«Мне прямо сюда пенсию носят»… 

Мороз и солнце, день чудесный. Наконец наступили холода, и утренние минус 25 градусов приятно взбадривают, когда выходишь из тёплого дома. «Иркутский репортёр» идёт в гости. Это очень странное место. В отличие от безвестных мест проживания обычных бомжей, у него есть точный адрес – Фурье, 15г. Какой-то шутник в полном соответствии с правилами нумерации домов прилепил бумажную табличку на стену этого «жилища». Это обычная городская мусорка в самом центре города, во дворе сталинского дома, на первом этаже которого располагается старейший мебельный магазин Иркутска. Это бетонный лоток высотой два метра, с двумя отделениями: большим, для нескольких мусорных контейнеров, и маленьким, для громоздких вещей. Только роль «громоздких вещей» уже несколько месяцев выполняют живые люди. 

Первые жильцы, пожилая безногая женщина со своим великовозрастным сыном, появились здесь в конце лета. Все местные, включая грузчиков магазина, привыкших считать двор своей законной вотчиной, были уверены, что они пришли из сгоревшего летом двухэтажного деревянного дома в соседнем дворе. Поэтому отнеслись к ним с пониманием, не стали гнать, до сих пор время от времени их подкармливают и дарят тёплые вещи. 

Летом они ютились под открытым небом. Натаскали в закуток тряпья, ночевали на нём, укрываясь от дождя обрывками мебельной упаковки. Когда подступили холода, соорудили навес из нескольких полотнищ упаковочного полиэтилена, создающего естественный откидывающийся полог вместо двери, а сверху в качестве крыши положили лист шифера.

Вскоре у них появились гости из числа собратьев по несчастью, даже новые жильцы.

«Иркутский репортёр», сгорбившись и согнувшись, подныривает под полог и садится «на пороге» – внутрь жилища не протиснуться: там лежат в грудах тряпья три человека. Жилище – это площадка полтора на полтора метра. Невозможно лечь в полный рост, и Серёга, сын женщины-инвалида, скрючился в дальнем углу. Его матери Нине Яковлевне и их жильцу Станиславу проще – они безногие. В длину занимают гораздо меньше места, чем обычный человек. На бетонных стенах – иней от дыхания. Температура – такая же, как на улице. В углу, кажется, примороженные к стене дыханием, висят несколько бумажных иконок. Мороз уже не кажется бодрящим – он липко заползает под одежду, и тело начинает бить мелкий противный озноб. 

Пропитание добывают традиционным способом –
христарадничеством

Серёга рассказывает: они с матерью из Зимы. Сам он приехал в Иркутск восемь лет назад, когда поссорился с братом и тот выгнал его из дома. Три года он прожил в реабилитационном центре, пять – живёт на улице. Его мать лежала в Иркутске в больнице, потом много лет скиталась по разным съёмным квартирам у случайных знакомых. Их нынешние злоключения начались три года назад. Они тогда снимали угол в частном доме в центре Иркутска у деда. Дед был полуслепой, пошёл на двор, в туалет, ударился головой о какую-то притолоку. Образовалась гематома, и он скоро умер. А его дочь выгнала непрошеных жильцов на улицу. 

Эта тема – «выгнали на улицу» – основной сюжет их жизни: где-то приютились ненадолго, пришёл (или сменился) хозяин и прогнал. Серёга с тех пор жил где придётся, зимовал на Грязнова между гаражами, потом – на Депутатской, в колодце. Мусорку на Фурье он облюбовал ещё прошедшим летом. Главное – что неподалёку от Центрального рынка, Мекки всех местных бомжей и нищих. 

– Здесь же холодно! Почему именно здесь? – не выдерживает «Иркутский репортёр».

– А где? Все подъезды сейчас закрыты на ключи и домофоны. Даже если проберёшься – жители выгоняют. Колодцы сейчас вообще заваривают намертво. Некуда нам податься. А здесь нас не обижают – приносят поесть, дарят вещи. Мне вот дублёнку подарили. – Серёга с гордостью показывает на свой овчинный полушубок. 

– А как вы греетесь? 

– А чего нам греться? У нас же здесь – Африка! – с сарказмом говорит Станислав, новый жилец. – Огня здесь не разведёшь. Купил вот свечку – от неё по ночам и греемся! 

– А это… удобства у вас где?

– Да всё рядом, не выходя. По-маленькому – в пластиковую бутылку. По-крупному – в пакет. И – за стенку, в контейнер. Мы здесь не мусорим – ни в доме, ни во дворе. Наоборот, иногда помогаем дворнику – Серёга подметает…

Иконки на стене и котейка в доме – всё как у людей

Нина Яковлевна очень плохо слышит, поэтому всё время переспрашивает Серёгу:

– Чего ты там всё говоришь?

– Да всё правильно я говорю, – отмахивается Серёга, наклоняется к её уху и кричит: – Я говорю, что ты инвалид первой группы, что у нас все документы есть на руках.

– Да, – важно подтверждает Нина Яковлевна. – Я пенсию получаю – 17 тысяч, мне её прямо сюда приносят! 

– Вы здесь будете жить до весны?

– Нет, вряд ли, – пожимает плечами Серёга, – нам добрые люди время от времени предлагают у себя пожить. Вот в эти выходные одна женщина обещала приехать за нами, забрать к себе в частный дом в предместье Марата. 

– Да что мне это Марата! Оттуда далеко ездить! Я бы здесь жила, – неожиданно высказывается Нина Яковлевна. Похоже, из всех троих она меньше всего страдает от мороза – мужиков бьёт крупная дрожь, уже настолько привычная, что они её не замечают. Серёга спрашивает:

– У тебя немного бензина 93-го нет? А то мне сосед из второго подъезда подарил «Шмеля», портативную печку. «Шмеля» бы завести, было бы проще ночевать. На рассвете самый злой холод…      

Медленное падение на дно 

Мы со Станиславом отправляемся «на работу». У него своё постоянное место, где он просит подаяний, – напротив аптеки у Дома Кузнеца, рядом с будкой металлоремонта.

– Всё это не для меня, – бурчит Станислав. – Я так не привык – мне нужно помыться, перебинтовать культю. У меня трофическая язва на правом колене – там открытое мясо. 

– А как ты попал на мусорку?

– Да отсюда и попал. Стоял, как обычно, подошёл человек, разговорились, он рассказал про мусорку и сам туда отвёз. 

Этот человек – самая таинственная фигура во всей истории. Зовут его Чингис. Пока «Иркутский репортёр» разговаривал со Станиславом, он несколько раз подходил и спрашивал, не обижают ли калеку. Он из той формации странных людей, которые сами на Центральном рынке не торгуют, но всегда в нём находятся, занимаясь какими-то скрытыми от чужих глаз делами.  

У всех в истории жизни одна повторяющаяся фраза –
«А потом пришёл хозяин и всех выгнал»

История Станислава – это тот самый случай, когда не стоит зарекаться от сумы и тюрьмы. Он не судим, да и вообще крайне приличный человек, даже алкоголь не употребляет. Станислав Горбачёв родился в 1953 году в Донецкой области, в городе Макеевке. В 1971-73 годах служил срочную в Литве, в ВДВ – в/ч 02291. Потом уехал учиться во Владивосток, в школу морского пароходства, остался там работать судовым электриком 2 класса на рефрижераторах «Востокрыбхладфлота».

– Это по сути холодильники такие здоровенные. Мы приходили на промысел, в места лова рыбы, забирали её, отвозили на берег, – объясняет Станислав. Познакомился с первой женой, родилась дочь Оксана, и они приехали на родину жены – в Иркутск. Прожили год «на крайней к обрыву» улице Белинского в районе рощи «Звёздочка», потом развелись.

– Ей подруги нашептали, – убеждён Станислав. – Они все – матери-одиночки. Не могли пережить, что она с мужем живёт…

Из дома его, конечно, попросили, и Станислав устроился плотником на Шишиловский остров, жил у знакомого сторожа уже на другом берегу Ангары, в районе телевышки. В 1983 году познакомился со второй женой. Они прожили счастливо меньше года – её разбил инсульт, и Станислав ухаживал за ней двадцать лет. Жили у неё в квартире в микрорайоне Первомайский. 18 мая 2003 года она умерла, а злоключения Станислава только начинались. 

Незадолго до этого он обморозил на рыбалке ноги, их ампутировали. Станислав воспитывал троих детей жены от первого брака, мальчика усыновил в 1989-м, когда ему было 16 лет. Тот вырос, отсидел четыре года за кражу, женился, взял фамилию жены и жил с ней. А когда умерла его мать, выгнал приёмного отца из квартиры и поселил туда толпу киргизов. Станислав написал заявление в милицию.

– Там малометражная, но четырёхкомнатная квартира. У меня там по закону своих девять метров и столько же за жену. Это две комнаты! – А сам попросил соседа Толика увезти его на вокзал. С вокзала его забрали работники социальной службы, увезли в Ангарск, в больницу скорой помощи. С тех пор он мотается по реабилитационным центрам, больницам и живёт на улице.  

– Я был в четырёх ребцентрах, – горько качает головой. – Последний раз – в Слюдянке. Нигде мне не могли помочь восстановить документы.

– А что с документами?

– Я весной в Ангарске снимал комнату – на Александра Матросова. Там хозяин кололся наркотиками. Я ему заплатил за два месяца вперёд девять тысяч, а он меня через неделю выставил из квартиры. У него там и документы остались, и сотовый, и телевизор, и DVD-проигрыватель. Барахла не жалко, но вот без документов я с апреля не могу получить пенсию и инвалидные – там остались паспорт и «инвалидка».  У меня пенсия – 10400. 

С наркоманами у Станислава вообще куча проблем. Вернувшись из Ангарска в Иркутск, он снял комнату на Карла Либкнехта, однако долго там не прожил:

– Хозяева, Света и Ваня, сами наркотики не употребляли. Но к ним каждую ночь приходили колоться наркоманы. Они меня и выгнали – нужен был мой диван. 

Потеряв последнее место жительства, с не закрытым делом по своему жилью, лишённый возможности получать пенсию, Станислав прибился к последнему углу – просит милостыню у киоска металлоремонта и ночует на «Фурье, 15г». И при этом сохраняет веру в лучшее будущее и чувство собственного достоинства:

– Ты напиши, что мне бы только документы вернуть. Вырастил козла на свою голову, он меня на улицу выставил. Я мог бы съездить к парням своим, десантуре, рассказать им. Но тогда уже не с кем будет разговаривать. Пускай пока живёт, жирует. Правда-то ведь есть?