Хождение по Катанге

Почему именно в январе-феврале проводят учёт зверей и птиц? Начальник одного из отделов службы по охране и использованию животного мира Павел Минченко поясняет:

– В это время заканчивается осенне-зимний охотничий сезон. Получается, определяем в январе–феврале численность того поголовья, которое сохранилось и даст потомство. Таким образом мы можем более-менее точно определить численность диких животных на следующий охотничий сезон. Служба проводит учёт только в охотугодьях общего пользования, которые не закреплены за юридическими лицами, индивидуальными предпринимателями. А в арендованных угодьях диких животных считают сами охотпользователи.

– Они могут «нахимичить» с цифрами, завысить данные, скажем, по копытным, чтобы затем получить больший лимит на их добычу?

– Могут. И нередко так поступают. Но мы их проверяем, организуем контрольные маршруты.

Насколько эффективен этот контроль, сказать трудно. Некоторые специалисты службы считают, что, например, по косуле численность явно завышена: в 2012 году было 46,3 тысячи, а в 2013 – 55,3. Хотя охотоведы и егеря охотхозяйств в целом ряде районов, с которыми мне удалось поговорить, утверждают, что в их угодьях косулей стало действительно намного больше. Как и лосей, кабарги. Этому способствуют проводимые биотехнические мероприятия, зимняя подкормка копытных. Дать однозначный ответ, есть или нет завышение численнос-ти копытных, никто не берётся. Вот и Павел Минченко признаёт: «Неоднозначность полученных цифр учёта диких животных меня беспокоит». 

Минченко не всегда сидел в кресле начальника отдела. Прежде он работал рядовым госинспектором. Начинал природоохранную деятельность в должности специалиста отдела охотнадзора регионального управления Россельхознадзора. ЗМУ проводит в течение десяти лет. Вздыхает:

– Работа эта тяжёлая, сложная, идти маршрутами приходилось по труднопроходимым местам, по глубокому снегу, в мороз.

– Да уж, – соглашается сидящий за соседним столом госинспектор Юрий Яковлев, один из опытнейших специалистов службы, по образованию – охотовед-биолог, награждённый, кстати, недавно знаком «Почётный работник охотничьего хозяйства». – Слабакам в этой службе не место. Помнишь, Паша, как мы с тобой ходили когда-то по маршрутам в Катангском районе? – И, обращаясь ко мне, поясняет: – Мы тогда проверяли степень воздействия на численность охотничьих животных нефте– и газодобычи. По времени несколько припозднились – весна уже начала брать своё. Ночью ещё заморозки, а днём тепло, солнце слепит глаза. Ходили в солнцезащитных очках. После обеда снег оттаивал, становился мокрым, прилипал к лыжам. Идти было невозможно, но идти надо. Стукнешь лыжей о дерево, стряхнёшь снег, однако через несколько шагов он снова налипает. А маршрут-то длинный, километров десять. Ходили и на большие расстояния.

– Влияет промышленная деятельность нефтегазовиков на животный мир?

– Влияет и, конечно, негативно. Но в ОАО «Верхнечонскнефтегаз», активно разрабатывающем местное месторождение, следят всё же за порядком, не позволяют рабочим браконьерничать. Да и гулять вольготно по тайге с ружьём им особенно некогда. Работа у них напряжённая, вахтовая.

– На основе нынешнего учёта диких животных служба уже сформировала лимит их добычи в новом охотсезоне, сейчас в региональном минприроды проводится экологическая экспертиза, – вернул нас к сегодняшним дням Павел Минченко. – Теперь мы сами, а не Москва устанавливаем лимиты, затем, после экологической экспертизы, их утверждает губернатор. 

«Обнаглел соболёк…»

Что же показала нынешняя «перепись» зверей и птиц?

– Звери есть, сохраняется и видовое разнообразие. Ни одна популяция не потеряна, – говорит Павел Минченко. По его словам, особенно много сейчас соболя, нашего самого ценного пушного зверька. Если сравнивать его численность, скажем, с 2001 годом, то она возросла со 101 тысячи особей до 197 тысяч. Почти вдвое. Причина роста давно известна – ослаб пресс охоты на него. Добывают зверька всё меньше и меньше. Тенденция эта сохраняется все последние годы. Хотя соболь по-прежнему в цене. Одну шкурку фирмы-заготовители приобретают у охотников за 5-6 тысяч рублей. На пушных аукционах в Москве и Санкт-Петербурге цена резко подскакивает: в 2013 году она составила в среднем 270 долларов США.

Размножившись, соболь активно мигрирует, осваивает новые территории, приспосабливается к их ландшафту. Обитает сегодня на окраинах полей, в берёзовых перелесках, где в прежние годы его никогда не было. Сейчас даже в Иркутском районе местные мужики во время загонной охоты на косулю, изюбря видят его постоянно: «Обнаглел зверюшка, прёт прямо на людей».

Число профессиональных соболятников тем не менее уменьшается. Как, впрочем, и всех промысловиков. Охотникам проще добыть копытных или птиц на мясо: это быст-рее, да и хлопот меньше. Соболя выследить и добыть намного сложнее. Если охотиться с ружьём, нужно вырастить охотничью лайку, натаскать её на зверя. Старые охотники к трудностям привыкли, а молодые редко идут нынче в эту нелёгкую профессию, её престиж катастрофически падает.

Пик высокой численности соболя в Приангарье уже достигнут, считают специалисты. В минувшем промысловом сезоне лимит на его добычу в России был установлен в объёме 350 тысяч голов (при его общей численности 1,1 миллиона), однако на отечественных аукционах продали шкурок в два раза больше – 750 тысяч. Парадокс. То ли часть зверьков добыта браконьерским путём, то ли данные учёта были недостоверными. Как и по другим диким животным. Вот поэтому внедряют сейчас новую, более современную методику подсчёта поголовья. Спутниковые навигаторы позволяют учётчику точнее определить своё местонахождение. Также практически в два раза увеличился и объём учётных работ: возросло расстояние маршрутов и их количество, более объективной стала оценка численности диких животных.

Шкурки соболя, добытого незаконно, вполне могут попасть на аукционы. Принятые правительством меры оказались малоэффективными. Слишком уж много в законодательстве дыр, через которые легализуется браконьерское сырьё. Взять хотя бы статью 19 Федерального закона «Об охоте и сохранении охотничьих ресурсов…», которая разрешает коренным малочисленным народам севера добывать любого зверя круглый год и без разрешений. Тофам или эвенкам не так уж много и надо, но эта норма закона позволяет легализовать любую продукцию охоты – пушнину, мясо, рыбу, струю кабарги. Никаких документов на них теперь не требуется, чем и пользуются перекупщики-заготовители. Или просто посредники, которые приобретают всё это по бросовой цене, а затем продают втридорога.

Согласно данным учёта, выросла в регионе и численность диких копытных – лося, оленя, косули, кабана, кабарги. Кабана, например, насчитали нынче 5,2 тысячи особей, тогда как в 2001 году было всего 1,8 тысячи, кабарги – 45,1 тысячи при 25,3 тысячи в том же 2001-м. За последние 13 лет стадо дикого северного оленя увеличилось почти в два раза – до 27,4 тысячи голов. Но эксперты считают, что охотхозяйства могут завысить цифры. Проверить, как они выполняют арендные условия пользования охотресурсами, теперь непросто: прийти с проверкой служба может только согласно плану – раз в три года – или по жалобе. В этом случае проверку надо согласовать с прокуратурой. 

Плодятся и… угрожают

Всё большее распространение в Приангарье получает спортивная охота
на глухаря

Особую тревогу вызывает резкий рост популяций хищников: лисицы (сейчас насчитывается 17,8 тысячи особей), волка (6,3 тысячи), медведя(12,5 тысячи). На них тоже стали охотиться меньше. Когда лисий мех был востребован, рыжих хитруний водилось в Приангарье всего 6 тысяч. Этот прирост опасен, ибо лисы и волки – основные переносчики бешенства. В соседних регионах уже отмечены случаи бешенства этих зверей, есть пострадавшие среди людей. Чтобы обезопасить население, нет никакого другого пути, кроме как снижать численность хищников, особенно волка.

В прошлом году серых было значительно меньше: около 4 тысяч. И вот сегодня, как показывает ЗМУ, сразу 6,3 тысячи голов. «Восточка» уже писала, что случилось это из-за многочисленных запретов на традиционные способы лова. Запрещено использовать в привадах яд, капканы, петли. Дескать, не гуманно. Соглашение о международных стандартах на гуманный отлов диких животных между Европейским Союзом, Канадой и Российской Федерацией действует с 2010 года. Но если для добычи мелких пушных зверьков кое-какие гуманные капканы Россия пытается производить, то для волка их нет и в помине. 

Недавно в Сибэкспоцентре прошла очередная ежегодная выставка «Охота. Рыболовство. Отдых». У стенда Жигаловского района увидел старого знакомого, охотоведа зверопромхоза 24-летнего Степана Саманина. Поинтересовался, что изменилось за прошедшие три года в «волчьем» вопросе. Тогда, помню, Степан жаловался на засилье серых разбойников.

– Что изменилось? – задумался он. – Много чего изменилось, и всё в худшую сторону. Традиционные орудия лова запретили. Охотнику теперь по закону можно использовать только ружьё, а как его использовать в глухой тайге? Ведь наш район таёжный, между деревьями не постреляешь. Облавную охоту тоже не применишь, особенно с флажками. Бывает, кто-то убьёт серого при случайной встрече. Но это не часто. Те 20 тысяч рублей, что областное правительство обещает выплачивать за каждого добытого волка, стимул очень хороший. Я бы и сам не прочь получить такие деньги – это больше моей месячной зарплаты. Но вот вопрос: как хищника добыть?! 

Заместитель мэра Жигаловского района Алексей Молчанов, по совместительству страстный охотник, в том числе и на волка, тоже приехавший на выставку в Сибэкспоцентре, подтвердил: «Облавная охота на волка с флажками в Жигаловском районе за всю его историю никогда не применялась. Даже попыток не было. Она возможна только в лесостепной зоне».

– Вы рассчитываете, что одной лишь премией можно подвигнуть охотников начать активную добычу волков? – спрашиваю на другой день у Павла Минченко в службе по охране и использованию животного мира.

– Хотелось бы в это верить, – ответил он без особого, как мне показалось, энтузиазма. Выполнение программы по резкому снижению в Иркутской области численности этого хищника, подготовленной службой и предусматривающей помимо денежного поощрения охотников ещё и их обучение, передачу опыта, закупку специального промыслового оборудования и другие меры, пока пробуксовывает. Средства из областного бюджета на эти меры не выделены.

С нынешнего года введён запрет и на медвежью охоту в берлоге. Причина та же – не гуманно, в берлоге, мол, спят и мамы-медведицы с маленькими медвежатами. Хотя сколько существует российское государство, столько существовала в нашем Отечестве и берложья охота. Спрос на косолапых был не очень большой: в 2012 году при лимите 700 особей добыт (по официальным данным) всего 81 зверь. Зато именно на берложьей охоте держалась в основном только-только начавшаяся зарождаться у нас спортивная охота. 

А тем временем из Усть-Илимского района пришла нынешней весной очередная трагическая весть: косолапый задрал насмерть рыбака. Такие случаи повторяются из года в год.