«Пимочки надень», – говорила моя бабушка, натягивая мне на ноги валенки. Обычные валенки. Умные этимологические словари свидетельствуют, что слово «пим» русские, вероятнее всего, знали очень давно. А вот кто у кого заимствовал – народы севера у нас или мы у народов севера – сейчас уже трудно понять. Пимом, к примеру, назывался «самоедский сапог из оленьего меха». И этим же словом, как свидетельствует Даль, русские звали войлочные катанки. Язык – он как та же вода: ему всё равно, чьё слово было первым. 

В якутском языке есть диалектное слово, которое кириллицей я написать не решусь, поскольку существуют нормы этики, – pisdaxajda. Означает оно «болтать, говорить вздор». Думаю, не надо объяснять, какой аналог есть в русском языке для этого глагола. И именно у русских, как считают этимологи, якуты и заимствовали ёмкое выражение. Камчатские русскоязычные рыбаки используют слово «ажоплиц» – кол впереди рыболовного запора, «морды». Есть версия, что пришло оно из ительменского языка, но какое вполне литературное русское слово привело рыбаков к такому словотворчеству, догадаться легко.  Впрочем, народы делятся не только инвективами, они готовы заимствовать и добрые пожелания. 

Долганы используют фразу, которую в кириллице можно записать как «буок ластаби». Это наше русское «Бог благослови». Священника ительмены довольно долго называли «богбог». А некоторые учёные обнаружили в корякском слово «пыгпыг», что тоже означает «священник». Как считает часть исследователей, пыгпыги появились потому, что русские священнослужители часто упоминали слово «Бог». Чай мы все любим пить с чукотской «кампэт», или ненецкой «ханпетой», или, как говорят на орочском, «кампяткой». 

Иногда слово делает тройные переходы из языка в язык, а потом – в ещё один язык, а то и больше (если этимологи смогут это убедительно доказать). Буряты любят напомнить про своё национальное блюдо – позы, как зовём их мы. Или буузы, как они называют эту мясную закуску. Но у блюда есть и другое название – «бао-цзы» («свёрток», пирожок на пару). Считается, что именно из китайского и было заимствовано слово. В хамниганском говоре бурят зафиксировано слово «чирбаас». Никогда не догадаетесь, что это. Это ватерпас – прибор, название берущий от голландского waterpas. К русским оно пришло ещё во времена Петра I, а к бурятам – уже в момент освоения русскими Сибири. В нижнеенисейских русских говорах рыбаки одну из пресноводных рыб зовут «дядя омуль». Что это за родственник папы омуля, учёные гадают до сих пор. Есть версия связи с энецким языком. «Диду» зовут пресноводную нельму из рода сиговых. Возможно, русские, обнаружив некое внешнее сходство нельмы и омуля и слыша странное для них слово, так и окрестили новую рыбу – «дядя омуль». На Урале используют слово «тормолать» – охотиться с лодки на лосей или медведей – оно, как полагают учёные, пришло из языка манси. Самое удивительное, что здесь этимологи видят влияние на чужое слово русского «дармовщина», поскольку этот вид охоты сравнительно лёгкий. Так «тормолать» превратилось в «дармовать». 

Поэтому мне и смешно, когда вдруг говорят о «богатстве» одного языка и «бедности» другого, о национальной гордости или о том, какой народ «более лучше» и чьё слово было первым… Мне всегда хочется сказать: люди, а вы давно заглядывали в словари? Обычная книжка в переплёте объяснит вам то, что не объяснит ни один политик, – «более лучших» не бывает. Наши языки, диалекты, наше сознание – это часть большой языковой «реки». И мы только-только приближаемся к пониманию законов её течения, простите за плохую метафору.