Одним из блестящих восточкинцев предвоенной и послевоенной поры был Евгений Алакшин, заведовавший сельхозотделом редакции, а позднее ставший заместителем редактора газеты. В 1938 году, в разгар ежовщины, Евгений Васильевич был арестован в числе многих журналистов областной партийной газеты и работников типографии. Ему посчастливилось вернуться домой спустя полтора года. Большинству из тех, кто был тогда репрессирован, уже не довелось увидеть свои семьи. 

– Тогда взяли много народу, – вспоминает дочь Алакшина, Нина Евгеньевна, единственная, кто носит его фамилию и унаследовала от него журналистское ремесло. – Я знала Евгения Григорьевича Бандо, который тоже выжил, долго потом работал вместе с отцом, такой  красивый талантливый человек. Схвачен был Беркович, отец Арнольда Берковича, известного театральными рецензиями. Смутно помню Геллера Хаву, Мазова. А вот Цибизовых, Сечкиных, напротив, помню хорошо, потому что эти семьи жили в нашем дворе. В те годы востсибправдовцы – и пишущая братия, и типографские работники – не только работали вместе, но и селились рядом, всё происходило друг у друга на глазах. Моя мама работала верстальщицей. Вместе с другими типографскими мы жили тогда в районе улицы Ленина на месте здания, известного в народе как «кривая линия партии». Общая беда в каждой квартире откликнулась по-своему. Почти ни одну семью востсибправдовцев она не обошла. И мало было тех, кто вернулся. Моего отца, наверное, спасло то, что он в Иркутске был человеком новым. Его из Казани направили по партийной линии укрепить сельхозотдел главной трибуны Приангарья. 

Ещё тридцати не исполнилось Евгению Алакшину, когда он прибыл в Иркутск по зову КПСС. За плечами были Казанский сельскохозяйственный институт, диплом агронома, серьёзное увлечение литературой, первые поэтические опыты, заведование сельхозотделом в «Красной Татарии», работа корреспондентом центральной газеты «Социалистическое земледелие». То, что отличные агрономические знания оказались применимы не на полях, а на полосках периодики, конечно, не было случайно-стью. С ранних лет у Евгения было лёгкое, бойкое перо. 

Евгений Алакшин был старшим сыном в крестьянской семье, где рано умерла мать, оставив пятерых ребятишек с осиротевшим отцом. Первенец стал воспитанником школы-коммуны вроде той, что мы  можем представить себе по легендарному фильму «Флаги на башнях», активистом Ленинского комсомола. На волне коллективизации и ликбеза молоденький пропагандист ходил «избачом» по разным хуторам и весям. Это значит, доносил до крестьян политинформацию в избах-читальнях, давал уроки грамоты, устраивал литературные часы. Время было суровое, непростое, комсомольцев нередко подкарауливали кулацкие банды. Евгений Алакшин рассказывал потом своим дочуркам, что всегда ходил «в народ» с «бульдогом». Нет, не с собакой, как, было, я подумала, слушая рассказ дочери газетчика. «Бульдогом» называли трёхлинейный наган, бывший ещё на вооружении царской армии, а потом ставший символом революции. Так и вижу, как юный доброволец агитфронта широким шагом отмахивает по просёлочной дороге со свежими газетами в военной полевой сумке, с верным «бульдогом» в кармане куртки. В показавшемся за лесом селе его ждут колхозники, а за ближайшими кустами, как знать, может, притаились враги… Вот в одну из таких «командировок» и встретили паренька лихие подкулачники. Не выручил тогда и револьвер, а может, зелёный коммунар не успел его применить. Евгения основательно, по-хозяйски избили, полумёртвого бросили в стог сена и подожгли. Любоваться, правда, не стали, как комсомолец будет в огне пропадать. Это его и спасло. Удалось всё же выбраться живым. Но обгорел сильно. С богатой шевелюрой пришлось расстаться: волосы на голове больше не росли, так и остался парень смолоду лысым, точно Котовский. 

Евгений Бандо (в центре) был арестован в одно время с Алакшиным. Им обоим удалось выжить и вернуться в газету. Слева – редактор «Восточки» Андрей Ступко

Так «закалялась сталь» будущего пера публициста. Он поступил в Казанский сельскохозяйственный институт, где уже студентом редактировал журнал «Чернозём», публиковал стихи, с которыми выступали агитбригады «синеблузников». После вуза профессиональным журналистом возглавил сельхозотдел в республиканской «Красной Татарии». Одновременно был секретарём русской секции Союза писателей Татарской ССР. В 1934 году ЦК КПСС направил группу партийных работников Татарии для укрепления коммунистической организации  Приангарья в Иркутск. Здесь талантливого по-сланца Казани встретила «Восточка». Мог ли он думать, что его, убеждённого ленинца, пылкого агитатора за советскую власть, ждут ещё и кромешный ужас ареста, и подвалы ЧК, и перспектива быть расстрелянным в перелеске за Пивоварихой. Из того же «бульдога», какие зачастую носили служаки НКВД. 

Просидев в застенках больше полутора лет, Евгений Алакшин вышел в январе 1940-го в крещенский мороз. Наверное, враждебным и полупризрачным показался ему притихший вечерний город. Ноги принесли почему-то не домой, не к семье, а к любимой женщине. Известная иркутская журналистка Нина Евгеньевна Алакшина приходится внебрачной дочерью моего героя. Она родилась за пять лет до описываемых событий. Мать рассказывала ей, как отец до утра проплакал у неё на кухне.

– Знаешь, Маруся, что было самым страшным?– признался он ей. – Ещё немного, и я, наверное, подписал бы всё, что от меня требовали, оговорил бы невинных людей…

Вскоре в ряду с теми востсибправдовцами, кто уцелел в мясорубке репрессий, Евгений Васильевич был восстановлен в партии, в профессии, во всех гражданских правах. Но здоровье было капитально подорвано. До конца дней его мучила астма, он умер в 1972-м на 65-м году жизни.

Подраставшая Нина любила приходить к отцу в редакцию, в кабинет с продавленным кожаным диваном. Любила усаживаться на этом потёртом редакционном левиафане, на котором сиживали известные творческие силы. Многие дружили с Евгением Васильевичем, человеком редкого обаяния, эрудиции, остроумия и такта. В ближнем кругу его товарищей были такие видные журналисты того времени, как Соломон Маркович Апарцин, Исаак Борисович Канторович. С легендой репортёрского мастерства Львом Перминовым они дружили домами. Начав свой путь в «Восточке» с заведующего сельхозотделом, Евгений Алакшин быстро до-служился до заместителя редактора газеты, хотя карьеристом никогда не слыл. Это был, по мнению всех, кто его помнит, настоящий газетный трудяга. И вместе с тем балагур, каламбурист, душа компании. Если верить трепетной памяти его детей, Евгений Васильевич даже умер с улыбкой на лице, рассказывая анекдот. Всю жизнь он производил неизгладимое впечатление на женщин, отнюдь не будучи записным ловеласом. Женская интуиция безошибочно узнавала в нём удивительно глубокого и чуткого человека. Он самозабвенно отдавался работе, был заботливо предан семье, щедро поддерживал «побочную» дочку, которая для него была такой же родной и драгоценной, как и трое остальных. Недаром все его дети через всю жизнь пронесли дружбу и сестринские чувства друг к другу. 

Листаю послевоенную подшивку «Восточки». Ищу статьи, подписанные Евгением Алакшиным. Стараюсь уловить атмосферу тогдашней редакционной жизни, нащупать пульс времени между пожелтевших строк. В глаза бросаются исторически узнаваемые приметы. Рубленые буквы заголовков передовиц: «…любовь и преданность великому Сталину», «Сталин – творец Конституции социализма». Театральные рецензии: музыковед Владимир Сухиненко пишет о новой премьере в музкомедии, Иннокентий Луговской – о спектакле труппы имени Охлопкова. Вот маленькая информашка о собрании секции литературной критики на тему «Сталин о народной поэзии». «В прениях по докладу профессора С.Ф. Баранова о проблемах фольклористики выступили Г. Марков, Г. Кунгуров, Е. Алакшин». 

Евгений Алакшин в кругу семьи

Что же публиковал наш герой на страницах  газеты? Непосредственно его фамилией подписаны редкие очерки и репортажи. Огромный вал ежедневной работы обозначался псевдонимом П. Евгеньев, а то и вовсе оставался анонимным. Понятно, что передовицы на сельскохозяйственную тему писал наш дипломированный агроном и правая рука главного редактора. Эти передовицы, особенно в пору аграрной страды, печатались практически в каждом номере. Конечно, Евгений Васильевич редактировал и оформлял всевозможные сводки и вести с мест, из колхозов и совхозов, авторство которых приписывалось нештатным корреспондентам-активистам сельских парторганизаций. Идеологические опусы областных партийных бонз по проблемам аграрного сектора тоже, разумеется, писали не они сами, а невидимый читателю неутомимый редакционный аноним. Скромный, двужильный Евгений Васильевич. Какие же «тонны словесной руды» перелопачивал этот патриот газетного ремесла! И при этом старался сохранить простой, доверительный тон разговора с читателем, увидеть в дежурных событиях социалистических буден живые знаки народного бытия и донести его до адресатов – до нас с вами, как показало время. 

Вот фрагмент его отчёта о собрании в колхозе «Красная заря». Скупые цифры показателей (куда от них денешься?) не заслонили простых человеческих лиц, не заглушили голосов, не залакировали тревог и забот земледельцев. «Купили лопаты, а где они? Приобретали мешки – а что осталось? Пилы, топоры – где?.. Сколько колхозников говорили про кладовщика Королёва, и всё ничего. Он на охоту ходил, а картошка без надзора в хранилище пропала!» – вот маленькая, но такая характеризующая автора цитата из обычного материала. Евгений Алакшин конкретен в деталях, точен и заинтересован в наблюдениях, нескор и осторожен в оценках. Он понимает людей, о которых пишет, знает цену их нелёгкого труда и дорогостоящих ошибок. Ведь он – один из них, сын крестьянской среды, волей удачи и таланта попавший в ряды пропагандистского авангарда. Тот, о ком писали в анкетах и характеристиках:  «Настоящий коммунист, неутомимый труженик, опытный журналист и воспитатель». И даже там не забывали добавить: «Обаятельный человек». 

В 1950-е годы Евгений Алакшин ушёл из «Восточки» на преподавательскую работу. Как знающего преподавателя Алакшина помнят в Иркутском сельхозинституте, его лекции на журфаке ИГУ слушал Владимир Ходий, будущий замредактора «Восточки» и корреспондент ТАСС по Восточной Сибири. Алакшин был блестящим лектором областной партшколы. 

С «Восточкой» и её сотрудниками он дружил и за порогом редакции. Как и с писательскими дарованиями Приангарья. В доме Алакшиных часто собирались «литературные» компании, читали много стихов, обсуждали книжные новинки. Евгений Васильевич сам до конца дней писал стихи, сохраняя поэтическое отношение к жизни. Одним из самых последних его творений стала сказка для любимого внука Кирилла, очень, кстати, похожего на деда. Сказка очень добрая, светлая и остроумная. В ней чистым светом сияют любовь и надежда, как и в сердце автора. И «век-волкодав» ничего не смог с этим поделать.

Фото из семейного архива Алакшиных и Ступко