По внутреннему радио объявили о том, что приём осуждённых по жалобам проводит корреспондент газеты, и в комнату отдыха колонии потянулись активисты движения протеста. Четверо записавшихся на приём оказались людьми, хорошо подкованными юридически: они так и сыпали цитатами из самых разных законов. Если оставить в стороне эмоции и связанные с ними цветистые преувеличения, то требования осуждённых, мягко говоря, имеют под собой почву. 

«Мы не рабы»

Одной из основных тем переговоров с демонстрантами стала низкая зарплата осуждённых или, как с пафосом изъяснялись они сами, «применение запрещённого Конституцией России и международными нормами рабского труда». Самым убедительным из моих собеседников оказался Серик Бейсепов, отбывающий в колонии пятилетний срок, как он выразился, «за коноплю». Работник швейного цеха молча протянул мне расчётки. В мае за 25 рабочих дней бухгалтерия начислила ему полторы тысячи рублей, из которых на руки он получил 387. И это был своего рода трудовой рекорд: в прошлогодних расчётках суммы выплат не дотягивали и до трёх сотен. Причём бухгалтеры скрупулёзно указывают в расчётных документах даже количество часов, которые осуждённый провёл в течение месяца за отбыванием «трудовой повинности». Так что простые арифметические действия позволяют убедиться: труд бывших полицейских, вынужденных переквалифицироваться в белошвейки, расценивается в колонии действительно не выше, чем у рабов. День за швейной машинкой ветерана боевых действий, ещё не так давно воевавшего в Чечне, стоит 60 рублей, а час идёт за восемь. «Зачем мне работать за 200–300 рублей в месяц?» – резонно спрашивает Серик. И, упреждая мои комментарии, добавляет: «Я понимаю: не на заработки сюда приехал, и иски гасить не отказываюсь, но у меня дома двое детей, жена хочет подать на алименты. Генералы вон на дорогих машинах катаются, им зарплату добавили. А нам почему не добавляют?» 

Выяснилось, что «нормально» по меркам осуждённых (то есть близко к прожиточному минимуму, установленному на воле) в колонии получают за работу только кочегары и сапожники. Например, Алексей Болтуновский, которому повезло устроиться в обувной цех, после удержания за питание, содержание и коммунальные услуги имеет на руки около 4 тысяч рублей. В «тройке» он сидит уже семь лет и как положительный момент отмечает рост за это время заработной платы в его бригаде. «Помню, первая моя получка здесь была 49 рублей, я сразу написал тогда жалобу в прокуратуру, и меры приняли. Сейчас обувщикам платят сносно, а вот тем, кто работает на лесопилке и вручную разгружает машины с брёвнами, имея за это 200 рублей в месяц, не позавидуешь».

На такие упрёки начальник колонии Александр Лобанов лишь пожимает плечами: «Что говорить, если водитель учреждения, вольнонаёмный, получает 10 тысяч рублей в месяц! Не можем даже найти человека на такой оклад. А у осуждённых во всех учреждениях зарплата низкая. Но, согласно статье 103 Уголовно-исполнительного кодекса, выбора у них нет: они обязаны работать там, куда их определит администрация. А мы должны при этом учитывать состояние здоровья, специальность и квалификацию каждого. Многие осуждённые имеют хорошую поддержку из дома и отказываются от работы. Таких наказываем за злостное нарушение закона». По словам начальника, рабочих мест в колонии, которая размещается на скромных площадях, и без того не хватает: трудоустроить получается человек 700 – около 60 процентов от списочного состава. 

Руководитель пресс-службы ГУ ФСИН Ольга Хинданова пояснила, что прокуратура области обещает провести финансовую проверку и разобраться с причинами низкой заработной платы у тех, кто отбывает наказание в этом учреждении. «Пока, – сказала она, – администрация объясняет ситуацию тем, что осуждённые не выполняют нормы выработки». 

«Совсем заелись»

Плохое питание и чересчур высокие цены в магазине – ещё одна претензия демонстрантов. И опять не беспочвенная. В столовую мы с председателем Общественной наблюдательной комиссии по контролю за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания региона Олегом Сафроновым и помощником начальника ГУ ФСИН по Иркутской области Геннадием Отрадных подошли, когда обед уже заканчивался. Несколько осуждённых хмуро ковырялись ложками в своих тарелках. Паренёк на раздаче, у которого я попросила порцию для себя, зачерпнул мне варева от души и прокомментировал: «Ишь, недовольны они кормёжкой! Чего ещё надо-то?» Борщ и перловая каша в моих тарелках были обильно сдобрены тушёнкой. Но, очевидно, это считалось здесь везением: несколько осуждённых сразу заявили, что «с мясом» мне повезло. Суп оказался просто несъедобным. В водице плавали листья квашеной капусты, и блюдо сильно смахивало на баланду, которой потчевали заключённых в самые голодные перестроечные годы. Моим соседом оказался мужик в робе, он долго не решался запустить ложку в тарелку: на блюде вместо перловки была навалена целая гора рыбы типа минтая. «Откуда такая роскошь? У вас индивидуальное меню?» – поинтересовалась я. «Это называется усиленным питанием. У меня из зарплаты взыскивают за него две с половиной тысячи рублей, – пояснил осуждённый. – Только есть это всё равно невозможно». По моей просьбе он пошурудил ложкой в супе – под толстым слоем плавающего жира было не разглядеть, что там осело на дне. «Сегодня только хлеб можно есть», –  резюмировали осуждённые за соседним столом. И я могла бы подписаться под этим заявлением. «Мы проверяли жалобы на питание, – сказал Олег Сафронов. – По калорийности все нормы соблюдены. Просто здешние повара плохо готовят». Оно и понятно: супы в колонии варганят сами осуждённые, и кулинары из бывших полицейских вышли никакие.

Однако и с хлебом везёт здешним едокам не каждый день. Все, кто приходил ко мне на приём, жаловались, что в булках часто встречается плесень – видимо, стряпают их из некачественной муки. Нормальный хлеб, говорят осуждённые, появился в столовой только в последние дни, когда началась акция протеста. 

Выбором «не тех» поставщиков в «тройке» объясняют не только появление некачественных продуктов в обязательном меню, но и завышенные цены в магазине и баре. Услугами этих точек пользуются очень многие. «Среди осуждённых здесь немало ветеранов МВД. Они ежемесячно получают приличную пенсию, тысяч по 15. И ограничивать себя в продуктах питания у них нет нужды, – объясняет начальник учреждения. – Для одних поэтому завозим дешёвую тушёнку, по 70 рублей, другие хотят кушать улан-удэнскую, высокого качества – тоже пожалуйста, но баночка стоит больше сотни. Кто-то может позволить себе из сигарет только «Приму» – другим подавай «Парламент». Но в целом жалобы осуждённых на высокие цены услышаны: будем искать других поставщиков товаров. Только в один момент это не сделаешь – у нас ведь договоры с оптовиками подписаны». 

Чем объясняются проблемы в выборе поставщиков для зоны, Александр Степанович не пояснил. А на ум приходят нехорошие подозрения не только у осуждённых. В самом деле, с чего ради за просто так, безо всякой корысти, заключать договоры с оптовиками, которые в полтора раза завышают цены на самые ходовые продукты? Ведь банка тушёнки из Улан-Удэ на воле стоит 70–80 рублей, а в колонии – 119. Причём, по словам Олега Сафронова, правозащитники уже подавали жалобы на завышенные цены в «тройке» в ГУ ФСИН, но своевременной реакции, видимо, не последовало. 

Ни в магазин, ни в кафе-бар попасть нам не удалось: женщин-продавцов вывели из зоны, когда там стало небезопасно. «А то угостились бы мороженым по 800 рублей за кило», – вслед нам усмехались осуждённые. Помню первое интервью с только что назначенным в регион начальником ГУ ФСИН Павлом Радченко – он тогда заявил, что в каждой колонии построит бар, естественно, безалкогольный, где осуждённые смогут провести свободное время, отметить день рождения, побаловать себя чем-нибудь вкусным. «Нельзя убивать в них человеческое, для нас очень важно, какими эти люди вернутся в общество», – говорил Павел Васильевич. Золотые слова. Своё обещание генерал сдержал – бары построил. Осталось только позаботиться о том, чтобы у большего числа осуждённых появилась возможность пользоваться их услугами. 

«Тем, кто жалуется, хана»

Осуждённые «тройки», которые ещё совсем недавно сами носили на плечах погоны сотрудников полиции или системы исполнения наказаний и имели большую власть над попавшими в их руки гражданскими лицами, сегодня очень недовольны «беспределом, который творится в колонии». Они много говорят о пытках. Алексей Попов, к примеру, рассказал душераздирающую историю о том, как три года назад его якобы продержали несколько часов, пока шёл обыск, не разрешив, несмотря на простатит, отлучиться в туалет. Потом, после вмешательства родственников, пожаловавшихся в Москву, его закрывали в ШИЗО, избивали. Однако проверки прокуратуры эти заявления не подтвердили. А Геннадий Отрадных рассказал о видеозаписи, снятой с камер наблюдения в ШИЗО, где видно, как осуждённый сам бьётся об стенку. «Мы приглашали брата Попова посетить колонию и своими глазами посмотреть на здешнюю жизнь, обещали оплатить ему проезд, но он отказался», – говорит помощник начальника ГУ ФСИН. 

В прошлом году во все инстанции пошла очередная жалоба Попова, 10 лет отслужившего в милиции и три года в системе исполнения наказаний, «на причинение моральных и физических страданий». На этот раз его возмутило, что осуждённых принуждают в морозы выходить на проверку и зарядку в кирзовых сапогах и лёгкой куртке. «А начал жаловаться, меня поставили на растяжку, – говорит Попов. – Я-то знаю как милиционер, что это беспредел». По его словам, «успокоился» он только после того, как оперативники «обещали опустить, запугали до смерти». 

Другой вечный борец с беспределом, Алексей Болтуновский, поведал о своей обиде на предыдущего начальника колонии, который заставил его отказаться от переписки с «хозяином зоны» Павлом Радченко. Бывший участковый в прошлом году потребовал от генерала предоставить ему калькуляцию блюд и объяснения по ценообразованию. По словам осуждённого, понадобились серьёзные «аргументы», чтобы убедить его «не докучать начальству». В Европейский суд он отсылал жалобу на норму Конституции РФ, лишающую осуждённых избирательного права. От Страсбургского суда, правда, так ничего и не добился, зато уполномоченный по правам человека в Иркутской области заставил выполнить другое его требование – выдать молоко за вредность на производстве. «Мне тогда выдали молока сразу за полгода», – похвастал Болтуновский. 

Серик Бейсепов недоволен медицинским обслуживанием. «Вчера в санчасть пришёл, – рассказывает он, – говорю: язва у меня. А мне эти курицы, которые там сидят, отвечают: терапевта нет, есть только психиатр». 

Все мои собеседники были уверены, что из-за участия в акции им теперь не видать ни условно-досрочного освобождения, ни перевода со строгого режима на поселение. Впрочем, они дали понять, что и до этой забастовки гуманные меры им не светили. «Тут если жалуешься – хана, – говорит Серик. – А спокойно ведь целых пять лет просидеть трудно. То вышел в тапочках, то не застегнул пуговицу – вот и нарушение и выговор. А с выговорами какое УДО? Тем более человек я такой – весёлый, лезу куда не следует». «Если надо будет – ещё порежусь», – заявил осуждённый, когда я заметила, что уж больно несерьёзная у него царапина для человека, который якобы «вскрылся» в знак протеста. 

Владимиру Ивойлову, получившему за изнасилование и убийство 15 лет строгого режима, суд уже 12 раз отказал в смягчении наказания и условно-досрочном освобождении. Причина, на его взгляд, кроется в дискриминации из-за статьи, по которой он осуждён: в зоне насильников не жалуют ни осуждённые, ни администрация. В результате – несправедливые взыскания и плохие характеристики. Семья, дети (их у него пятеро), готовность взять на работу, жильё – всё это не берётся в расчёт, когда речь заходит о человеке, загремевшем в зону по такой непопулярной статье. 

Осуждённый даже работу получить не может, в то время как других к ней принуждают. 

«Наобещали горы золотые»

Осуждённые
в знак протеста против условий содержания порезали себе руки

И начальник колонии, и прокурор, который, кстати, отказался представиться из опасений, что его за это «заругает руководство», и правозащитники считают, что главной целью акции является послабление режима. «Такие акции неповиновения стали возможными из-за того, что государство теперь больше внимания уделяет защите прав осуждённых, а не потерпевших, – сетует начальник учреждения. – После того как закон запретил создавать в учреждениях самодеятельные общественные организации из числа осуждённых в помощь администрации, мы потеряли рычаги воздействия на лидеров отрицательной направленности. На этот раз они воспользовались тем, что один из сотрудников не сумел быстро сориентироваться в ситуации, когда осуждённый Михайлов устроил истерию из-за его замечания по форме одежды. Этот конфликт вылился в массовую акцию протеста».

Пока мы разговаривали с полковником о причинах беспорядков в зоне, пришёл осуждённый с рапортом о том, что в учреждении новое ЧП. Бунтовщики ударили одного из «положительных», который не поддержал протестующих, – им оказался экс-мэр Томска Александр Макаров. «Видимо, почувствовали себя победителями», – огорчённо резюмировал начальник. Осуждённые причину конфликта объясняли по-своему: «Это как чирик – долго назревало, но наконец прорвало». 

Справедливости ради надо сказать: никто из моих собеседников не заявлял, что отказывается ходить строем, делать зарядку или подчиняться другим законным требованиям режима. Единственная их жалоба на режим была связана с необходимостью носить одинаковую для всех регионов форму одежды, которая не учитывает 40-градусные сибирские морозы. Но выход из этой ситуации – разумный и не противоречащий закону – нашли сами сотрудники администрации колонии. «Мы разрешили осуждённым заказывать обувь по форменному образцу, но утеплённую. Только за собственные деньги», – сказал Александр Лобанов. Дело осталось «за малым»: выдавать людям зарплату, которая позволяла бы покупать тёплые сапоги. 

«Понаобещали нам горы золотые. Но мы боимся, что генералы уедут и устроит нам здесь администрация опять весёлую жизнь», – говорили осуждённые. Второй виток массовых беспорядков, когда часть демонстрантов порезала себе руки, случился из-за того, что руководить закипевшей  колонией временно назначили предшественника Александра Лобанова, склонного, по мнению осуждённых, к репрессиям. «Мы никому здесь не доверяем. Ни прокурору, ни начальнику ГУ ФСИН. Мы хотим, чтобы с нашими жалобами разбиралась Москва», – заявляли демонстранты. И это заявление было услышано: для проверки жалоб взбунтовавшейся колонии в Иркутск выехала комиссия из сотрудников центрального аппарата ФСИН. 

«Да будут они прокляты, иуды»

Выложив в социальных сетях видеоролики о беспорядках в колонии, осуждённые пытались привлечь на свою сторону общественность: этот номер до сих пор считался беспроигрышным. Одного они не учли: наши граждане всегда готовы посочувствовать «жертвам режима», но только не тем, кто сам недавно носил погоны и числился в «беспредельщиках». «И у них хватает совести жаловаться на свою судьбу! – возмущаются пользователи Интернета. – Сколько жизней загубили, а теперь начинают сопли распускать. Беспредел им не нравится! Не лечат вас? А как вы на воле лечили нас противогазами и пакетами целлофановыми? Не тушёнкой вас кормить надо, а говном собачьим». Вот самые невинные из эпитетов, которыми награждают бунтовщиков: «продажные менты», «ментовско-прокурорско-судейские подонки, сидящие за преступление закона, на страже которого клялись быть», «иуды», «трижды преступники». «Сидите себе тихо, бэушные!» – этот совет рефреном проходит в большинстве комментариев к видеоматериалам из колонии. О целях акции протеста пользователи Интернета высказывают практически единое мнение: «Чистейшей воды постанова, срежиссированная с целью сменить администрацию колонии, а может, и руководства ГУ ФСИН». 

В четверг обстановка в учреждении нормализовалась. Уполномоченный по правам человека в регионе Валерий Лукин провёл приём по личным вопросам. Состоялось заседание аттестационной комиссии, которая рассмотрела ходатайства осуждённых об условно-досрочном освобождении и переводе на поселение. По словам Ольги Хиндановой, руководителя пресс-службы ГУ ФСИН, комиссией рассмотрено 30 заявлений осуждённых, из них 26 решено направить в суд с положительными характеристиками администрации.