Одесские хроники

Семья Якова Хасилева имела более чем скромный достаток: сам он служил метранпажем в «Одесских ведомостях», его жена Соня занималась мелким шитьём на дому. Но зато жили они в Театральном переулке, где квартировали пианист Гилельс, писатели Олеша, Паустовский, Бабель, в гостинице «Северная» (оказывается, в черноморском городе есть даже свой север) останавливались писатели Куприн и Чехов, композиторы Чайковский (его именем теперь называется этот переулок) и Лысенко, педагог Ушинский, в театре «Крот» дебютировала Рина Зелёная, выступал Маяковский… Кроме этого театра, в переулке всего-то триста метров длиной умудрились разместиться ещё аж три театра, в том числе знаменитый оперный – ныне он именуется Одесский академический театр оперы и балета… Так что сын печатника и белошвейки Виктор ну никак не мог не приобщиться к театральному искусству (посетить кино или театр без билета – такое никогда не было проблемой для мальчишек) – он даже сподобился выйти на сцену: в массовке замуровывания Радамеса в последнем акте «Аиды». А ещё мальчик неплохо играл – нет, не на тривиальной гитаре и даже не на скрипке, а на виолончели. Но ни театр, ни музыка Виктора не пленили. Имея устремление выше некуда, он с приятелем после получения школьного аттестата понёс документы в университет – на отделение астрономии (он попутно с обычной школой окончил электропрофшколу, но проводочки тогда его, видать, не привлекли).

На дверях приёмной комиссии висела табличка: «Обед». Приятель сказал: «Витька, ну их в баню, пошли через дорогу подадим в индустриальный – и айда купаться на Ланжерон!»

Земные приложения науки

В 1930-х годах в соответствии с партийно-правительственным решением велось проектирование и началось строительство одного из самых гигантских нереализованных архитектурных объектов – Московского Дворца Советов. Высота здания объёмом в три пирамиды Хеопса составила бы 320 метров, а на таком пьедестале должна была стоять 100-метровая статуя Ленина. Большой зал высотой 100 метров должен был вмещать 22 тысячи человек. Виктору Хасилеву довелось участвовать в разработке принципиальных решений и проектировании систем отопления и вентиляции для этого циклопического сооружения. До начала Великой Отечественной войны успели возвести семь этажей, но их пришлась разобрать для строительства оборонительных сооружений вокруг столицы.

В годы войны Виктор Хасилев поработал прорабом на строительстве московских газоубежищ – в части их инженерно-технического обустройства, к которому предъявлялись соответствующие требования. Сразу после войны инженер Хасилев участвовал в разработке системы газоснабжения Москвы. Для вариантных расчётов потокораспределения в длинной и разветвлённой газовой сети была создана аналоговая модель на электронных лампах. Идея аналогового моделирования была реализована и развита затем в Иркутске. 

Вот производственный, «донаучный» путь Хасилева: в Одессе без отрыва от учёбы – бюро проектирования теплоэнергетических установок, в столице – Теплосетьстрой, Нефтепроект, Академия коммунального хозяйства РСФСР, Нефтезаводпроект, Коммун-энергопроект, Институт генплана Москвы. Вот его вузы: окончил Одесский индустриальный институт и заочно – два курса МГУ, аспирантуру Московского института инженеров коммунального строительства, преподавал в инженерно-строительном, инженерно-экономическом и институте народного хозяйства. 

Явно никто из сотрудников СЭИ не имел столько записей в трудовой книжке. Перемена мест работы, частично вынужденная, частично из-за «мультивалентности», обусловленная потребностью Хасилева самовыразиться в разных областях, – это естественным образом привело его в науку, которая по академику Арцимовичу есть «способ удовлетворения собственного любопытства за государственный счёт». Но у Виктора Яковлевича явно не это доминировало: у него истекло «время собирать камни» и пришло время… нет, не разбрасывать их, а построить на производственном фундаменте стройное здание теории. «Нет  ничего практичнее хорошей теории» – это одно из любимых выражений двух иркутских академиков – директора СЭИ Мелентьева и директора Института геохимии Таусона – без всяких «но» применимо к теории гидравлических цепей Хасилева.

Примеры приложения наработок коллектива хасилевской лаборатории не столь занимательны, как, например, у медиков, биологов или других естественников, поэтому упомяну лишь некоторые самые земные.

Очевидно, что система теплоснабжения Москвы грандиозна и сложна. В тепловую сеть столицы качают горячую воду аж три десятка теплоэлектроцентралей. В разработках решений по реконструкции этих сетей с повышением надёжности теплоснабжения потребителей принимали участие сотрудники иркутской лаборатории, а одного из первых хасилевцев Константина Светлова сманил к себе главный инженер московских теплосетей Николай Громов. То же можно сказать применительно к ряду крупных центральных городов, в том числе Астрахани.

После того как ведущими организациями Мингазпрома, Миннефтепрома и Миннефтегазстроя с участием СЭИ по разработанной в лаборатории методике теплогидравлических расчётов трубопроводов в мерзлоте были приняты и успешно реализованы принципиальные и конкретные решения для объектов нефте- и газодобычи на севере Тюменской области, эта методика была утверждена Мингазпромом. Ну, а уж участие в разработке энергостратегии регионов Сибири и Дальнего Востока – тут сам бог велел  приложиться. За рекомендации по повышению надёжности теплоснабжения городов Иркутской области сотрудники лаборатории удостоены губернаторской премии 2005 года.

Хасилев с двумя своими сотрудниками получил авторское свидетельство на экспресс-метод обнаружения точки разрыва водовода. Этот метод в СЭИ коротко назвали «математический расходомер»: место утечки воды точно определяется не с помощью лопаты, а виртуально, расчётами – по изменению показаний манометров.

В лаборатории теплоснабжения спроектировали и смонтировали гидравлическую модель для расчёта систем вентиляции многоэтажных зданий и разветвлённых тепловых сетей, подготовились к созданию электронной модели, но надобность в ней отпала, поскольку уже были созданы алгоритмы и программы расчёта таких систем на ЭЦВМ, которые стали основной, универсальной экспериментальной базой СЭИ.

Двойная прописка

Виктор Хасилев сформировал новое научное направление – теорию гидравлических цепей

Абсолютно все первые остепенённые сотрудники СЭИ – а это шесть кандидатов наук и лишь один доктор, сам директор Мелентьев – прибыли в Иркутск из Москвы, Ленинграда и Новосибирска. И все они перебирались в Иркутск капитально, с семьями (столичные квартиры сотрудникам Сибирского отделения АН разрешалось бронировать) – все, кроме Виктора Яковлевича. По высочайшему разрешению директора Хасилев восемь лет дислоцировался равно в Иркутске и Москве. Для его семьи отъезд из столицы был ну никак невозможен: сам он врос в научную и образовательную структуру Москвы, так что потеря тесных контактов, возможностей регулярных личных встреч с десятками специалистов была бы ощутимо вредна для него и для них, то есть вредна для дела государ-ственного уровня, которому служили и Хасилев, и Мелентьев.

Жена Виктора Яковлевича – столичный рентгенолог, кандидат медицинских наук – работала в НИИ скорой помощи имени Склифосовского, куда доставлялись особо сложные пациенты чуть не со всей страны. Дочь училась в математической школе. С ними жила престарелая, уже немощная мать Виктора Яковлевича. Семья только-только получила долгожданную, выстраданную квартиру в кооперативном «академическом» доме на пересечении Ленинского и Университетского проспектов. Хасилевы любили и регулярно посещали театры, концерты, выставки…

Так зачем же самодостаточный доцент престижного вуза – Московского института народного хозяйства имени Плеханова – связался с Сибирью? А затем, что свои грандиозные научные замыслы в Москве он не мог реализовать. Ему требовались три вещи. Первое – полностью сосредоточиться над завершением базовых, методических аспектов, формулировок общих закономерностей своей теории гидравлических цепей. Второе – расширить фронт исследований с привлечением «рабочей силы» для апробации, применения, развития теории при решении конкретных задач. Вот ключевые слова из названий диссертаций иркутских аспирантов Хасилева: воздухообмен; трассировка трубопроводных сетей, тепловые сети с ТЭЦ и котельными; аварийные режимы, надёжность и резервирование теплопроводов; аккумулирующие ёмкости в коммунальном водоснабжении; скважины и газопроводы; конфигурация сетей; многониточные нефтепроводы: каналы для переброски стока рек… Третье – применение вычислительной техники для выполнения расчётов, которые практически невыполнимы ручными методами. И всё это было возможно в институтах СО АН СССР в конце 1950-х – 1960-х годах, в период «бури и натиска» сибирской науки. Так, дома для сотрудников иркутских институтов начали вводить потоком с фантастической, немыслимой до того скоростью: постановление об организации СЭИ было принято 19 августа 1960 г., а его сотрудники начали съезжаться в Иркутск (дипломированных энергетиков здесь не имелось, поскольку местные вузы таковых тогда не готовили) и вселяться в квартиры двух первых четырёхэтажек на улице Академической уже после 11 июля 1961 года. Финансирование создаваемых институтов было тогда практически неограниченным, а материальное снабжение в части экспериментальной базы – приоритетным.

Прутик в венике

Лев Мелентьев понимал, что Виктор Яковлевич мог работать у него либо так, либо никак – а другого Хасилева не существовало. Мы, сотрудники хасилевской лаборатории, имели каждый свою задачу, чётко сформулированную шефом, свой собственный «прутик в венике» (выражение от Хасилева) общелабораторного направления исследований по теории и методам выбора решений для трубопроводов, по которым что-то течёт. Да, конечно, мы хотели, чтобы шеф находился рядом с нами непрерывно, но мы чувствовали его рядом и тогда, когда его рядом не было, – мы ощущали его внимание и его заботу обо всех нас и о каждом (деталь в строку: приезжая из Москвы, он обычно привозил нам чемодан замороженных кур). Кроме того, что Хасилев проводил в Иркутске немало времени, мы в первые годы довольно часто и подолгу бывали в Москве: это и стажировки для совсем молодых, и совместные исследования чуть ли не со всеми головными исследовательскими, планирующими, строительными и эксплуатационными организациями трубопроводных министерств, обоюдно полезные контакты с которыми установил Хасилев в доиркутский период его работы. Научный патронаж Виктора Яковлевича продолжился и после его возвращения в Москву. Для совместных расчётов на наших ЭВМ по нашим программам постоянно приезжали москвичи, ленинградцы, новосибирцы, одесситы, прибалты…

Методы руководства нашим неспешно наращиваемым коллективом были индивидуальными: он держал нас на поводках разной длины, никогда не применяя парфорс (пояснение для несобачников: это ошейник с металлическими шипами, которые при натягивании поводка не позволяют даже голову повернуть). Ну, а физическое отсутствие шефа за спиной волей-неволей приучило нас к самостоятельности. О результативности вынужденного вахтового руководства без комментариев свидетельствуют четыре с половиной десятка защит диссертаций воспитанниками научной школы по гидравлическим системам, в том числе шесть защит на соискание учёной степени доктора технических наук и одна – наук физико-математических (это Анатолий Петрович Меренков, выпускник МГУ, самый достойный ученик и преемник Хасилева на посту заведующего трубопроводной лабораторией, а в 1988–1997 годах – третий директор СЭИ).

Притчи от Хасилева

Абсолютно все, кому довелось хоть сколько-то тесно общаться с Виктором Яковлевичем, вспоминают его анекдоты. Естественно: какой же одессит без анекдотов! – но это были, собственно, не анекдоты, а притчи, содержащие поучения «в тему». Вот несколько примеров таких «притч»,  пригодных к использованию в разных ситуациях (в частности, я использую некоторые в лекциях студентам, отвечая на их вопросы, «читая мораль» нерадивым).

После четырёх лет работы в СЭИ, когда приходилось решать разные задачи – частью по поручению шефа, частью появлявшиеся «ниоткуда», – общность которых была в их физико-математической сути и методике, «сама собой» развивавшейся от задачи к задаче, – Виктор Яковлевич как-то мимоходом сказал, что мне можно и нужно всё накопившееся обобщить в диссертацию. На недоумённый вопрос, как и что писать, Хасилев ответил притчей. В английской школе писали сочинение на вольную тему. Учительница подошла к девочке, сидевшей в задумчивости над чистым листом: «?» – «Я не знаю, о чём писать». – «Напиши немного про Бога, немного размышлений, немного про королеву, добавь секса и таинственности». И девочка написала: «Боже мой, – подумала королева. – Я беременна. От кого бы это?».

Натаскивая меня перед защитой диссертации в очень сложном учёном совете одного из старых, классических вузов – Московского инженерностроительного, – мой руководитель, в частности, сказал: «При выступлениях перед любой аудиторией, особенно новой, незнакомой, где вы чужой среди своих, исходите из того, что вас полностью не поймёт никто. Поэтому старайтесь, чтобы каждый мог подумать: ’’Ага, то, что я понял, хорошо – значит, что я не понял, тоже хорошо”». Этот умнейший совет особо пригодился мне позже для двух выступлений по результатам многолетних исследований лаборатории экологических проблем энергетики (по указанию директора СЭИ, она выделилась из хасилевской лаборатории в середине 1970-х) в научном совете АН СССР по комплексным проблемам энергетики, затем на конкурсе фундаментальных исследований в Объединённом учёном совете СО АН.

Вот концовки двух притч, которые у меня на вооружении. «Если вы можете пить и работать, пейте и работайте, если не можете пить и работать – бросьте работу» – это когда кто-то не примет или не выполнит поручение, ссылаясь на занятость другими делами. «Так вы что хотите: вы хотите шашечки или поехать?» – это когда придираются к видимым мелочам.

Самая серьёзная, прямо-таки философско-методологическая суперодесская миниатюрка, где мораль можно толковать «с точностью до наоборот», такова: «Жарь рыбу, Жора». – «Так нет же ж рыбы!» – «А ты жарь, Жора, рыба будет». Хасилев имел здесь в виду, что не надо заниматься ерундой, переливать из пустого в порожнее с умным видом. А лично я, приученный в походах по горной тайге идти вперёд, когда нет тропы, а она потом обязательно появится, толкую в смысле: если долго мучиться, что-нибудь получится. Вот академик Мелентьев учил, что в энергетике надо решать задачи с учётом неопределённости исходных данных – по мне, это начинать жарить рыбу в надежде, что она потом появится.

Фото из архива автора