издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Весенняя мозаика

Из окон ветеринарной лечебницы иркутяне виделись в неожиданном ракурсе: полицмейстер Варушкин – просто хозяином немецкой овчарки Принца, а брандмайор Домишкевич – обладателем гнезда бульдогов. Что до Леонтия Гольдберга, то его звали просто голубятником и больше ничего сказать не могли, потому что не носил он ни мундира, ни формы, ни знаков отличия. Зато о питомцах его знали, что у них на Тихвинской превосходная голубятня, едва ли не лучшая в городе. И что Гольдберг лично запирает её каждый вечер.

Слегка поморщился, но ничего не сказал

А рано утром сам же и отпирает. И вот в половине шестого 12 апреля, распаковывая чекушки у ставен, Леонтий услышал чьи-то шаги – будто кто-то спускался с голубятни. Сначала он замер от неожиданности, а затем изо всех сил толкнул оконные створки и выскочил – но увидел лишь светлый затылок да тёмный мешок, мелькнувшие у калитки. 

Бежавшего заметил и полицмейстер Варушкин, выгуливавший любимца, и Принц хотел уж взять след, но хозяин слегка осадил его, и они отправились к привычной цели – дому брандмейстера Домишкевича. Ни одному из его бульдогов ни разу не удавалось выскочить из двора, и Принцу очень нравилось злить их, ничем не рискуя. 

Варушкин этому никогда не препятствовал, и сегодня всё прошло, как обычно. Что же до бегуна с мешком, то о нём Варушкин мгновенно забыл и лишь к вечеру, пробегая свежую сводку происшествий, припомнил удалявшуюся фигуру с мешком – и досадливо поморщился.

К этому времени Леонтий Гольд-берг уже вышел из засады в птичьих рядах Ново-Сенного базара, где отсидел пять часов, и направлялся к Мелочному базару. 

– Где-нить посередь индюков и прячут твоих голубок-то, – вместо приветствия обронил знакомый торговец, и Леонтий сразу бросился в дальний угол, где стоял индюшатник Федька Рачихин.

– Да кабы знать мне, что это твои, и не взял бы я нипочём, – широко улыбнулся тот, – а так-то только парочка и осталась. Забирай её без отступных, так и быть!

Леонтий уже без сил приплёлся домой и, отпоив перепуганную птичью пару, прикорнул рядом с ней на ступеньках голубятни. Тут и нашёл его сосед по усадьбе Пётр Осетров.

Когда-то они вместе оканчивали городское пятиклассное училище, и Гольдберг тогда уже настораживал своей страстью к голубям родственников-торговцев. А вот Петька считался парнем серьёзным и давно уж работал вровень со взрослыми в отцовской сапожной мастерской. Годам к тридцати он стал брать небольшие подряды, а в прошлом, 1913 году получил заказ на поставку сапог для юнкерского училища, да на целых три года! Это обеспечивало спокойное существование, и на радостях Осетров загулял на неделю, да так, что под конец подрался со своими собственными мастерами. «В былое-то время как поссорились, так и помирились бы, – рассказывал он Леонтию, – а нынче-то всё профсоюзы, права, протесты – в общем, не вышли мои мастера на работу. А покуда я нанял новых, сроки-то и поприжали и уж первая партия сапожек припоздала с поставкой. В прежнюю пору, конечно, пожурили б меня, но товар-то бы приняли, а тут просто взяли да передали подряд конкуренту. Да ещё и в газетах про это пропечатали – пойди отбелись теперь!»

С этого разговора и зачастил Осетров к соседу на голубятню. И разве не вправе он был рассчитывать на сочувствие? Но этот странный еврей просто молча выслушивал его, и даже сегодня, когда он и сам в печали, ни полсловечка не обронил, а только дал какое-то круглое стёклышко, завёрнутое в газету «Сибирь». Осетров от изумления даже и растерялся, но позже обратил внимание на коротенькое объявление, обведённое синим карандашом: «Вознаграждение тому, кто доставит утерянную линзу от автомобильного фонаря в медной оправе. Преображенская улица, 56, гараж И.Н. Алексеева».

Пётр Фёдорович много раз проходился возле этого первого в Иркутске заведения, сдававшего автомобили на прокат. Как-то даже зашёл и узнал, что один час аренды по городу обходится в 8 руб., а загородную поездку оплачивают из расчёта 45–50 коп. за версту. После, когда у Алексеева объявился конкурент Сапожников, аренда стала ещё привлекательней: при заказе от 25 вёрст и более время стоянки вообще перестало считаться, так что можно было отправляться не только на Байкал и курорт в Усолье, но и в Качуг, Жигалово. Осетрову, связанному заказами, выбраться, конечно, не удалось, но знакомые говорили, что авто приспособлены и для дальних поездок. По Якутскому тракту и вообще уже бегали по расписанию – два раза в неделю. 

Правда, владельцы автомобилей выглядели очень уж озабоченными, но это, верно уж, оттого, что на них по какой-то необъяснимой причине переводились все претензии к арендаторам. Вот и «Сибирь», не задумавшись, написала недавно: «27 апреля около 6 часов вечера автомобиль №7, принадлежащий Михаилу Семёновичу Сапожникову, на углу Большой и 2-й Солдатской улиц наехал на пролётку извозчика №538 Степана Макригина, сломав при этом у неё два колеса». В тот же вечер извозчик №518 на-ехал на велосипедиста Мусатова – но никому ведь и в голову не пришло обвинить владельца извозчичьей биржи, к которой этот самый извозчик приписан!

Белые против чёрных, но все свои

В 1914-м иркутское Общество автомобилистов и велосипедистов состояло, как и прежде, под председательством Николая Васильевича Яковлева, и все члены его, как и прежде, имели спортивный вид. Даже изначальные тяжеловесы Бруно Карлович Мейсель, Иосиф Борисович Фишер и Леонтий Моисеевич Пушелатский героически держали форму. Кстати, это их усилиями при обществе открылись отделы футбола и лёгкой атлетики, а все члены поделились на две команды – белую и чёрную. Первую возглавил господин Синайский, а вторую – господин Шостак. Надо ли говорить, что дети членов общества не пропускали занятий в школе танцев господина Сойфера и исполняли там весьма сложные номера? Надо ли говорить, что все дети катались на роликовых коньках? Правда, их пребывание в скетинг-паласе и на скетинг-ринке ограничивалось, потому что публика там собиралась слишком пёстрая, да и тренеры-спортсмены норовили использовать способных детей в своих рискованных номерах. Из одного восьмилетнего мальчика уже сделали «вундеркинда на роликах», и теперь он выступал каждый вечер вплоть до полуночи. 

– Непонятно, куда смотрит иркутское Общество защиты детей, – возмущался член правления Общества автомобилистов и велосипедистов на очередном заседании.

А смотрело оно главным образом за недавно открытым убежищем для беспризорников. Там пребывали сейчас 14 ребятишек, один другого несчастней. Брошенного родителями эпилептика, а также брошенного родителями идиота удалось поместить в больницу, но, надо сказать, с огромным трудом. Долго не знали, что делать с одной маленькой девочкой: приюты переполнены, а ей нужен специальный уход. Дошло до того, что члены правления дежурили в убежище по очереди. Зато мальчикам-подросткам быстро подыскали работу – пристроили их рассыльными, учениками сапожников и парикмахеров, а также в оранжерею колонии малолетних преступников. В тесном помещении убежища стало на короткое время просторней, и члены правления поспешили на приём к голове – просить здание побольше. Константин Маркович Жбанов принял их чрезвычайно радушно, обещал помочь и между прочим интересовался, отчего у депутации такой мрачный настрой. 

В 1914 году предприниматель Николай Васильевич Яковлев возглавлял иркутское Общество автомобилистов и велосипедистов. И сумел его сделать по-настоящему спортивным

Защитники детей отмолчались, никому не хотелось признавать очевидное: 250 рядовых членов общества просто числились на бумаге, на собрания приходили в лучшем случае 1–3 человека. Так было при старом председателе, так остаётся и при новом. На последнем «общем» собрании, оглядев пустой зал, кто-то тихо промолвил: «Это – сущее безобразие, господа!»

Ту же фразу, только громко, повторял санитарный врач Блюменфельд – после того, как городская комиссия осмотрела бани Бургардта и Циглера. Из-за поломки канализации только часть воды попадала в отведённые для неё трубы, основная же масса выливалась на 5-ю Солдатскую, переполняя водосток и неудержимо разливаясь по тротуарам. Мыльной водой заполнило палисадники у домов 17 и 19, утонули и два расположенных неподалёку амбара. Сделав это подлое дело, банный поток повернул во Власовский переулок, а оттуда и на 6-ю Солдатскую, не щадя ничего на своём пути. Коротко говоря, пострадавшие вызвонили управу, и срочно выехавшая комиссия предложила закрыть бани Бургардта и Циглера – впредь до исправления всех поломок. 

– И заметьте: никто даже не заикнулся о компенсациях владельцам пострадавших амбаров и палисадников, – возмущался хроникёр «Сибири». – Где уж после этого удивляться, что другой владелец бань, Шварц, вообще игнорирует городское управление и строится, где хочет!

Справедливости ради нужно сказать, что Шварц делал разведку в местном самоуправлении, но о расширении бань на берегу Ушаковки никто и слушать не захотел. Тогда предприниматель проехал в губернский строительный комитет. Какие он там употребил аргументы – Бог весть, но только вскоре «Сибирь» сообщила, что «желание Шварца было удовлетворено». Разумеется, городская управа обжаловала действия губернского комитета, но по мере движения бумаг разворачивалось и строительство бань на Ушаковке… 

Генеральное сражение пришлось отложить

В Иркутской городской думе меж тем разворачивались бои за таксу на пароходную переправу с правого берега Ангары на левый до пристаней «Царь-девица» и «Звёздочка». Существовавшую плату управа находила непомерно высокой, а пароходовладельцы, напротив, требовали увеличить её, в противном же случае угрожали прекратить перевозки горожан вообще. Пикантность же ситуации состояла в том, что во главе «угрожантов» выступал гласный думы Шишелов, ещё недавно клявшийся защищать интересы избирателей. «Этот типичный для нашей хапистской думы «отец города» и в роли гласного не желает скрывать своих «купецких» вожделений и не уклоняется от участия в прениях, где он является заинтересованной стороной», – громыхнула по Шишелову негодующая «Сибирь». При такой артподдержке управа атаковала пароходчиков справками из других городов, «где такса на переправы много ниже, притом что удобств много больше». Управский отряд возглавил городской голова Жбанов, как знаменем, размахивавший ходатайствами о снижении таксы. А с правого фланга выступал уже гласный Донской:

– Известен произвол пароходчиков, установивших в 1912 году таксу в 25 коп. с одного пассажира! 

– В 1913-м пароходчики объединились в синдикат и каждый день выплачивали отступные владельцу катера «Чайка», лишь бы он вообще не работал! – поддержал его с левого фланга гласный Солдатов.

Но генерального сражения всё-таки не случилось – думское большинство отложило его «до детального прояснения ситуации».

Книжки задымлены, читателей не заманишь

Пришлось отложить и давно обещанные обществом «Просвещение» лекции Морозова: прославленный авиатор простудился во время весенних полётов на воздушном шаре. 

– Ему хоть не обидно: сверху на всё поглядел, – откликнулась заведующая библиотекой Общества приказчиков. – Да за это и воспаление лёгких небольшая цена. А вот мы-то, к примеру, за что страдаем? Нам-то за что гарь и дым с утра и до вечера? Уборщица, как ни посмотришь, в обмороке, книжки задымлены, читатели убегают. А у нас ведь и школа в соседних комнатах! 

Когда Общество приказчиков снимало первый этаж в доме Дубникова, оно не приняло во внимание пустовавший подвал и весьма удивилось, когда там открылась колбасная фабрика Эйхлера со всеми положенными ей «прелестями». Члены правления начали составлять депутации к домовладельцу, но он отвечал им не без иронии:

– Господа, помнится, что лет десять назад вам за полкопейки достался замечательный особняк на Большой, а вы его, с позволенья сказать, профукали. И теперь вы имеете ровно то, за что в состоянии заплатить. То есть вы всего лишь по средствам живёте, господа.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры