– Как с дипломом учителя вы оказались в милиции?

– Пришёл по объявлению. В начале 1990-х был большой отток кадров из милиции, набирали с гражданки. А учителем работать я и не планировал. Просто так сложились обстоятельства. Три моих брата и сестра остались жить в деревне, мама очень хотела, чтобы хотя бы я выучился и уехал в город. Она всю жизнь трудилась в колхозе дояркой, награждена орденом «Знак почёта». Для меня ей хотелось другой доли, не связанной с сельским хозяйством. В милиции я сразу определился, что буду следователем, но пришлось год отработать дознавателем. И только потом, учитывая результаты работы, меня пригласили в следствие. С этого времени вся моя жизнь связана со следствием. Прошёл все ступени – от рядового следователя до начальника ГСУ. 

– Довольны своей карьерой?

– Грех жаловаться на судьбу. Работать, конечно, приходилось с половины восьмого утра, домой возвращался в десять вечера. Но в 30 лет я уже руководил довольно крупным следственным подразделением в ЛОВД на станции Челябинск. Бывали, правда, моменты, когда хотелось сказать: «Всё, надоело». Но если бы всерьёз разочаровался в работе, наверное, на 20 лет не задержался бы на службе. Следствие для меня – это не просто работа, это вся моя жизнь. Второй дом. 

– Наверное, было много интересных дел, есть что вспомнить.

– Да, по-моему, ничего особенного, работаем да и работаем. В 1990-е годы очень сложно было в плане нагрузки: следователей не хватало. Но не могу сказать, что занимался какими-то выдающимися делами. Так получилось, что в основном работал в транспортной милиции, кроме двух последних лет. Дела были связаны с хищением грузов с подвижного состава, как правило. Иногда приходилось отрабатывать группировки до 60 человек, в том числе и сотрудников военизированной охраны. Раньше хищение госимущества в особо крупном размере было расстрельной статьёй. И прецедент у нас был один с расстрелом, но это до меня. Люди ничего не боялись. Представляете, поезд идёт, там же высоковольтное напряжение, а они заскакивали на ходу, прорубали топорами контейнеры. 

– Первое расследованное вами дело помните?

– Да, оно многому меня научило. Поступило сообщение о том, что пассажира выкинули из поезда на ходу. Пострадавшим оказался особо опасный рецидивист, вор в законе, 8 раз судимый. Он проходил через вагон-ресторан, за одним из столиков сидела компания. Молодые люди его пригласили: «Отец, присядь с нами, выпей, покушай». Он присаживается. И вдруг один из компании говорит: «Слушай, на тебе же мои кроссовки!» Оказалось, что гость совершил кражу именно из того купе, в котором ехали эти ребята. Они погнались за вором, тот выпрыгнул из вагона, долго потом лежал в больнице. Так что гостеприимных молодых людей пришлось привлекать за причинение тяжкого вреда здоровью, а потерпевший пошёл обвиняемым по краже. Он сам по себе интересный был человек. Всё пестик у меня просил, так он стержень от авторучки называл. «Я, – говорит, – буду на тебя жалобы писать, всё равно больше заняться нечем». И действительно, во все инстанции жалобы отослал. 

– Вы приехали к нам из Челябинска, как и начальник ГУ МВД по Иркутской области генерал Калищук. Это ведь не случайность?

– Мы не только не работали раньше в одной команде, но и вообще по службе не пересекались. Я служил в транспортной милиции, Андрей Евстафьевич – на территории, я в следствии, он – в БЭП, в кадровых подразделениях. Мы даже не общались никогда. 

– Как вы восприняли назначение в Иркутск? 

– Я был зачислен указом президента России в федеральный кадровый резерв, а это предполагает согласие на переезд в любой регион. Мы люди в погонах, куда родина отправила, туда и поехали. Я был в отпуске, когда узнал о назначении, на сборы мне дали три дня. Чемодан собрал – и вот я здесь. Конечно, Челябинск – более развитый город в плане строительства, экономики, инфраструктуры. Миллионник всё-таки. Зато в Иркутской области великолепная природа. Три реки в городе – где вы такое видели? Я уж о Байкале не говорю. Иркутск – красивый город, меня очень впечатлило, сколько здесь храмов, и все в прекрасном состоянии.

Что касается расследования, то в ГСУ Иркутской области другие приоритеты, конечно. Здесь меньше дел экономической направленности, зато очень много лесных преступлений. И по регистрации, и по количеству раскрытых преступлений область занимает одно из «лидирующих» мест в России. 

– В последние годы у нас в регионе идёт спад организованной преступности, бандитизма – а эти дела расследовать сложнее. Так что вам, можно сказать, повезло.

– Надо ещё разобраться, чем объясняется такой спад. Возможно, как раз недостаточно эффективной работой следствия. За последние пять месяцев здесь направлены в суд дела по 103 преступлениям, совершённым 46 участниками организованных группировок, прирост значительный. И он связан не с активностью криминала, а только лишь с более эффективной деятельностью оперативных и следственных подразделений. Мы стали нацеливать следователей на то, чтобы они не просто брали отдельные эпизоды и отправляли их в суд по одному, а отслеживали систему в целом, доказывали признаки организации – сплочённость, наличие устойчивых связей и др. В этом году окончили производство и направили в суд банду, возбудили совместно с ФСБ дело по статье 210 Уголовного кодекса (организация преступного сообщества). По нашим данным, многоуровневое преступное формирование действовало в Ангарске, занималось хищением нефтепродуктов в крупных масштабах. В регионе лишь одно такое дело расследуется, если брать все силовые структуры. Да их и в России всего несколько. 

Доказывать, что отдельные грабежи и разбои совершены в рамках сплочённой преступной организации, непросто, это требует времени, профессиональных знаний следователя и оперативников. Но преступления, совершённые в рамках организации, – более тяжкие и опасные. И, по справедливости, наказание за них должно быть более суровым. 

– Как вы оценили коллектив, с которым вам выпало работать? В ГСУ были серьёзные проблемы коррупционного характера, скандалы из-за заказных уголовных дел. Мы об этом в газете писали, задавали вопросы прокурору. Вы собираетесь создавать новую команду, будете кого-то из сотрудников управления увольнять – из-за недостаточного уровня профессионализма или по моральным признакам? 

– Когда я перешёл работать в ГСУ Челябинской области из транспортной милиции, я никого из подчинённых не звал, но некоторые всё-таки пошли за мной. Оставили руководящие посты и устроились рядовыми следователями. Но это был их выбор. И в Иркутск я тоже не собираюсь никого привозить. Но тут до моего прихода произошли серьёзные кадровые перемены – порядка 20 сотрудников, которые выработали предельный срок службы, ушли на пенсию. Я готов работать с тем коллективом, который сложился, но свои требования обозначил сразу. С тем, о чём вы сейчас говорили, уже покончено однозначно. Мне еженедельно докладывают обо всех делах, которые возбуждаются в следственной части ГСУ. И материалы, представляющие определённую значимость, я вижу уже на этой стадии. Кроме того, я завёл порядок: с территории дела теперь изымаю только сам. Сначала я должен убедиться, что речь идёт действительно о наиболее тяжких, дерзких, резонансных преступ-лениях. Уровень профессионализма сотрудников, я считаю, достаточный. По закону о прохождении службы следователями теперь могут работать только лица с высшим юридическим образованием. Такие, как я, уже в нашу службу не попадут.

– Может и зря.

– В целом позиция правильная. Хотя мы готовы принимать выпускников гражданских вузов, к нам сейчас приходят устраиваться отличники с красными дипломами. Но, чтобы такой кандидат приступил к исполнению обязанностей следователя, он должен пройти через 6 месяцев стажировки и 9 месяцев первоначальной подготовки, во время которой ему придётся учиться стрелять, зубрить Закон «О полиции» и так далее. И только через полтора года мы начнём обучать его именно расследованию. Таков порядок. Некомплект в следственных подразделениях области сегодня незначительный – порядка 25 сотрудников. Но коллектив здесь имеет свои особенности. Он на 92% женский. И среди руководителей в основном представители слабого пола, и среди рядовых сотрудников. В целом по России в следственных подразделениях МВД работает 67% женщин. А регионов с таким соотношением, как в Иркутской области, всего три. Женщины, как правило, более добросовестны и ответственны в работе, но есть и сложности. В отличие от Челябинска здесь сотрудники и аппарата, и следственной части ГСУ очень много времени проводят в командировках. Регион огромный, и во многие районы так просто, между делом, не выскочишь. Кроме того, порядка сотни сотрудниц ежегодно находятся в декрете, а у нас ведь сроки расследования. Иркутская область отстаёт по этому показателю. 

– Как сильно?

– Мы где-то на 70-м месте среди регионов России, хотя в последнее время ситуация начала меняться – процентов на пять сократилось количество дел, которые находятся в производстве свыше установленного законом срока. Сказывается специфика региона: очень много судимых, они освобождаются из мест лишения свободы и здесь же оседают. С этим связана необходимость производства огромного количества психиатрических экспертиз, что отражается на сроках расследования. В Челябинске с такой проблемой мне сталкиваться не приходилось, а в Иркутской области она очень остро стоит. По России психиатрические экспертизы назначаются 12% обвиняемых, в СФО – 18%, а у нас 22–24%. Экспертов не хватает: зарплата низкая, работа тяжёлая и ответственная. Сейчас в Братске, например, из трёх экспертов остался всего один. А на подготовку специалиста высокой квалификации требуются многие годы – кроме высшего образования нужен ещё медицинский стаж не меньше 5 лет. Этот вопрос рассматривается сейчас на уровне правительства региона, начальник главка уделяет ему большое внимание. 

– На ваш взгляд, происходят какие-то перемены в МВД?

– На самом деле их много. Возьмите вопрос федерального резерва. Отбор руководителей сейчас очень жёсткий. Только психофизические исследования на полиграфе я четыре раза проходил, на 800 вопросов отвечал. Такие меры позволяют исключить назначение на руководящие должности случайных людей.

– Реформирование предполагает и создание нормальных условий для работы. Тем более прошло сокращение личного состава. 

– Действительно, есть проблемы с оргтехникой, транспортом. Но ситуация начала меняться. В этом году – сразу говорю, это не моя заслуга, – мы получили уже порядка 40 компьютеров, 60 ксероксов. Вопрос с автотранспортом сейчас решается. Нужно учитывать, что территория очень специфична. Огромные расстояния, непроходимые места. Начинаются паводки – в ряд районов просто не попасть. В Бодайбо,  Маму только самолётом можно долететь. В Челябинской области мы с такими проблемами не сталкивались. Они создают трудности и в организации работы, и в процессуальном контроле, который требует ежедневного внимания. Очень многое в такой ситуации зависит от руководителей на местах. 

– После повышения зарплаты проблем с подбором кадров быть не должно.

– С одной стороны, люди держатся за работу. Сейчас платят, я считаю, достаточно: следователь со стажем получает в северных районах до 50 тысяч рублей. А найти место там непросто. Поэтому, наверное, в подразделениях много сотрудников в возрасте. С одной стороны, это и квалификация, и опыт. С другой – нет омоложения. 22 человека уволилось, а достойной замены нет: либо совсем маленький стаж, либо пора на пенсию. И найти квалифицированного специалиста как раз проблема, особенно в северных районах – не очень хотят туда ехать. Сегодня мы имеем некомплект 11 руководителей, четверо находятся в стадии увольнения – достигли предельного возраста службы. Руководитель следственного подразделения – очень сложная должность. Он должен быть на страже закона, контролировать, чтобы не было перегибов, защищать права не только потерпевшего, но и обвиняемого. Должен плотно работать с руководством полиции, прокурором, который ежедневно следит за принятием процессуальных решений. Он между всеми крутится, при этом главное – дела должны уходить в суд качественно расследованными и с соблюдением требований законодательства. 

– А как же оправдательные приговоры?

– Оправдательных приговоров, на мой взгляд, бояться не стоит. Бояться надо незаконного привлечения граждан на стадии расследования. Бывает и такое: мы задерживаем человека, предъявляем обвинение, а потом прекращаем уголовное преследование. Сейчас началась процедура предъявления регрессивных исков к следователям за незаконное привлечение граждан к уголовной ответственности. 

– Теперь по искам реабилитированным будет выплачивать не казначейство, а следователь?

– Он будет нести личную ответственность за незаконное привлечение. Мне поступило уже 8 писем из министерства финансов по тем случаям, когда реабилитированным была выплачена компенсация за разные годы начиная с 1990-х. Мы проведём служебную проверку и дадим оценку действиям следователей. Возможно, кому-то из них будут предъявлены регрессивные иски, им придётся нести материальную ответственность. 

– По этой логике в случае оправдательного приговора отвечать должен не только следователь, но и прокурор, утвердивший обвинительное заключение, и судья, если приговор был отменён кассационной инстанцией. 

– Вопросы есть. Эта мера связана как раз с тем, о чём вы говорили: так государство пытается покончить с заказными делами. Но может быть и такая ситуация: следователь не собирался фальсифицировать дело, он добросовестно дал оценку собранным доказательствам, а суд счёл её ошибочной. Мы будем внимательно проводить эти проверки и оценивать роль следователя. Иначе кто захочет у нас работать.

– Сейчас в полиции борются за учётную дисциплину, все дела регистрируют. Много у вас мелочёвки расследуется?

– В последнее время вообще обсуждается вопрос об отмене института возбуждения уголовных дел. Это должно решить вопрос с укрытием преступлений путём вынесения постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела. Регистрировать будут все подряд сигналы и заявления, выезжать на место происшествия, выполнять весь комплекс следственных действий, оперативных мероприятий. Но «отказные» постановления выносить не придётся. В других странах такой порядок уже давно. Новшеств сейчас много. Убирают, например, функцию доследственных проверок с ГИБДД. Теперь все ДТП с причинением тяжкого вреда здоровью пострадавших или наступлением смерти – наша подследственность. Единственное, что хотелось бы ещё увидеть, – упрощение самой процедуры расследования. Мы сейчас по многим делам, особенно экономическим, шьём тома – по сотне и больше. Движение и в этом направлении есть. Принят упрощённый порядок по очевидным, простым преступлениям, которыми занимаются дознаватели, сейчас он обкатывается. Процедура доказывания и предъявления обвинения теперь, с согласия потерпевшего и подозреваемого, по некоторым категориям дел значительно упрощена. Экспертизу можно назначать на стадии доследственной проверки, не надо ждать возбуждения дела. 

– Какая у следователей нагрузка?

– Очень напряжённая работа у следователя. В производстве у каждого, если брать в среднем по региону, находится порядка 25 дел. В суд сотрудник направляет ежемесячно 3,5 -3,7 уголовных дела. По этому показателю мы на 20 месте среди регионов России.

– Много дел у вас на личном контроле?

– 17 дел, у которых срок расследования свыше года. Я их все на контроле держу ежедневно. Плюс так называемые «жалобные» дела. Всего около 40. Мы ведь должны в первую очередь думать о защите прав потерпевшего. А как восстанавливаются его интересы, если сроки расследования затягиваются на годы… 

– Процессуальная независимость следователя существует, или в ваши дела вмешивается начальство?

– В принятие процессуальных решений никто не может вмешиваться, нормальный следователь этого не позволит. Я обязан и буду защищать таких сотрудников. 

– Как вы относитесь к перспективе объединения следственных подразделений всех силовых структур в единый Следственный комитет?

– Мы плотно сегодня работаем с руководством полиции: вместе заслушиваем, поправляем и оперативников, и следователей, работающих по одному делу. А в комитете в этом плане тяжелее будет, следователю придётся всё тащить на себе, помогать некому. Думаю, не случайно подследственность меняется постепенно. Следственному комитету России передали сначала все коррупционные преступления, потом добавили дела по несовершеннолетним. Кардинально не стали всю систему менять, как в Казахстане, где сначала создали новую структуру, а потом отказались от этого решения. 

– Вы приехали с семьёй?

– Я же за три дня собрался. Семье нужно время. Служебную квартиру я уже получил. Супруга ещё работает в Челябинске, она сотрудник РЖД, руководит отделением, которое ведает инфраструктурой. Старшая дочь учится в Московском физико-техническом университете. Поступила на бюджетное отделение, она человек самостоятельный. А вот младшей всего 12 лет. Как только они с мамой завершат свои дела в Челябинске, так и приедут сюда. 

– Как долго планируете у нас задержаться? 

– Указом президента регламентирована ротация руководящих кадров в системе МВД через каждые 5 лет. 

– Надеетесь за эти годы получить генеральские лампасы?

– Не все мои предшественники получили тут генерала. Во-первых, должна ситуация в следствии измениться. Пока что проблем хватает. По ряду позиций мы существенно отстаём от других регионов. С законностью у нас до сих пор проблемы. Много прекращённых дел, причём есть и такие, по которым обвиняемые содержались под стражей. За 5 месяцев этого года мы имеем 8 реабилитированных граждан, из них четверо находились под стражей. Вот это самое страшное. Это в России один из худших показателей. 

– Вы знаете свои недостатки?

– Мама мне говорила: «Дураков работа любит». Наверное, я недостаточно семье уделяю внимания – времени не хватает. Хотя для меня семья очень важна. А что касается работы, стараюсь объективно подходить не только к делам, но и к людям, вникаю в их беды и проблемы. Как говорится, долго запрягаю, но потом не боюсь принимать решения. Использую любую возможность для повышения профессионализма. Учился в волгоградской следственной школе, трижды был в Академии управления МВД, прошёл четырёхмесячные курсы подготовки федерального резерва. В нашей профессии нужно постоянно учиться, без этого никак. Законодательная база всё время совершенствуется. 

– Кроме работы чем занимаетесь, тем более семьи рядом нет?

– Пока семья не приехала, стараюсь объять необъятное. Практически не отдыхаю. Я ведь здесь человек совсем чужой. Надо познакомиться с коллективами в территориях, я стараюсь пройти по кабинетам следователей, своими глазами посмотреть, в каких условиях люди работают. За полтора месяца успел побывать во всех иркутских подразделениях, в Ангарске, Шелехове. Каждую неделю, как правило, куда-нибудь выезжаю. Прежде всего мне надо определиться, где мы сами недорабатываем. Я обычно приезжаю в отдел и беру сразу все дела у одного из следователей – посмотреть, как интенсивно люди на местах работают. А то мы иногда жалуемся на объективные трудности, а надо начинать с себя. Мы ведь государевы люди. 

Биографическая справка

Самойлов Николай Владимирович родился 5 ноября 1969 года в селе Песчаном Увельского района Челябинской области. В 1986 году окончил Увельскую среднюю школу и поступил в Челябинский государственный педагогический университет на математический факультет. В 1995 году получил диплом Челябинского юридического института. С 1992 по 2011 год работал в Южно-Уральском УВД на транспорте, начинал службу в должности дознавателя в линейном отделе на станции Челябинск. С 1993 года работает в следствии. В ЛОВД на станции Челябинск прошёл путь от следователя до заместителя начальника по следствию. В 2001–2011 годах – заместитель начальника по следствию Южно-Уральского УВД на транспорте. С 2011 года – первый заместитель начальника Главного следственного управления ГУ МВД по Челябинской области. В 2012 году окончил курсы федерального кадрового резерва Академии управления МВД. 

5 апреля 2013 года указом президента РФ назначен на должность заместителя начальника ГУ МВД по Иркутской области – начальника Главного следственного управления.

Полковник юстиции. Награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» 2 степени. 

Женат, две дочери.