За время пути Николай Семёнович прочёл две книги, завёл несколько знакомств, но сделал это скорее из вежливости, без особого со своей стороны интереса. В новом курьерском был только один вагон первого класса, да и тот заполнен лишь наполовину. Возможно, поэтому новый назначенец и не получил тех сведений, на которые так рассчитывал и которые не почерпнёшь, к сожалению, в министерских бумагах. 

Общий тон высказываний пассажиров был устало-ироничным, но Зурабов знал, что именно такой тон характерен для всей деловой и чиновной среды, и не спешил огорчаться. Что действительно насторожило, так это мельком обронённое: «Особенность у Иркутска одна: все друг друга терпеть не могут и лишь на этой почве порою объединяются». Правда, говоривший это был не в меру язвительным господином, и новый начальник Забайкальской дороги, конечно же, сделал на это скидку. Но осадок всё-таки остался. С этим и ступил на иркутский перрон.

Пенсию можно взять всю сразу

Первое совещание он назначил на вторник, 29 апреля. А вечер субботы отдал чтению постановлений особого комитета Забайкальской железной дороги за весь прошлый год и начало нынешнего. Несмотря на то что это были три увесистые папки, в них не обнаружилось ничего достойного усилий особого комитета. Солидные люди с серьёзными полномочиями раз в месяц сходились, чтобы побороться с придорожными пастухами и крестьянами, не доглядевшими за скотом. Они и без того уже были наказаны и, верно, ждали от чиновников не только штрафов, но и ограждений на переездах. А члены особого комитета исписывали горы бумаги, обосновывая рублёвый штраф крестьянину Архипу Бурлакову или купцу Помусу, владельцу трёх верблюдов, угодивших под поезд № 5. 

Ещё весной 1914 года боролись с эмалированной посудой. Впрочем, и на всех остальных дорогах исполняли распоряжение министерства путей сообщения об изъятии её из станционных буфетов и вагонов-рес-торанов. Причиной было низкое качество эмали, отчего она и попадала в пищу, давая уже удручающую статистику заболеваний. Зурабов мог лично засвидетельствовать, что все курьерские поезда вернулись к лужёной медной и алюминиевой посуде, но в буфете станции Иркутск он обнаружил две битые эмалированные кастрюли, доверху наполненные продуктами! 

Не соблюдались и введённые министерством ограничения карточной игры в поездах дальнего следования. Зурабов сам был свидетелем того, что в купе азартные игры продолжались далеко за полночь – в то время как попутчики предпринимали напрасные попытки уснуть. В общих же вагонах творились такие карточные безобразия, что Зурабов вынужден был вмешаться и напомнить проводникам об ответственности по статье 76 Устава о наказаниях. Но по тому, с каким удивлением на него посмотрели, можно было понять, что эту статью давно уж не применяли…

– Или я ошибаюсь? – спросил он на первом же совещании в управлении Забайкальской железной дороги.

Все отмолчались, лишь потупили головы, а у Зурабова появилось ощущение, будто перед глазами поднимается глухая стена. И прямо на совещании он распорядился объ-явить о начале личного приёма. «Буду внимательно всех выслушивать, без ограничений во времени», – уточнил Николай Семёнович.

Но и тут его поджидало разочарование: целую неделю шли с одним и тем же, так что в конце концов он отправил в газету «Сибирь» официальное разъяснение: «Ввиду поступающих запросов начальник Забайкальской железной дороги извещает, что по желанию пенсионера, заявленному до первой выдачи ему пенсии, может быть выдана её капитализированная стоимость минус 5% отчислений в запасный капитал. По вопросу же о том, с какого момента должна назначаться пенсия пострадавшим на железной дороге агентам, главный комитет по делам о вознаграждении считает, что это день постановления о назначении пенсии». 

Спрятал подрядчика в ящик и засыпал углём

Слухи о назначении Зурабова носились по Забайкальской дороге ещё с начала марта, но в апреле случилась какая-то заминка в министерстве, готовый уже приказ стал томиться в бумагах на подпись и вышел лишь три недели спустя. А меж тем сделано это было по настоятельной просьбе самого Николая Семёновича. Потому что на 18 апреля намечалось открытие второй колеи на участках железной дороги от станции Иннокентьевская до Байкала и от Танхоя до Читы II. В Иркутске, естественно, предполагались торжества с непременным молебном и приветствиями начальственных лиц, включая Зурабова. Но он попал бы на этот бал с корабля и оказался бы в ложном положении главного лица, ни к чему не причастного. Вот почему его назначение было отложено, а сам он не без пользы погрузился в бумаги, изучая переписку министерства путей сообщения с управлением Забайкальской железной дороги. Но главное патрон Зурабова пояснил на словах: 

– Тамошние агенты до сих пор не имеют субботнего летнего отдыха, хотя нашим постановлением он узаконен. Так что у тебя будет выгодная позиция освободителя, а уж на этом фундаменте можно и развернуться.

Но патрон не учёл, что есть другое, обязательное постановление, исключающее всякие послабления для строителей второй колеи. И Зурабов был просто вынужден «сделать выемку» из своего же собственного распоряжения о летнем отдыхе. Возможно, следовало объясниться, и не только в приказе по управлению, но и на страницах местной печати, но Николай Семёнович поосторожничал – и очень об этом пожалел. Потому что иркутская газета «Сибирь» немедленно заявила: Зурабов делит агентов Забайкальской дороги на сынков и пасынков. 

В Иркутске были желающие вложиться в железную дорогу Иркутск – Бодайбо, ведь она казалась совершенно реальной

Предшественник Николая Семёновича, Фёдор Иванович Кнорринг, философски смотрел на газетную критику и за годы работы в Иркутске установил постоянную переписку с корреспондентами: они били в него из номера в номер, а он мастерски уворачивался да ещё и спокойненько разъяснял на страницах газет, где они промахнулись. Но Зурабов не имел подобного опыта и потому воспринял критику чрезвычайно болезненно. По его убеждению, газетчики могли бы и пощадить управление, которому прокладка второго пути стоила больших нервов. В самый день выхода первого зурабовского распоряжения восемь злоумышленников совершили дерзкое нападение на подрядчика Мамонтова, наблюдавшего за ходом работ. Средь бела дня они открыли стрельбу из винтовок и револьверов, ранили десятника Душкина. Сам Мамонтов скрылся за устоем строящегося моста, а затем перебежал в машинное отделение, где машинист Яворский спрятал его в мусорный ящик и засыпал углём. Злоумышленники схватили Яворского, и он потому лишь остался цел, что все патроны были расстреляны. 

Не секрет, что к постройке второго пути привлекались безработные со стажем и с их наплывом усиливались грабежи, разбои, убийства. У путевого сторожа Душутина вынесли из дома всё имущество, рабочего Балашова, оказавшего сопротивление, избили до полусмерти, а десятника Черепкова и вовсе убили. «Население терроризировано», – коротко телеграфировал один из агентов, и это никого не удивило: на всех участках прокладки второго пути складывалась одна и та же картина. Та же «Сибирь» ещё в номере от 17 апреля писала: «Неудача широких планов завоза рабочих на постройку Амурской железной дороги навела на мысль свернуть на старый путь использования ссыльных. Мы не знаем, будет ли восстановлена уголовная ссылка на Дальний Восток или же удовольствуются поселенцами, которых поставляет каторга. Но нельзя не удивляться смелости административной фантазии. И теперь уже можно предсказать крах этой колонизационной затеи. Скопление ссыльных, в свою очередь, послужит очередным предлогом для очередного откладывания реформ – земства, суда присяжных и прочих».

Помиримся – да и снова разделимся 

Между тем в Иркутск прибыл начальник партии по исследованию железнодорожного направления Иркутск – Бодайбо господин Михайловский. Информация об этом ещё не проникла в печать, а заезжего инженера уже посетили две депутации. Первыми прибыли представители местного самоуправления во главе с заместителем городского головы Донским. И они попросили поддержать именно их вариант пути. В тот же день Михайловского посетила другая группа – во главе с купеческим старостой Богдановым. И изложила свои представления о наилучшем варианте железной дороги – через Верхоленск. Для пущей ясности вручена была и брошюра, изданная господином Посохиным. Самое же любопытное, что обе депутации состояли из гласных Иркутской городской думы. То есть перспектива прокладки железной дороги внутри губернии расколола общественное управление на два лагеря.

У Михайловского появилось неприятное ощущение, что он застревает меж двух жерновов. «Придётся сделать кульбит в сторону губернатора Югана», – решил он, и 26 июня в управлении на Шелашниковской собрались представители обеих сторон, а также интересанты из различных ведомств, члены Иркутского биржевого комитета и просто персоны, способные пролить свет на противостояние. 

Выяснилось, что в 1907-1908 годах иркутское самоуправление организовало изыскательские работы в направлении Иркутск – Бодайбо. Средств, правда, было недостаточно, и потому исследования оказались не совсем полными. В 1911 году провели новые изыскания, уже по заказу министерства путей сообщения. Но оно выбрало иное направление для железной дороги – через Тулун на Усть-Кут, и тогдашний начальник края Селиванов ведомство поддержал. Купечество было недовольно, но возразить не осмелилось. Да и верхоленским крестьянам, прибывшим отстаивать свои интересы, посоветовали не показываться генерал-губернатору на глаза. 

После отъезда Селиванова из Иркутска городское самоуправление возобновило ходатайство о прокладке железной дороги Иркутск – Бодайбо с последующим выходом на Амурскую железную дорогу. Начались новые изыскания, и инженеры Михайловский и Половников дали этому направлению соответствующее техническое обоснование. 4 апреля 1914 года «Новое время» сообщило, что правительство окончательно решило выстроить за счёт казны железную дорогу от Иркутска до Бодайбо. И что министерство путей сообщения командировало партию для завершения изысканий. 

Работы Михайловский рассчитывал завершить ещё до наступления осени. Но перед отправкой отрядов ему хотелось бы снять все недоразумения и убедить иркутян, что выбран действительно лучший, то есть самый короткий, путь. Казалось, это удалось: на совещании у губернатора все желающие получили возможность высказаться. И все признали в конце концов, что выбранное геодезистами направление самое верное. Каково же было удивление Михайловского, когда 3 июля он прочитал в газете «Сибирь»: «Приходится сожалеть, что на совещание не были приглашены чины переселенческого управления, которые, несомненно, поддержали бы направление железной дороги по р. Верхняя Ангара, удобной для земледелия. На совещании же принято направление, оставляющее в стороне удобную для колонизации долину реки Верхняя Ангара. Путь пройдёт по вершинам водоразделов, холодным, непригодным для сельского хозяйства и неспособным дать никаких грузов для перевозки». 

Прошу засвидетельствовать, что я – не я…

Грузоперевозки чрезвычайно заботили и новоиспечённого начальника управления Забайкальской дороги Зурабова. Но ещё более волновала его перманентная утечка в прессу закрытой информации. «Кто бы это мог быть?!» – мысленно переспрашивал Николай Семёнович, но едва лишь произнёс вопрос вслух, как поступили два письменных и три устных ответа. Причём в четырёх из них называлась одна и та же фамилия. 

 – Что ж, значит, пришла пора познакомиться с этим… – Николай Семёнович поискал подходящее слово, – с этим, скажем так, удивительным человеком. И пусть это произойдет завтра же, 22 мая. 

А 24 мая в газете «Сибирь» вы-шла небольшая заметка: «Милостивый государь г-н редактор! По встретившейся надобности прошу засвидетельствовать, что я не принимал никакого участия в подготовке статей о железнодорожной жизни, помещавшихся на страницах «Сибири» в течение трёх последних лет. П. Савельев». От редакции: охотно удостоверяем, что г. Савельев нам совершенно неизвестен».

Нельзя сказать, чтобы господина Зурабова обрадовала публикация, но и огорчённым он не выглядел. 

– Савельев как минимум предупреждён, – пояснил он своим помощникам. – И мы посмотрим ещё, кто кого. Во всяком случае, тягаться с кротом достойнее, чем исполнять предписание министерства «содействовать профессору, везущему из Германии в Токио 20 мышей, привитых раком». 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.