Яркие Ярки

Когда наш катамаран налетел на бревно и у него сломался мотор, я начала молиться. Лил ледяной дождь, высокие волны заливали катамаран, на середине которого сидели я и программист из Новосибирска Дима, прижав к себе своих детей. Капитан Андрей пытался завести мотор. Стоял туман. Катамаран стало кружить, так что через несколько минут я совсем потеряла ориентир и начала бояться, как бы нас не вынесло в большой Байкал. «Только бы выбраться, ноги моей больше здесь не будет», – перемежала я молитвы клятвами. «Мотор не починить», – крикнул капитан. Я отчётливо поняла: это конец…

Начало было солнечным. Путешествие по Северному Байкалу стартовало от посёлка Нижнеангарск. Оттуда мы компанией в 10 человек, включая четверых детей в возрасте от 3 до 11 лет, на катамаране перебрались на Ярки. Этот песчаный остров длиной около 15 километров и шириной максимум 100 метров, поросший в середине кедровым стлаником, шиповником, карликовой берёзой, отделяет большой Байкал от Ангарского сора, куда впадают две реки – Верхняя Ангара и Кичера. Говорят, место, очень популярное у туристов. В первый день мы играючи прошли километров десять до первой стоянки, вообще никого не встретив. В июле. Остров удивительно чистый, незатоптанный. Учёные говорят, что Ярки будет размыт и исчезнет лет через 30. Надеюсь, они ошибаются. 

«Недавно проходили публичные слушания по поводу включения наших мест в состав турзоны «Байкальская гавань», но мы отказались. Выгода на время, а замусорят, затопчут навсегда», – рассказала мне по дороге руководитель нашей команды Анна. Она живёт в Северобайкальске, по образованию географ (окончила ИГУ), держит хостел и занимается авторским туризмом. Анна из такой семьи, в которой грудное молоко разбавляют байкальской водой. Фамилия Марьясовы на Северном Байкале всё равно что Амудсен на Южном полюсе. Это первооткрыватели.

Вечером мы работали по специальности – я верстала костёр, Дима программировал закат, Анна травила туристические байки. Она рассказала, как в одном из лагерей как-то вечером взрослые попросили подростков одеться потеплее и повели в тайгу, там объявили, что они останутся по одному на участке в 100 квадратных метров, где обязаны переночевать и прокормиться самостоятельно. Бывшая с нами десятиклассница Настя, тоже из туристической семьи, завистливо вздохнула: «Мне бы так…» Я же подумала: «Вот уж нет». А что задумал Байкал, мы узнали на следующий день.

Робинзоны на Миллионном

В Хакусах находится знаменитый причал, где прибиты указатели
с названиями городов приезжавших сюда туристов

Катамараны на Северном Байкале очень популярны. Когда по сложному пути идут большие группы, катамараны используют для перевозки рюкзаков, продуктов, общего снаряжения. Они плывут параллельно пешему маршруту. С утра капитан Андрей погрузил на катамаран весь груз, посадил Алёну с маленькой дочкой, и они поплыли на остров Миллионная тонь – готовить обед. Оставшаяся часть команды прошла половину острова и стала на его восточной оконечности ждать, когда за нами придёт катамаран. Милое утро сменилось дождём и ветром. Приплыв на Миллионный, мы обедали наскоро, поскольку нам предстояло переправиться на материк – на кордон Нижнеангарского заказника, в местность Дагары. Все десять человек одновременно с грузом на катамаран поместиться не могли, поэтому решили сделать два рейса. 

Когда Андрей вернулся за нами, оставшимися, погода стала совсем мерзкой – дождь, волны, туман. Мы плыли уже очень долго, периодически садясь на мель в Ангарском соре, где мелкие песчаные островки постоянно меняют очертания. А потом сломался мотор. Медленно, очень медленно мы приближались к полускрытому в тумане берегу, и когда до него оставалось совсем близко, стало ясно, что спустя три часа странствий вернулись на Миллионный. Но главное, это была земля. Первое, что я увидела, ввалившись в холодное вонючее зимовье с ребёнком на руках, – маленькая иконка чудотворца Николая, висящая над полатями. На них я положила дочь и стала растирать ей ножки и ручки, вода лилась с меня, впитываться ей было некуда. Святитель глядел на меня строго, а я на него — благодарно. 

Быстро темнело, сотовая связь постоянно срывалась, и примерно через час нам всем пришлось смириться с тем, что придётся как минимум ночевать на этом острове почти без растительности с несколькими зимовьями, примитивной баней и другими постройками разной степени разрушенности. Первым делом высушили детей — семилетнюю Галю и одиннадцатилетнего Пашу, которые были рады незапланированной робинзонаде, обследовали помещение, где нашли несколько матрасов с клеймом РЖД, три рваных одеяла и пару подушек. Грязь, вонь, засохшая еда. В обычной жизни я бы и не зашла в такой дом. Но здесь он был прибежищем в ожидании помощи, таким надёжным после катамарана в волнах Байкала. Мужчины принесли доски, палки, накололи дров и с трудом затопили печку. Она оказалась никудышной: пока топилась, было тепло, погасала – и помещение моментально остывало. 

Из еды в вещах мы нашли ящик с капустой, морковкой и картошкой. Отыскались подмокшая булка хлеба и бутылка сгущённого молока. Ночью все страшно замёрзли, а утром долго не могли растопить печь – хлеставший без перерыва дождь её вымочил. Проснулась я со страшной головной болью, потом начался жар и лихорадка. Мужчины топили печь, кипятили воду и пытались вызвать помощь. Телефонная связь постоянно обрывалась, Анна с Алёной на кордоне Нижнеангарского заказника ждали, когда по-явится егерь, чтобы попросить его съездить за нами. От боли и слабости я уже перестала понимать, какое время суток, как вдруг услышала самый лучший звук на свете — шум летящей по волнам моторной лодки. Ещё пять минут, и мужчина в годах хмуро сказал мне: «И чего вас тут носит, туристов, да ещё и с детьми!» Позже он окажется милейшим, чудным человеком — егерем Виктором Григорьевичем Киселёвым.

Ласточки и труп 

Дагары,
где расположен кордон – перевалочный пункт для рыбаков и туристов.

В Дагарах, где расположен кордон заказника, живёт много ласточек. Они строят гнёзда под крышей основного здания, в домиках, в которых могут остановиться все желающие за определённую плату, в беседке. Я пролежала в домике весь оставшийся день и ночь без движения и пищи, видя во сне только ласточек. Наутро оказалась почти здоровой.

Проснулась рано и сразу же выглянула в окно. Из дома егеря вышел маленький старичок в непомерно большой форменной куртке, он шевелил губами, лицо его было тревожным. Через час к нам вошёл Виктор Григорьевич. Он искал сигареты. «ЧП у нас, – коротко бросил егерь. – Рыбак утром утонул». Старик сидел около костра, где мы готовили еду, и сушил замоченные Байкалом жёлтые сигареты. Из обрывков его разговора с егерем, а потом и с приехавшим начальником рыболовной артели и полицейским я составила картину события. Старик с молодым напарником лет за 30, что называется, ночевали на сетях, то есть поставили сети с вечера и для экономии времени не стали возвращаться на берег, спали в лодке. На рассвете вытянули первую ставку, полную рыбы, принялись за вторую, тут лодку повернуло кормой к волне, та перехлестнула за борт, лодка перевернулась. Молодой напарник поплыл, а старик зацепился ногой за верёвку, потом с трудом высвободился, схватился за пустую канистру и, прижав её к груди, на спине потихоньку поплыл к недалёкому берегу. Там он с трудом поднялся на ноги. Старик некоторое время ходил в прибрежных волнах, ища напарника. Байкал быстро отдал труп. Пометив место курткой, старик босиком поплёлся на кордон. 

– В море ещё на рыбалку пойдёте? – спросила я его осторожно.

– А куда я денусь?! Всю жизнь рыбачу.

Егерь сел рядом со мной. Быстро выяснилось, что он родом из Черемхова, когда-то приехал сюда строить БАМ. Давно уже охраняет орнитологический заказник, начальство – в Улан-Удэ, семья живёт в Верх-ней заимке, в 40 километрах от кордона, егерь каждый день ездит на лодке домой ночевать. До пенсии осталось два года. Жена зовёт после переехать к сыну в Иваново, тот военный, недавно женился, купил трёхкомнатную квартиру. Киселёв вроде и не против, мол, «зарплата копеечная, условия тяжёлые». Но, видимо, никуда отсюда не уедет. Кто переезжает в более тёплые места, быстро умирает без Байкала, сказал егерь. 

После обеда все уехали обследовать место происшествия и поднимать труп. Вскоре приплыли рыбаки, стали распутывать сети и готовиться к подводной охоте, не обращая на нас особого внимания. Кордон – перевалочный пункт рыбаков, туристов. Выглянуло солнце, и моментально стало жарко. «Эх, вот и лето пришло, – сказал один из рыбаков, сбросив телогрейку. – И зимой в ней ходим, и летом». Другой дядька, как оказалось, один из самых крутых предпринимателей Северобайкальска, пытался натянуть на себя гидрокостюм, мыля его. «Откуда вы? Из Иркутска? И чего на своём берегу не сидите? Достали нас уже эти иркутяне, – интимно пожаловался он. – Кругом ваши яхты». Я почувствовала себя одновременно оскорблённой и польщённой. 

Анна достала пилочку и начала приводить в порядок ногти. Перехватив мой удивлённый взгляд, она пояснила: «Мы же на курорт едем! Там дамы в сарафанах». Я расчесала пахнущие железнодорожными матрасами грязные волосы. Через несколько минут причалил скоростной катер, чтобы отвезти нас в Хакусы. Пришлось круто изменить маршрут путешествия. Сначала мне, ещё больной, предложили вернуться с дочерью в Северобайкальск, и я признала справедливость предложения, хотя страшно обиделась. Потом выяснилось, что мотор катамарана починить нельзя, а без него почти женская команда с детьми пешком двигаться не могла.

На курорт!

Катамараны на северном Байкале очень популярны

За пару часов мы проплыли на катере около 80 километров вдоль берега, мимо тех мест, о которых я грезила в Иркутске, глядя на карту. Сказочная бухта Аяя, откуда идёт путь на медвежье горное озеро Фролиха. Придётся сюда когда-нибудь вернуться.

Первое, что я увидела в Хакусах, – знаменитый причал, на котором прибиты таблички с указанием родных мест отдыхающих. Самая дальняя точка – Северная Дакота в США, до неё 24 с лишним тысячи километров. У Марьясовых и здесь, разумеется, оказались хорошие знакомства, и хозяин самой комфортабельной и дорогой турбазы «Ласковый берег» разрешил нам бесплатно занять большую закрытую беседку метрах в 50 от воды. Бросив вещи, мы тут же побежали на горячие источники мыться.

Это будет самая короткая глава. Описать Хакусы можно, передать их прелесть словами – нет. В километре от Байкала, в тайге бьют термальные источники. Три бассейна под открытым небом с проточной водой разной температуры, одна крытая купальня с очень горячей водой (плюс 47 градусов). Деревянные тротуары, мостики. Воды слабоминерализированные, особой целительной силой не обладают (только вслух нельзя говорить — пожилые люди, которые сюда приезжают издалека лечить суставы, могут проклясть). Место называется водолечебницей и относится к муниципальной больнице Нижнеангарска. Здесь лечит всё вкупе: тайга с кедрами, на которых живёт чёрный мох (индикатор чистоты воздуха), травы да цветы, ароматы и тишина. Плати 200 рублей и хоть сутки сиди в бассейне. Хакусы — это рай, хоть и весьма дорогостоящий (самое дешёвое размещение без питания — 1,1 тысячи рублей в сутки в старом неблагоустроенном доме, в трёхместном номере). Там чертовски загорела. А больше описывать нечего. В раю событий нет, одни наслаждения. 

Наследник байкальских троп

На шестой день перестала бояться медведей. Слишком уж они здесь повсюду, почти как бурундуки, их младшие братья. Только, в отличие от бурундуков, невидимые. И когда мы отправились на мыс Большие Самдаки, очередные следы косолапой и её дитяти на пляже, недалеко от турбазы, волнения в крови не вызвали. Пятикилометровый путь по пляжу завершился уходящей в тайгу узкой и хорошо утоптанной тропой, по которой мы гуськом пошли в гору. Анна рассказала, как когда-то несколько русских женщин, среди которых была она и несколько американских, расчищали эту охотничье-звериную тропу, используя лопаты, секаторы и бензопилы. Женщины решили назвать доселе безымянный перевал Бабаевским, на обёртке от одноимённого шоколада написали послание потомкам и спрятали в огромный пень. А ночью медведь, почуяв сладенькое, разломал пень. Кстати, семья Марьясовых в 2003 году стала одним из организаторов известного проекта «Большая Байкальская тропа». И многие тропы на Северном Байкале, по которым сейчас ежегодно проходят тысяча туристов, прокладывали при участии этой семьи — отца Евгения Александровича, матери Клавдии и дочерей Анны и Алёны. 

«Дети, вот какашки изюбра. Вот — кабарги», – под бодрые уроки практической биологии мы преодолели около шести километров подъёма и спуска и вышли в бухту Большие Самдаки, на туго натянутый чистейший песчаный лук. Туристам обычно эту бухту выдают за поющие пески Турали, на самом деле находящиеся дальше на несколько километров. В литературе описаны случаи, когда при определённых условиях влажности и температуры тамошние пески издавали необычные звуки. Но в последний раз такое случалось лет 40 назад. А ещё там есть чёрные пески с очень высоким уровнем радиации,так что длительное пребывание небезопасно. И мы решили заночевать в Больших Самдаках, посмотреть пещеры.

Эти пещеры в своё время открыл Евгений Марьясов с группой школьников. А его жена принимала участие в прокладке пути к ним в горах. Теперь же здесь ходит их внук, шестилетний Миша, сын Анны. Словно услышав мои мысли, наследник байкальских троп повернулся и, как взрослый мужчина, подал мне руку, помогая спуститься с камня. Путь недолог и нетруден, но удивительно живописен. Сами пещеры неглубокие, метров по 50, представляют собой сужающиеся в глубь горы щели. Обратно мы пошли по другой тропе, пролегающей выше: «окошки» в скалах с видами Байкала, камни в форме грибов, океанских лайнеров. Вернувшись в лагерь, мы сняли с себя и детей нескольких клещей. 

Комары дисциплинированно легли спать в 11 часов вечера. А мы ещё долго смаковали послевкусие заката.

Вернувшись на следующий день в Хакусы, мы пошли к источникам, где встретили знакомую семью финнов, которые прошли по всему маршруту пешком. Они пребывали в восторге: много лет занимаясь туризмом, до этого ни разу не встречали в природе зверей. А на Байкале на них вышла медведица, затем они близко увидели несколько нерп. На «закуску» пошли вездесущие бурундуки. На Северном Байкале вообще много иностранцев, особенно немцев, которые едут сюда за суровой и дикой красотой. Каждый находит то, чего ему не хватает в жизни. И я нашла. 

…А потом чудо внезапно кончилось. И хмурым утром мы уплыли на скоростном катере в Северобайкальск. Потом две ночи в поезде до Иркутска — думать, вспоминать.