Иркутянин во втором поколении

– Вы коренной иркутянин? 

– Да, я родился в Иркутске, в Глазково, на улице Третьей Железнодорожной – наверх от вокзала улицы идут параллельно железной дороге. Отцовские родители сбежали от помещика из Переяславля-Хмельницкого в 1916 году – дед схватил свою любимую и сбежал в Сибирь, а в 1923 году папаня родился, так что отец у меня тоже коренной иркутянин. У мамы другая история: её деда после польского восстания 1863 года сослали в Куйтун. Я, наверное, в маму пошёл, потому что у нас есть немного польской крови, и когда я выступал против Якубовского, против Говорина, отец говорил, что надо подходить спокойнее, взвешеннее, а мать спорила: «Не трогай его, пускай борется!»       

– А кто ваши родители?

– Мама всю жизнь проработала на железной дороге, на станции Иркутск-Пассажирский. Папа в 41-м закончил школу №80, в июне началась война, и весь класс сразу ушёл на фронт. Из класса их осталось в живых всего двое. Его сначала забрали в Омское пехотное училище, которое он закончил в феврале 1942 года. Тогда их, младших лейтенантов, построили на плацу, приехали все израненные офицеры из-под Сталинграда и забрали всю первую шеренгу. Ему, наверное, немного повезло, что он не вышел ростом: первыми стояли парни под метр восемьдесят, а он был 173, и его не взяли. Все остальные погибли. У него погибли на фронте брат и сестра. Отец служил в ставке резерва главного командования, которая стояла под Москвой. На фронт не пустили, и он шесть лет обучал солдат – немцев к тому времени от Москвы уже отогнали. Вернулся, поступил в университет на исторический факультет, работал лектором и заведующим отделом политпросвещения обкома партии, потом 15 лет – завотделом иностранного туризма, объездил весь мир.

Отец для меня святой человек, он растил нас как настоящих коммунистов – правильные поступки, нравственность и справедливость, был во всём примером, и я с детства думал, что все хорошие люди должны быть коммунистами. Мама всю жизнь занималась хозяйством. Отец умер два года назад, месяц не дожив до 88-летия. Мама, слава Богу, жива, ей в декабре исполнилось 82 года. 

– Вы единственный ребёнок в семье?

– Нас было три брата, я – старший. Естественно, все шишки доставались мне. Я прокладывал дорогу остальным: первый приходил домой поздно, первый влюблялся… 

– Помните свои первые ощущения от Иркутска?

– Тогда вообще машин было мало, а в Глазково тем более – за день проедут две штуки. Мы носились целый день, предоставленные сами себе, катались с горы, покупка велосипеда для меня была целым событием. Мы сами заливали каток из водонапорной колонки; взрослые нас гоняли, потому что она перемерзает. Только они отойдут – мы опять заливаем. Играли в хоккей. Ощущения шикарные, когда домой приходишь вечером весь синий, одежда мокрая, снег на тебе комьями слипся. 

– Вы были проблемным ребёнком? Глазково достаточно криминальный район был в то время…

– Нет. Дело в том, что мы уехали на Постышева, когда мне было 12 лет – отец получил квартиру. Так что подростковый возраст в Глазково я не застал. Потом переехали в центр города. Проблемным не был. Единственное, что во мне было проблемным, – я не любил делать уроки. Зато своих детей гоняю – не дай Бог дочь уйдёт в школу, не выучив уроки (она сейчас учится в седьмом классе). Меня родители не контролировали. Мне очень нравились гуманитарные науки, литература, история, география, и хотя у меня в аттестате стоят четвёрки, я думаю, что знал их на отлично. 

– Всё изменилось, когда я на третьем курсе женился – такая любовь была сумасшедшая. Когда мы переехали в центр, у нас дома рядом стояли, через дорогу, где Ольга жила. Я её увидел, она мне сразу понравилась, потихонечку стал за ней ухаживать – я был в десятом классе, а она в девятом. Потом она забеременела, и мы решили сыграть свадьбу. Мне – 20, ей – девятнадцать. Мы стали жить вместе, когда она училась в десятом классе –  представляешь, Ромео и Джульетта? Она мастер спорта международного класса по настольному теннису – первая МСМК за Уралом. У меня сын и дочь от этого брака, две дочери от второго. Тимофей, Анастасия, Мария и Александра – имена-то какие. Горжусь, когда друзьям перечисляю… 

У меня и второй брак, с Ириной, по сумасшедшей любви…

Я всю жизнь занимаюсь детьми, хожу в школу – на 1 сентября, на родительские собрания. И вот представь себе, какой разброс по возрасту: сыну – 38, младшей дочери – шесть. Классно же, да?  Мне — шестьдесят, дочери — шесть. Чувствую себя совершенно молодым. 

– Если вам всегда нравились гуманитарные науки, почему вы поступили в политех учиться на металлурга?

– В те времена приоритет отдавался инженерным профессиям, считалось, что парень с техническим образованием добьётся большего. И я сначала учился с неохотой, а потом втянулся, понравилось. Я преддипломную практику проходил на Коршуновском ГОКе, по нему же писал диплом, защитил его на отлично, чем всех удивил – я не был отличником в институте. После политеха пошёл работать мастером на завод нерудных материалов в Боково – у меня уже был маленький ребёнок, поэтому и из Иркутска никуда не поехал. Отработал там два года. 

«Что почём – хоккей с мячом»

– Насколько я знаю, вы профессиональным спортом никогда не занимались. Откуда такая любовь к хоккею с мячом?

Главный вопрос в повестке заседания областной федерации по хоккею с мячом – подготовка к проведению в Иркутске чемпионата мира

– Начать нужно с другого. Я, как каждый пацан, гонял во дворе футбол, играл в хоккей, очень любил нырять с вышки. Всё детство провёл на бульваре Гагарина, где мы ныряли с дебаркадера. У нас была своя фишка: мы запрыгивали на отходящий речной трамвайчик и, пока контролёр за нами гонялся, забирались на его крышу и ласточкой прыгали в буруны. Тогда мы часто ездили на футбол и хоккей на стадион «Труд». На южной трибуне, где сейчас табло, раньше был зелёный забор, и мы по спинам друг друга через него перебирались на матчи, болели, кричали. Я всю жизнь мечтал если не играть самому, то быть рядом со спортом, дружить с командой, за руку здороваться со спортсменами. И эта мечта осуществилась, когда я стал президентом ХК «Сибскана». 

– Но почему именно хоккей с мячом?

– Так другого зимнего вида спорта нет в Иркутске! «Локомотив» был брендом нашего города, люди на него ходили. Потом он несколько раз вылетал из высшей лиги, и интерес к нему поубавился. Когда я был первым секретарём горкома комсомола, то в область приехал Василий Ситников на должность первого секретаря обкома партии. Приехал он из Кемерова, где хоккей с мячом – всеобщее увлечение. И он оказался заядлым болельщиком. Об этом сейчас не знают, но он приехал в Иркутск, быстро обжился – и однажды поехал на хоккей. Чем поверг в ужас всех секретарей, завотделов обкома партии: если главный на хоккее, то все шеренгами должны были стоять рядом. И все на следующий матч накупили себе валенок и с ним ходили на матчи, хотя до этого слыхом не слыхивали, что такое этот хоккей с мячом!    

В 1986 году он организовал первый международный турнир по хоккею с мячом в Иркутске. Мы тогда отремонтировали все стадионы. Если бы не этот турнир, сейчас, может быть, в Иркутске вообще не было бы спортивных сооружений. Чем-то я ему приглянулся – я в то время возглавлял все ударные комсомольские субботники, в 34 года был заместителем председателя горисполкома, потом первым секретарём обкома комсомола. Ситников меня заметил, мы вместе ходили на хоккей, и он предложил мне возглавить федерацию хоккея. Потом Ситников ушёл, а я остался у разбитого корыта «Локомотива».   

Шёл к этому, стремился всей душой, и мечта осуществилась, хоть и при драматических обстоятельствах: в 1991 году железная дорога отказалась от команды «Локомотив» по финансовым соображениям. Я тогда был уже руководителем федерации по хоккею с мячом, объехал всех, кого можно, и все сказали: «Вова, ты чего – 91-й год на дворе, денег ни у кого нет, а если есть – то нафиг нам нужна эта команда?!» Если бы я не нашёл в тот период спонсоров, то хоккея с мячом в Иркутске не было бы, это однозначно. Но, на счастье, я в то время работал в сибирско-скандинавской лесной компании. И уговорил шведов и финнов, что для поднятия общественного мнения о компании у местного населения необходимо вкладываться в местную команду. В Кемерове нашёл тренера Серёгу Лихачёва, здесь собрал народ – и всё выстрелило! Сходить на хоккей было фишкой для многих иркутян. Там все сидели вместе – профессора, рабочие, студенты…   

Сначала народу ходило мало, и первое, что я придумал, – женщин пускать бесплатно. Мужика же  своего на хоккей отпускать неохота! Подростков тоже пускали бесплатно. Я первым придумал запускать в Иркутске фейерверки – после каждого выигранного матча, а мы выигрывали тогда все матчи, народ с детьми собирался в центре города, чтобы посмотреть салют. Работал со всеми СМИ, раздавал бесплатные пропуска на хоккей, приглашал на чай, и я помню, как на «АИСТе» перед матчем с архангельским «Водником» в перерывах между фильмами стояла заставка по нескольку минут: «Дорогие иркутяне! Сегодня матч!» 

– Как случилось, что всеми любимый бренд «Сибскана» сменили на безликое название «Байкал-Энергия»?

– Это уже вопрос не про спорт, а про политику. Я был замом губернатора по социальным вопросам, и команда в эти годы завоёвывала все высокие места. Борис Говорин сделал всё, чтобы я ушёл из «Сибсканы». Денег тогда у команды было мало, и я заключил контракт с «Иркутск-энерго», что они будут хозяевами команды, а я – президентом. Затем от Дерипаски пришло указание, чтобы меня убрали с команды в течение нескольких суток. Но и этого показалось мало – название-то осталось. И по предложению отдельных товарищей «Сибскану» переименовали в «Байкал-Энергию». Тогда я полномочия сложил, но вернулся лет через десять. Правда, сейчас я организовываю преимущественно детские соревнования. Продолжаю развитие детского спорта: мы, когда я был президентом, построили в Иркутске тридцать кортов, поставили тренеров. Сейчас про это уже забыли, но «Иркутскэнерго» во многом взяло команду потому, что она осуществляла множество социальных проектов.    

– Сейчас, наверное, интерес уже не тот? Или есть преемственность поколений?

– Помнишь, в то время Евгений Гришин был любимцем иркутян? Женя был уникальным хоккеистом, мы все его боготворили. Помню, по окончании одного из чемпионатов мы уговорили спонсоров и купили ему новые «Жигули», гаишники тогда помогли и сделали ему номер 020, как у него в команде. Так вот про преемственность: у него сейчас сын растёт. Мы только что закончили финал первенства России, и он был признан лучшим игроком команды. 

«Комсомольский выдвиженец»

– Раз уж заговорили про политику… Вы ведь из тех, кого в народе называют «комсомольским выдвиженцем» и не очень любят…

«Я чувствовал, что нахожусь в жёстких партийных рамках, а могу сделать гораздо больше»

– Это кто не хочет работать, тот и не любит. Я считаю, что комсомол кончили зря – сейчас с подростками никто не хочет работать. Структуру нужно было оставить обязательно. Мы столько спортивных и технических соревнований с ними проводили, выявляли неблагополучные семьи. Не дай бог там пацан какой-то в школу не ходил – это было ЧП, им занималась первичная комсомольская организация, контролировали его приход и уход из школы. Сейчас никому ни до чего дела нет. Так что я горжусь тем, что работал в комсомоле! А сейчас одна пародия – эти молодёжные организации, которые создаются при партиях, чтобы поднять себе рейтинг и походить, помахать флагами, пошуметь. Конкретной работы с пацанами нет. Наша федерация по хоккею с мячом до сих пор проводит огромное количество соревнований за зиму. И я благодарен мэру Иркутска Кондрашову, который подключился, когда я предложил проводить соревнования среди дворовых команд, уже третий год по шестьдесят команд собирается! А ты говоришь – политика. Это и есть социальная политика. 

Я политикой в той или иной мере занимался всегда. Потом, после комсомола, работал завотделом исполнительной и кадровой работы у Ножикова по его приглашению. А обком партии меня не утверждал – я был достаточно независимым человеком. И Юрий Абрамович, царствие ему небесное, вопреки всем решениям позвонил мне и сказал: «Выходи завтра на работу и работай»! Но для обкома партии я был незаконнорождённым завотделом. И я решил, что ни одного «парашютиста» у нас больше здесь в облисполкоме работать не будет.

– Кто такие «парашютисты»?

– Обком партии находился над нами, на четвёртом этаже. Это была партийная элита. Если надо кого-то своего пристроить, их спускали к нам, в исполнительную власть. С Ножиковым было интересно работать, мы во многом совпадали, и он вернул меня работать замом по социальным вопросам, где я успел задержаться на два года уже и в следующее губернаторство, при Говорине. Я не был закрытым кабинетным работником, ко мне всегда запросто приходили журналисты. Это раздражало губернатора и в конечном счёте привело к моему уходу. 

Когда мне предложили вступить в партию «Справедливая Россия», я почувствовал, что членство в ней позволит мне более свободно громить «Единую Россию».

– То есть вы поддерживаете свой имидж оппозиционного политика?

– Да. Да, хоть и ушёл из региональной организации «СР», потому что сложилась неконструктивная ситуация. Грачёв – москвич, сюда приезжает редко. Я чувствовал, что нахожусь в жёстких партийных рамках, а могу сделать гораздо больше. Меня это постоянно угнетало в последнее время. Все выступления на сессиях гасились «Единой Россией». Маленький пример: мы раскручиваем в области сбор подписей против того, чтобы к нам направляли заключённых со всей страны для отбывания срока наказания. Представляешь, пять тысяч заключённых ежегодно направляют в область и приблизительно пять тысяч освобождаются. И многие из них – насильники и убийцы. И четыре тысячи из них остаются здесь. А мы всё время удивляемся, что в Иркутске страшная преступность, туберкулёз, СПИД, наркомания. Я поднял этот вопрос на ноябрьской сессии Законодательного Собрания, чтобы обратиться с ним к руководству страны. Спикер тут же поставила вопрос на голосование, и вся «Единая Россия» проголосовала против, потому что они выполняют решения Москвы в ущерб интересам региона. 

В конце февраля Владимир Матиенко вышел из партии «Справедливая Россия» и стал сторонником   «Гражданской платформы» Михаила Прохорова.

Лучший подарок – пулемёт 

– Вам исполняется шестьдесят. Возраст чувствуете?

– Нет. Меня вообще удивляет, когда я вижу людей гораздо младше себя, которые целыми днями сидят в Интернете, ходят волоча ноги, какие-то вялые. 

– А традиции, как справлять день рождения, у вас в семье есть?

– В последние годы сложилась одна традиция: я в день рождения собираю мальчишник у себя на даче, человек 15–20. Это коллеги, друзья по работе, по старой «Сибскане». Семейный праздник в этом году мы с Ириной сделаем 9 марта, после того как поздравим своих женщин. Тоже поедем на дачу, с родственниками и одноклассниками – пообщаться, в баньке попариться.    

– Что вам дарят друзья?

– В прошлый раз ребята сбросились и подарили на дачу шикарный стол для настольного тенниса. В этом году я хотел сам себе подарить пулемёт «Максим» на дачу, да не успеваю, чувствую, уже. 

– От соседей защищаться?

– Да нет, просто нравится…

Фото из архива Владимира Матиенко