посещаемость, у нас работает целый штат распространителей. При этом он всегда волнуется за результат. В конце сезона он традиционно устраивает так называемый «мясоед», когда для двух театров накрывают поляну, мы все общаемся, а он подводит итоги сезона и может честно сказать: «Вот этот спектакль у нас не получился». 

– А новое поколение актёров чем отличается от вашего? 

– Сейчас нет авторитетов. Я застала многих великих, они потому и великие, что много умели, и я не стыдилась учиться. А сейчас приходят девочки с влажным ртом, хлопают ресницами, и это всё, что они несут. Когда я поступала в школу-студию МХАТ, во мне была хоть какая-то информация. Сейчас этого нет, всё как-то обмельчало. 

С другой стороны, и зритель сейчас не дурак, сейчас все пошли в театры, потому что людям не хватает общения, сейчас человек как никогда одинок. 

– Такое ощущение, что 80 процентов труппы МХТ сегодня состоит из медийных актёров.

– Это так. Например, Табаков перетащил из Петербурга Хабенского, Пореченкова, Трухина, дал им квартиры, заплаты. И Хабенский весной ушёл из театра в свободное плавание. У нас много хороших артистов, не снимающихся в кино. Но на них народ не ходит. Поэтому Табаков заинтересован, чтобы мы снимались. Но при этом он хочет и рыбку съесть, и костью не подавиться – театр от съёмок пострадать не должен. Он ввёл такую систему: как-то Гуськов отпрашивался на съёмки и за каждый день должен был платить столько-то. И оказалось, что он театру должен сумму большую, чем зарплата. Гуськов взял и уволился. И такая система была в театре. Выкручиваются артисты. Но, например, в сериалах сниматься и одно-временно играть в театре невозможно. У меня был период безденежья, и предложили какой-то ситком на 90 серий. Я, естественно, отказалась. Я говорю «естественно», потому что не смогла бы заниматься такой скучной работой, всё ведь в одной тональности! Мама мне говорит: «Как мы будем жить?» «Боженька не оставит», – рассудила я. И пришла какая-то другая работа. К сериалам и рекламе надо подходить ответственно, помните, Инна Ульянова снялась на свою голову в рекламе чистящего средства? После этого её просто перестали в кино приглашать. 

– Как вам работается с Табаковым? Он жёсткий руководитель? 

– Он очень отличается от Олега Ефремова. Олег Павлович – человек деловой, а Ефремов был совершенным идеалистом. Он ужасно обижался, что люди в театре ходят в туалет, едят и пьют, для него это был храм искусства. Сейчас я вам расскажу про свой опыт общения с Табаковым, а вы составьте своё мнение. Как-то в «Табакерке» заболела артистка и меня попросили её заменить в роли матери Глумова в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты». А мне казалось, я могла что-то помоложе ещё поиграть, чем старуху под 80. Я по своей привычке на слово «здравствуйте» хотела сказать «нет», ещё не дослушав вопрос. Но мне посоветовали: «Наташа, не отказывайся. Ты даже не представляешь, насколько этот человек благодарный. Ты его выручишь, а он этого не забудет». Я согласилась. Прошло время, и как-то на гастролях в Волгограде я случайно в гримёрке выбросила свои бриллиантовые серьги, которые в Амстердаме купила. Знали об этом только те, кто ездил со мной на эти гастроли. Наступил мой юбилей – 60 лет. Табаков приходит на спектакль и после него дарит мне бриллиантовые серьги. Нине Гуляевой было 80 лет, он пришёл на спектакль и подарил ей норковую шубу. Обычно он на круглые даты мужчинам часы дорогие дарит, а женщинам кольца с сапфирами. 

Но меня он выделил, запомнил эту историю с волгоградскими бриллиантами. 

Покажите мне ещё хоть одного режиссёра, который был бы так щедр и внимателен к своим артистам? Он создал фонд, выбивает для молодёжи квартиры. Он очень много делает для своих театров, каждый год 13 января в ночь собираются два театра – МХТ и «Табакерка» – и до 5-6 утра гуляют. Сейчас рассказываю и сама в это не верю. Я не замечала от него проявлений жесткости. Если Табаков видит, что кто-то с отдачей работает, то ценит это. Поэтому дай Бог ему здоровья. Он сам говорил, что он человек сентиментальный и плаксивый, но есть вещи, которые не сыграешь, – как он переживал, когда 

Маринка Голуб разбилась, Андрей Панин умер. У него за всех сердце болит. И при этом он сам очень много играет, это может быть 300-й по счёту спектакль, а он горит. Он и вправду любит сцену, получает во время спектаклей творческий оргазм. 

В числе участников встречи – Виталий Венгер, руководитель курса Натальи Егоровой в иркутской театралке

– Вам ближе кино или театр?

– И то и другое. Но сегодня кино – это труд не то что сомнительный, но тяжёлый. Если раньше снимали по полгода картину, то сейчас часто на это отводится 20–30 дней и артисты работают по 12 часов в сутки. Новичкам особенно трудно, они не знают, что такое перспектива, вообще порой ничего не понимают, и им легко потеряться. А из театра я не уйду никогда, потому что всё новое я нахожу как раз в театре. Поэтому мне и то и другое необходимо. И, кстати, по природе, по органике – это разное искусство. Потому что в театре только первые два ряда могут заглянуть тебе в душу, а в кино ты сам предлагаешь, насколько можешь быть откровенен. 

– А вам никогда не хотелось сменить профессию?

– Никогда, потому что я считаю, что вытащила счастливый билет по жизни. У меня руки золотые, я могу всё. Если на даче надо гвоздь прибить, то я один раз по гвоздю дарю, пять раз по рукам, всё отобью, но сделаю. Когда не было денег на пальто, я его сшила. Но мне по-настоящему повезло – потому что я в этой профессии могу работать 24 часа в сутки. 

– Подражали ли вы кому-то, когда приехали в Москву? Были ли кумиры среди артисток? 

– В начале 1970-х годов в Москве была только Юлия Борисова, а в Питере Алиса Фрейндлих. Борисова была очень хорошая артистка, но она довольно манерная. Поэтому подражать мне было особо некому, я прошла мимо этого, к счастью или к сожалению. 

– Расскажите о вашей преподавательской работе. 

– Когда меня впервые звали преподавать, я не была готова, думала: «Неужели я такая старая?» Шли годы, меня снова пригласили, и я согласилась. С первыми курсами ещё не знала, что делать, но когда дошло до отрывков, то сейчас я в авторитете. Мы делали «Дракона» Шварца, потом «Медею» Еврипида, «Снегурочку» Островского, в этом году будем ставить дипломный спектакль. Оказалось, что это такое азартное и нужное дело. И отдачи много, приятно, когда в день рождения звонят студенты и поздравляют. Столько смешного с детьми, это что-то невероятное, целая отдельная жизнь. 

«Три сестры» под Фредди Меркьюри

– Вы верующий человек? 

– Я верующий, но, к сожалению, не очень овоцерквлённый человек. У меня дома куча замечательных икон отовсюду, но я не знаю молитв. Как-то мама рассказала мне семейную тайну, с которой мне было тяжело существовать. Я пошла с ней на исповедь к одному священнику, бывшему афганцу. И мне полегчало! Он недавно звонил: «Наталья, когда придёшь исповедоваться?» А я не могу, не тянет меня в храм, я сама от этого страдаю ужасно. Но с Богом часто говорю. 

– Какую музыку вы любите?

– Классику. Мама работала, запирала меня дома одну, и я пластинки крутила. Даже в Москву приехала со своими пластинками, иголочкой граммофонной, привезла Обухову, Максакову. И сейчас на роль, на выход на сцену я настраиваю себя песней. Для «Трёх сестер», например, мне был нужен Фредди Меркьюри. У каждого актёра своя кухня – кому-то надо почитать перед сценой, кому-то поспасть, кому-то выпить. Хотя Табаков не любит, чтобы пили артисты, ведь при Ефремове пил почти весь театр. И, как любой пьющий человек, Ефремов был уязвим, многие при нём распоясались, так нельзя.

– У вас дома есть животные?

– Я аллергик, мне можно держать только пуделей. Так в доме появился Клёпа. Пудели действительно входят в тройку самых умных собак. Он совершенно человечен, чувствует меня как женщину, когда я прихожу вечером, мы целуемся чуть ли не взасос, он постанывает при этом от удовольствия: «Ур-ур-ур». Даже сын Саша ревновал меня к нему. 

– Как вы считаете, надо ли жертвовать собой ради мужчины? 

– Не надо! Супружество – это упряжка, где вы бежите вместе и в унисон. Если женщина кладёт на алтарь семьи всю себя, то покажите мне мужчину, который это бы оценил. Проходит время, рядом появляется молодая, и он уходит, оставив тебя без образования, без работы. Я поэтому с мужем и развелась – я была с мужем, но не была ЗА мужем. Я была основным добытчиком в семье, слышала: «Тебе же проще заработать». Я от этого устала. Поэтому жертвовать собой ради мужчины не нужно. 

– Вы влюбчивая женщина?

– Состояние влюблённости наполняет жизнь, без этого жить нельзя. Иначе мы превращаемся в животных. Влюблялась я бессчётное количество раз. Как правило, в партнёров. Да просто надо любить жизнь, любить людей. Гуляем мы на днях с Леной Мазуренко по Иркутску, наблюдаем за двумя продавщицами – одна продаёт кофе, пирожные, улыбается при этом, такая хорошенькая, что глаз не оторвать. А к другой подошли, она на нас смотрит, как на непрошеных гостей, и выглядит лет на 20 старше, потому что недобрая. Поэтому я хочу пожелать вам этот свет в душе не расплескать, это защита от всего. Важно научиться себя оберегать. Воспитывать в себе здоровый пофигизм, чтобы дурное не прилипало.