– Юрий Всеволодович, люди с какими диагнозами становятся пациентами кардиохирургического центра?

– Самое большое количество больных к нам поступает с ишемической болезнью сердца и её осложнением, инфарктом миокарда. Каждый день к нам привозят 3-4 человек с острым инфарктом. Если таким больным помочь в течение 6–8 часов с начала приступа, необратимые последствия можно предупредить. Пациент срочно проходит диагностику, после этого ему вводят препараты, растворяющие тромб и восстанавливающие проходимость сосудов. Достаточно много больных с сердечной недостаточностью, которые уже перенесли инфаркт миокарда. Таким больным проводится плановое вмешательство – стентирование коронарных артерий, когда в поражённый сосуд вставляется спираль, которая восстанавливает кровоток. Если это невозможно, выполняется аортокоронарное шунтирование. 

Серьёзная проблема – тахиаритмия, это нарушения ритма сердца, которые для пациента в любой момент могут закончиться смертью. Страдают такими состояниями в основном молодые люди. Если вам приходилось слышать о том, что здоровый молодой человек внезапно скончался, скорее всего, это произошло от тахиаритмии. В 2011 году наш центр получил новое оборудование для лечения таких патологий. С помощью современного комплекса в сердце больного вводится устройство, заставляющее сердце сокращаться ритмично. Вмешательство выполняется без вскрытия грудной клетки. Что касается приобретённых пороков сердца, их число уменьшается. Больные становятся старше, пороки запущенней, часто они сопровождаются сопутствующими заболеваниями. 

В прошлом году в нашем центре было проведено 1440 операций на сердце: 1190 вмешательств у взрослых и 250 у детей. Сегодня практически все операции на сердце, кроме пересадки, могут выполнить, и успешно это делают, иркутские хирурги. Для пациента операция бесплатна. Причём он сам может выбрать, где оперироваться, и получить направление, например, в Москву. Но практика показывает, что люди никуда не едут, предпочитают лечиться в Иркутске. К тому же, по статистике, результаты одинаковые: что в Иркутске, что в Москве. В нашем центре летальность в прошлом году составила 1,7%. Это очень хороший результат, мы им довольны. 

– Юрий Всеволодович, вы работаете в центре практически со времени его открытия. Какими были эти 40 лет?

– До начала 70-х годов операции на сердце выполнялись эпизодически. Открытие кардиохирургического центра в 1972 году позволило сделать проведение вмешательств постоянным. В 1974 году руководитель центра Всеволод Астафьев впервые выполнил операцию на открытом сердце. До этого времени в области практиковались только операции, которые не требуют остановки сердца и искусственного кровообращения. Иркутская областная больница была третьей в стране, в которой начали оперировать на открытом сердце. Долгие годы, пожалуй, до середины 90-х годов, Иркутск был крайней точкой на востоке России, где выполняли такие операции, к нам ехали из всех регионов.  В 1986 году центр перебрался в новое здание областной больницы, значительно расширились площади. Нельзя сказать, что пропорционально площадям увеличилось количество пациентов. В помощи хирургов нуждались тысячи больных, но работу сдерживала дороговизна материалов. По нынешним ценам на одну операцию требуется только расходных материалов 150–180 тысяч рублей. 

Девяностые годы были для иркутского центра, как и для всей медицины, самыми сложными. Финансирование отсутствовало, многие специалисты ушли из кардиохирургии и медицины вообще, количество операций значительно сократилось. Только в 2003 году была принята программа «Развитие кардиохирургии в Иркутской области», которая позволила переоснастить центр и создать предпосылки для увеличения объёмов помощи. Если сравнивать нынешний год с 2000-м, то количество операций с искусственным кровообращением увеличилось больше чем 4 раза. В декабре 2007 года открылось детское отделение на 25 коек, работает детская реанимация. Ведь известно, какая проблема существует с врождёнными пороками сердца. Ежегодно в области рождается 300–320 малышей с такой патологией. Без оказания помощи четверть из них умирает в первую неделю жизни, ещё четверть в первый месяц, и только около 18% доживают до года. Раньше таких детей мы направляли в Новосибирск, вот уже пять лет, как мы можем помогать им в нашем городе.

– Я знаю, что Всеволод Астафьев, талантливый организатор и хирург, уехал из Иркутска. Почему так случилось?

– Астафьев приехал сюда из Курска, одержимый новаторскими идеями. При его участии в областной больнице было открыто сразу несколько отделений: кардиохирургии, гнойной, грудной хирургии, появились первые палаты реанимации, а потом и реанимационное отделение. Уже в то время он понимал, что без современного оборудования невозможно движение вперёд. Он организовывал в Иркутске выставки медицинского оборудования, добился, чтобы часть этого оборудования была приобретена для больницы. Он стал инициатором проведения конференций для хирургов Сибири и Дальнего Востока. Конечно, такая активная деятельность стала хорошей мишенью для завистников. Закончилось всё конфликтом с партийными органами, его сняли с должности директора института хирургии, с других должностей он сам уволился и уехал в Якутию. В соседнем регионе он организовал строительство центра хирургии, который на сегодняшний день является эталоном оснащения. Оценивая ситуацию сейчас, понимаю, что он сильно опередил время. Если бы он всё это делал не в 80-е годы, а позже, его бы оценили. 

На этом месте мы прерываем  разговор, так как в кабинет входит хиленькая старушка с тросточкой и, игнорируя предупреждения хозяина кабинета о том, что он занят, протягивает свои бумажки и просит срочно подтвердить, что делать операцию ей слишком поздно. Оказалось, пожилая женщина приехала из Братска. 40 лет назад в иркутском центре ей заменили клапан. Спустя 10 лет пациентка должна была приехать на повторную операцию, но явилась лишь через многие годы. Теперь операция женщине противопоказана: она её просто не переживёт. С таким заключением доктор вынужден отпустить пациентку. 

У иностранных хирургов в ходу грустная шутка про нашу жизнь. Они говорят: к нам больные попадают за два дня до операции, а к вам за два дня до смерти. Эти проблемы есть.

– Как пациенты попадают в ваш центр?

– Каждый день в поликлинике областной больницы идёт приём кардиохирурга. К нему пациенты приходят с направлением от врача по месту жительства. Поэтому мы и говорим, что судьба пациента находится в руках местного врача. Если кардиолог считает, что больному требуется помощь хирурга, со всеми результатами исследований его направляют в областную больницу, при необходимости в кардиологическом отделении его дополнительно обследуют. В своё отделение мы берём только тех больных, которых нужно оперировать.  

– Есть ли сейчас очередь на операции?

– Есть очередь на операции по устранению нарушений ритма сердца. Расходные материалы на такие вмешательства очень дороги. К тому же очередь начала формироваться до того, когда в отделении появилось оборудование для лечения таких больных. Во-вторых, очередь медленно продвигается из-за неритмичной поставки материалов, что, связано с финансированием и проведением конкурсов на поставки. 

– По вашему мнению, как изменилась роль хирурга с развитием технологий?

– Я вам должен сказать, что само оборудование работать не будет. Это, во-первых. Во-вторых, с помощью современных аппаратов можно поставить диагноз, уточнить, детализировать его, но принять решение, как лечить больного, всё равно должен врач. Если решено, что требуется хирургическое вмешательство и такая операция проведена, тоже полдела. Больного ещё нужно выходить. 

Известно, что уже появились роботы, которые могут накладывать швы. Это всё хорошо. Но пациент – это человек. И подход к нему должен быть человеческий. Помню, мои институтские учителя говорили: если от посещения врача больному не стало легче, значит, это плохой врач. Этому же я стараюсь научить своих студентов и курсантов в Институте повышения квалификации врачей. 

Сила учреждения не только в новом оборудовании, но и в людях, которые, несмотря на проблемы, продолжают здесь работать и готовить смену. Чтобы те, кто придёт после нас, могли работать так же, как и мы, или даже лучше нас. 

Кардиохирург Владимир Степанович Носков работает с первого дня существования центра. Профессор Владимир Анатольевич Подкаменный специализируется на сложнейших операциях по артокоронарному шунтированию. Заведующий детским отделением Владимир Николаевич Медведев оперирует ребятишек, которые меньше, чем его рука. Знает свою работу заведующий отделением анестезиологии и реанимации доктор медицинских наук Зураб Надирадзе (у которого, кстати, на днях 50-летний юбилей, с чем мы все его поздравляем). Без анестезиолога немыслима ни одна операция. Это сёстры и санитарки, которые работают здесь по 20–30 лет. 

И снова я должна отключить диктофон: доктору нужно ответить на срочный звонок. Врач из отделения попросила Юрия Всеволодовича помочь. Перед ней, непрерывно рыдая, сидит беременная женщина. По странному стечению обстоятельств она тоже приехала из Братска. При очередном обследовании у будущей матери (беременность 17 недель) обнаружился врождённый порок сердца, который нужно было прооперировать ещё в детстве. «По идее, мы должны беременность прервать и прооперировать её. Но сможет ли женщина потом забеременеть – вопрос. Поэтому будем наблюдать. Если состояние ухудшится и  речь пойдёт о спасении матери, сделаем операцию. Если же всё пройдёт благополучно, в 36 недель беременности ей сделают кесарево, а месяца через три мы её возьмём на операцию. И пусть растит ребёнка», – объясняет хирург. 

– Каждый год мы внедряем новые технологии: вместо механических вшиваем биологические клапаны, они лучше приживаются и не требуют постоянного приёма препаратов, используем различные методики коронарного шунтирования. Но сложности были в том, что кардиохирургическое отделение в многопрофильном учреждении для администрации было такое же, как, например, глазное или гинекологическое. И отношение к нему было соответственное: это те же штаты, те же зарплаты, никаких привилегий у кардиохирургии не было. Кроме, надеюсь, уважения коллег.   

Финансовые трудности породили кадровые проблемы. Для того чтобы подготовить кардиохирурга, который мог бы оперировать самостоятельно, нужно не меньше 15 лет. Лет 10 молодой хирург должен простоять, как говорится, «на крючках», то есть ассистировать на операциях. Есть много талантливой молодёжи, которая хотела бы заниматься этим делом, но всё это на перспективу, тем более что у сегодняшних молодых людей такая позиция: нужно всё и сразу. При этом известно, какая заработная плата у врачей, которые не работают в системе обязательного медицинского страхования. Высокотехнологичные виды помощи как раз не относятся к системе ОМС и финансируются из областного бюджета. Но необходимо отметить, что в последние годы эта ситуация в корне меняется. Сейчас мы ощущаем постоянное внимание администрации, заинтересованность главного врача в развитии кардиохирургии, внедрении современных методов диагностики и лечения, подготовке кадров.

– Какие операции вы могли бы выполнять, если бы не было жёсткого ограничения в финансировании?

В прошлом году в кардиохирургическом центре было проведено 1440 операций на сердце

– Есть методики, позволяющие выполнять операции без вскрытия сердца. Например, при помощи специального катетера, введённого в сосуд, можно установить клапан. Проблема в том, что комплект на одну операцию стоит 1,3 миллиона рублей. За эти деньги мы можем прооперировать 10 больных с таким же диагнозом. Существуют методы вспомогательного кровообращения для пациентов, у которых сердце работает совсем плохо. К больному подключается прибор, который человек может носить, и благодаря этому какое-то время жить. Предположительно, до тех пор, пока не появится донор. Нам такой прибор предлагали, он стоит 13 миллионов рублей. Если учесть, что годовой бюджет центра 26 миллионов рублей, мы можем купить два таких прибора и больше ничего не делать. К тому же если брать эти аппараты, то мы должны владеть пересадкой сердца. 

– Технологически это можно организовать в Иркутске?

– Да, конечно. В областной клинике делают пересадку почек, в том числе трупную. Видите ли, особенность сердца состоит в том, что его нужно брать от донора, пока оно ещё бьётся. В отличие от почки, которую можно взять у трупа. Здесь мы сталкиваемся с целым комплексом проблем, прежде всего морально-этических и правовых. Они известны.

– Можете сказать, скольким людям в Иркутской области требуется пересадка сердца?

– Если специально выискивать, то, конечно, такие люди найдутся. Но дело в том, что к нам они попадают, как правило, в крайне тяжёлом состоянии и донора им не дождаться. Мне известен один случай, когда нашему земляку было пересажено сердце. Буквально вчера в отделение поступил на этапное лечение больной из Иркутска, которому в октябре 2012 года в Новосибирске был трансплантирован донорский орган.

– Существует мнение, что люди в России больше подвержены болезням сердца. Вы с ним согласны?

– Я не могу сказать, что у нас хуже, чем где-либо. Считаю, что в разговорах о недоедании, стрессах, которым подвергаются россияне, и от этого у них нарушается работа сердца, много надуманного. Ничего уникального в болезнях россиян нет. Например, сейчас не стало пациентов с ревматизмом, так как научились его лечить. В то же время появилось значительно больше больных инфекционным эндоартитом. Это разрушение клапана сердца после перенесённой инфекции. Порок, который нужно оперировать. Так происходит во всём мире, ничего нового у нас нет. Если говорить о связи стресса и заболеваний сердца, то в 90% случаях причиной инфаркта миокарда является атеросклероз. Если у человека в сосудах нет бляшек, хоть ты испсихуйся, ничего не закроется и инфаркта не случится. Влияние внешних факторов, конечно, есть, но не такое существенное, как принято считать. 

– А мнение о том, что мужчины чаще, чем женщины, страдают от нарушений сердца и попадают на стол кардиохирурга, вы тоже не поддерживаете?

– Судите сами. У меня на столе справка о количестве пациентов с нарушениями ритма сердца за 2012 год. Среди пациентов 288 мужчин и 299 женщин. Согласитесь, разницу в 11 человек нельзя назвать существенной. Если говорить об ишемической болезни сердца, ей чаще страдают мужчины, а ревматических пороков больше у женщин. 

– Как спустя десятилетия меняются сердца наших земляков? Может быть, они увеличились в объёме, или стали сильнее, или на них прибавилось жировой ткани? 

– Во-первых, сильных и здоровых сердец мы не видим. Имеем дело с больными и слабыми и стараемся им помочь. Нельзя сказать, что иркутяне стали лучше относиться к своему сердцу. 

– Вы сказали, что ваши больные постарели…

– Действительно, мы встречаем всё больше людей, которые в пожилом возрасте хотят улучшить своё здоровье. Это новая тенденция. Раньше как было: дожил человек до 60 лет и считает, что этого достаточно. Сейчас дожил до 60 лет, хочется пожить до 70, а потом и до 80 лет. Например, в прошлом году мы выполнили 587 операций у больных с нарушениями ритма сердца. Большая часть из прооперированных – 403 человека – пациенты в возрасте от 60 до 90 лет и четверо больных в возрасте старше 90 лет. За те годы, что мы делаем операции на сердце, большинство молодых людей, которые нуждались в помощи, её получили. Сейчас очередь дошла до 60–70-летних. 

– Мне не терпится задать вопрос, который вы, наверное, часто слышите. Вам практически каждый день приходится держать в руках сердце, которому человечество приписывает столько свойств. Есть в нём, по-вашему, что-то необычное, особенное или это такой же орган, как и другие?

– С материалистической точки зрения, сердце – это мышца, которая перекачивает кровь. Благодаря этой мышце мы живём. С другой стороны, человечество давно уловило, что этот орган особенный, ведь не случайно в него поместили любовь. «Сердечный» – говорят о душевном человеке. Такое отношение существует, наверное, потому, что это особенный по значимости для человека орган. Есть парные органы, например, лёгкие. Без одного лёгкого человек вполне может жить. Есть органы, которые можно замещать, скажем, аппарат «Искусственная почка» может достаточно долго заменять родные. Без сердца и мозга человек прожить не может. Наверное, поэтому многие воспринимают сердце не как насос, а как неотъемлемую часть человека, без которой он не может существовать. 

Сердце – это единственный орган, который после операции не отдыхает. Для всех остальных можно создать покой, в том числе для головного мозга – медикаментозный сон. Сердце же мы разрезали, выполнили операцию, зашили, тут же мы обязаны его запустить, чтобы оно забилось в нормальном ритме – 80 ударов в минуту. Я всегда трепетно относился к этому органу. Как говорил мне мой старый учитель: «У тебя будут хорошие результаты, если ты будешь относиться к сердцу, как к груди любимой женщины». 

«С большим сердцем» – так называют человека отзывчивого, доброго. Если воспринимать слова «большое сердце» буквально, значит, оно «расползлось» и плохо перегоняет кровь. Для кардиохирурга это плохие симптомы. Некоторые говорят, что у любвеобильных мужчин сердце похоже на женское общежитие. Конечно, это шутка. Ничего необычного за годы своей практики мне видеть не приходилось. Всё обычно, приспособлено природой, чтобы жил человек. Хотя кардиохирурги весьма суеверные люди, исполняют ритуалы – с какой ноги встать, с какой ноги начинать одевать ботинки.

– И с какой же ноги нужно встать?

– Тут общих рекомендаций нет, у каждого по-своему. В день особенно сложной операции в клинику нужно приходить в определённом галстуке, не дай бог, пинцет упадёт с операционного стола. Есть множество примет. Что делать, ведь каждая операция на сердце всегда на грани, может закончиться трагедией. Конечно, с опытом результаты становятся всё лучше. Мы этим довольны. Сегодня я сделал обход, 40 больных, они все прооперированы, все нормально себя чувствуют, на этой неделе выпишутся домой (интервью записано 18 января). Чувствуешь, что не зря прожил 60 лет и не зря живёшь дальше.