Кризис, да и только! 

На страже городских интересов оставался только член управы Турицын, и, признаться, это не удивило Николая Ивановича: с первой же встречи распознал он в нём родственную душу настоящего хозяйственника, неспособного отключаться от дела. Он и сегодня, едва раскланявшись, поинтересовался:

– С чего решили начать?  Я бы рекомендовал осмотреть городские начальные школы.

Лютоев воспользовался советом, объехал их решительно все и вынес из знакомства самое неотрадное впечатление: большинство помещений были просто не приспособлены для нормального обучения, а кроме того, нуждались в самом срочном ремонте. В некоторых школах и находиться-то было небезопасно, а фасад Знаменского начального училища просто обвалился с правого угла. 

Уловив озабоченность во взгляде нового члена управы, педагоги усилили жалобную интонацию, но Николай Иванович их сразу остановил:

– Предлагаю успокоиться и подумать, какой выход из положения представляется лучшим для вас самих. Жду вас в управе с конкретными соображениями.

Такая постановка явно обескуражила учителей, но неделю спустя они всё же привезли тетрадку в клеточку, исписанную округлым, ровным почерком. Эмоций всё равно было много, но Лютоев сделал выжимку на половину листа, сместил акценты, добавил собственное видение, обставил всё требуемыми расчётами – и получил-таки краткий, ёмкий доклад для общего присутствия городской управы. Правда, за всё время выступления и ответов на вопросы Николай Иванович так ни разу и не заглянул в бумаги, что чрезвычайно удивило его новых коллег, но было совершенно естественно для него самого: всякое новое дело словно бы попадало ему в кровь и разносилось по всему организму, и даже после его завершения оставалось ещё, пока новый проект не выталкивал эти остатки хозяйственной энергии.

А не слишком ли прыток для новенького?

Что до иркутских начальных школ, то Лютоев представил простой, дешёвый способ их расширения – за счёт приспособления под классы квартир учителей. При этом им самим предполагалось выделять ежемесячные «квартирные».  

При том что решение всех устраивало, члены управы испытывали весьма противоречивые чувства: их явно задевала прыткость новенького, вольно или невольно, но бросавшая на них тень. И большинство  просто не удержалось, чтоб слегка не щёлкнуть Лютоева по носу: две школы постановлено было преобразовать, а вот в третьей сохранить всё как есть.

– Но какая ж тут логика, господа? – переспросил Лютоев. – И почему вы отказываете, даже не называя причин? Без определённой мотивации в таком деле никак нельзя, поэтому я решительно требую письменного отказа, с которым и вынесу этот спорный вопрос на усмотрение Думы. 

Не ожидавшие «такой наглости» старожилы управы несколько стушевались и пошли на попятную. Так что к середине июля нынешнего, 1910 года местная пресса могла уже сообщить, что «городское общественное управление решило расширить училище имени Перетолчина, ассигновав на это 1472 рубля; перевести Преображенское училище из Успенского, где оно находится, в другое здание (на это отпущено 2300 рублей). А в Успенском училище открыть ещё один класс, потратив на его обустройство 1800 рублей». 

Благодаря всем этим преобразованиям начальные школы Иркутска смогли принять в сентябре на полторы сотни первоклассников больше. Глядя на это, и приходские училища решились взять кредиты и смогли-таки обустроить 200 дополнительных мест. Сообщая об этом, корреспонденты местных газет отдавали  должное  распорядительности и настойчивости нового члена управы и даже расценили его шаги в новой должности как начало реформы городского образования.

«Отвальных» – к ответу!

С подачи Турицына Николай Иванович принял на себя попечение и над городскими свалками – и сразу же оказался в центре конфликта. А дело-то вот в чём: как только его экипаж был замечен в местах своза мусора, в канцелярию управы поступили несколько заявлений о вымогательстве взяток… смотрителями свалок. Кажется, это был первый в истории города случай, когда в подобном грехе обвиняли столь мелких служащих. Лютоев произвёл самое тщательное расследование и обнаружил целую группу мелких производителей, привыкших  сбрасывать  все отходы за ближайшим забором в Ушаковку или же Ангару. «Отвальные» Горюнов и Котлов старательно закрывали на это глаза – не бесплатно, разумеется. Войдя в аппетит, они установили такую мзду, что и взяткодатели возмутились, но при городском голове Исцеленове их протестные голоса тонули в канцелярской трясине всяких жалоб. Появление же в управе новенького Лютоева, немедленно получившего прозвище Ртуть, подало надежду. И действительно, он отстранил обоих «отвальных» от работы, а затем и вовсе добился их увольнения и предания суду. Что шло в разрез с традициями последних лет, когда целой группе запутавшихся в денежных документах служащих дали возможность безо всяких последствий отстраниться от дел. 

«Лютоевский репрессанс», встревоживший часть санитарных надзирателей, однако же, дал надежду на упорядочение самой службы: ведь даже расследуя дело со взятками, новый член управы вникал в детали организации рабочего времени, во все мелочи быта свалочных смотрителей. И выяснил, между прочим, что надзиратель с косой дамбы у Знаменского моста отдежурит с 9 утра до 6 вечера, спустя три часа возвращается на пост и остаётся на нём до 5 утра. То есть постановление городской Думы о нормальном рабочем дне нарушается исполнительным органом самой Думы. Причина же в заурядной экономии денег на содержание служащих.

Николай Иванович добился включения в бюджет будущего, 1911 года дополнительных средств. Правда, пресса, уже привыкшая к чудесам от Лютоева, осталась недовольна: она надеялась, что перемены произойдут мгновенно.

– Вот-вот, наконец-то и пресса заскрипела, – обрадовались управские «старички». – То ли ещё будет! Видали мы этаких живчиков-то, они чем скорее разбегутся, тем скорее и выдохнутся!  

Колесить по городу Лютоев стал, действительно, меньше. Но исключительно оттого, что теперь места свалок обревизовывала комиссия из заинтересованных горожан. От неё Николай Иванович получал самые подробные акты, с которыми и выходил в общее присутствие городской управы. К концу лета 1910 года всех особенно беспокоила свалка между реликтовой Кайской рощей и жилыми домами. Стоило вычистить одни ямы, как немедленно появлялись другие, прямо под корнями столетних сосен и под окнами несчастных глазковцев. Николай Иванович, не довольствуясь наказанием конкретных виновных, добивался переноса свалок за городскую черту. Одновременно он проводил через Думу изменение маршрутов ассенизаторов – то есть увод их на верхнюю, нежилую дорогу Кайской горы. 

– Разве нет других, куда более значимых дел? – ворчали коллеги поневоле.

– А что может быть значимей самого доходного из всех городских предприятий?— парировал Лютоев.— Да, да, господа, выборка за последние десять лет показывает: никак не менее 10 тысяч в год приносит в городскую казну наш ассенизационный обоз. И большую часть этих денег составляет плата за обслуживание казарм с расквартированными в них войсками. Вот и говорите после этого, что военные одолели!

Угрозы эпизоотии 

Члены управы избирались, как и гласные, на четыре года. И самым большим испытанием за этот срок стали для Николая Ивановича эпидемии, то подступавшие к городу, то свирепствовавшие в нём самом. Если чумы и холеры удалось-таки избежать, то коровья эпизоотия (воспаление лёгких) воцарилась на всё лето, осень и половину зимы 1910 года.  Первые вспышки болезни удалось бы купировать, если бы не упорное нежелание обывателей поступиться малым в интересах большего. Эпидемия перескакивала от двора ко двору, а хозяева продолжали скрывать болезни животных, выводили их на ближайший лужок – и распространяли, распространяли эпизоотию дальше… 

К сожалению, закон предусматривал лишь символическое наказание за такие проступки, и поэтому Николай Иванович принял весь огонь на себя: добился запрещения выпаса скота вообще. Газеты наполнились возмущёнными письмами «Г-ну Лютоеву», но он выдержал этот пресс с завидным спокойствием. Тогда в атаку пошли гласные Думы. 

– Прежде чем принимать такое (пусть и осенённое законом решение), следовало предоставить жителям сенокосные участки, а также освободить 800 десятин лугов, занимаемых военным ведомством! – возмутился гласный Концевич. 

Эту мысль подхватил и развил гласный Русанов, особенно упиравший на то, что «от самоуправства Лютоева пострадали главным образом бедные люди». Были и другие, ещё более сильные выпады, но Николай Иванович не обиделся, а напротив, благодарил оппонентов за дельные предложения, которые и советовал проводить немедленно в жизнь. Недовольные оставались ещё, но эпизоотия ослабла, а затем и вовсе прекратилась.

«Туда, где будет больше пользы»

Тремя годами позже, в начале 1914-го спокойное заседание городской бюджетной комиссии прервало неожиданное замечание гласного Витте о лодырях, засевших в канцелярии городской управы. После минутной паузы городской голова Жбанов удивлённо переспросил:

– Это вы о ком? Назовите имена и фамилии.

Витте не нашёл, что ответить, и пришедший в себя городской голова добавил очень жёстко:

– Все четыре года своей службы в городском самоуправлении я постоянно наблюдаю за подчинёнными и могу удостоверить: лодырей среди них нет! 

К протесту городского головы присоединился член управы Лютоев. Витте в ответ промолчал.

– А ведь этот инцидент, господа, чрезвычайно показателен, – отметил на журфиксе корреспондент одной из иркутских газет. – За четыре года нынешняя управа добилась того, что теперь уже стыдно её, как бывало, походя по привычке ругнуть. Теперь у управы и репутация, и потребность пристойно выглядеть в своих глазах.  

К тому времени и предельно засушенные «Известия иркутской городской Думы» приросли уже дополнительным, неофициальным отделом и выходили под более тёплым названием «Вестник». Здесь и печатали обзоры публикаций местной прессы, и обобщали опыт других городов, и дискутировали о ведении городского хозяйства. Впрочем, всё это с выбором новых гласных должно было уйти – «для восстановления приличествующей официальному органу объективности». 

Наступали совсем уже другие времена, и Николай Иванович Лютоев предпочёл быть там, где он принесёт больше пользы. 17 сентября 1914 года газета «Иркутская жизнь» поместила заметку под заголовком «Отъезд  Н.И. Лютоева»: «Бывший член городской управы вчера подал городской управе заявление о сложении обязанностей члена управы, не ожидая времени вступления в должность избранного на его место Малышева. 

Н.И. Лютоев выезжает из Иркутска на театр военных действий в должности смотрителя иркутского лазарета для раненых и больных воинов».  

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского