– Пиши…

– ?..

– Заявление о приёме на работу. Литсотрудником. Согласен? 

– У меня родилась дочь, и надо бы…

– Месяца хватит? – Михаил Викторович посмотрел на календарь. – Тогда выходи с 18 июля. 

А до этого звонила Тамара Леонидовна Шешукова, директор Иркутской студии телевидения. Разговор был короткий. «Шахиня», как её уважительно называли подчинённые, предложила мне должность то ли редактора, то ли корреспондента на студии. Я поблагодарил за приглашение и объяснил свой отказ тем, что к газетному делу прикипел основательно. Ещё раньше пригласил меня на беседу редактор «Советской молодёжи» Леонид Ханбеков. Встреча проходила в полуконспиративных условиях – на  набережной Ангары.  Понятное дело: в редакции шла смена поколений, ушли в профессиональную литературу Александр Вампилов, Альберт Гурулёв, Евгений Суворов, в «Восточно-Сибирскую правду» – Григорий Волович, Виктория Галкина, нового руководителя кто-то не устраивал, кого-то он, наоборот, хотел видеть рядом. Леонида Васильевича я также поблагодарил за приглашение и сказал, что печататься в «Молодёжке» буду рад, но на штатную должность не пойду.

Поначалу, как и следовало ожидать, в редакции «Восточки», своём «втором доме», я оказался в отделе информации и спорта под началом Бориса Новгородова. Понятно, что нам не было нужды присматриваться друг к другу, поскольку и прежде все мои публикации в газете шли через его отдел. Кроме того, мы часто вместе освещали крупные мероприятия, включая легкоатлетическую эстафету на призы газеты. Храню книгу с его автографом: «Соавтору – Володе Ходию, репортажисту. 

Б. Новгородов. 16.04.1965. Иркутск, «ВСП». Так что понимали мы друг друга с полуслова. 

Мудрый Борис Нилович сразу передал мне папку с авторскими материалами, которые шли потоком как по почте через отдел писем редакции, так и явочным порядком. Всё содержимое папки – а она каждый день пополнялась – надо было прочитывать, интересное оставлять для дальнейшей подготовки к печати; если авторы ставили какие-то вопросы, следовало отвечать им, на остальных рукописях можно было ставить визу «В архив». Были и другие обязанности. Так, часто приходилось дежурить «свежей головой» на выпуске газеты, а она печаталась шесть раз в неделю, кроме понедельника, в типографии, которая  вместе с издательством переехала на улицу Советскую, 109. 

В середине лета в нашем городе проходили масштабные учения по гражданской обороне. Тогда ГО была структурой Министерства обороны СССР. Не было секретом, что в планах США и их союзников, наших потенциальных супостатов, Иркутск значился в числе тех индустриальных и административных центров шестой части планеты, по которым в случае войны ракетно-ядерный удар наносился первым. В газете было решено рассказать о том, как целая рабочая смена промышленного предприятия эвакуировалась по железной дороге в район Черемхова. В память врезались слова руководителя учений – генерала из Москвы (фамилия потерялась), что такая эвакуация людей из объектов военно-промышленного комплекса страны предусмотрена «доктриной Чуйкова». Прославленный военачальник, маршал СССР, дважды Герой Советского Союза Василий Чуйков в то время занимал пост начальника Гражданской обороны страны. Ключевым словом этой доктрины, как я понял из беседы с генералом, а мы с ним возвращались из Черемхова в автомашине, было «рассредоточение», то есть вывод из города персонала стратегических объектов и жителей, размещение их в населённых пунктах на безопасном расстоянии от него. В учении отрабатывалась эвакуация рабочей смены основных цехов авиационного завода, но в опубликованном репортаже «Спокойно: тревога» (заголовок предложил Новгородов взамен моего лобового «Если завтра война») по требованию военного цензора не указывались ни название предприятия, ни местность, куда перемещались люди, ни многие другие обстоятельства.  

Владимир Ходий с корифеем радио- и тележурналистики Львом Перминовым

В конце августа – начале сентября по решению Москвы Прибайкалье стало местом проведения культурного мероприятия союзного значения – Декады эстонского искусства. В редакции создали бригаду по её освещению, куда включили и меня. Я выехал в Тайшет встречать специальный поезд. Ещё было светло, когда к недавно отстроенному каменному зданию здешнего вокзала подкатил голубой экспресс, на вагонах которого выбито, будто морской волной, слово «Эстония», и его пассажиры вместе с хозяевами заполнили весь перрон. Не забудется и как уже в полночь на перроне другой станции – Нижнеудинск – под сводами тёмного, усеянного звёздами неба грянула песня «Заря» в исполнении знаменитого Академического мужского хора под руководством Густава Эрнесакса.  

Организаторам декады удалось насытить её многими событиями, и каждый из нашей творческой бригады только успевал сдавать материалы в очередной номер. Особый интерес у жителей Иркутска и области вызывали выступления эстрадного ансамбля «Лайне», исполнителя зажигательной «Летки-Еньки» Кальмера Тенносаара. А как много было желающих услышать пение народного артиста СССР Георга Отса, концерт которого проходил в зале драматического театра! Восторженно отозвались о празднике на сибирской земле журналисты из прибалтийской республики в подготовленном мною обширном интервью с ними.    

И вот итог «нашествия» эстонцев: после двух месяцев пребывания в отделе информации и спорта я оказался в отделе науки, образования и культуры, которым руководила Идея Алексеевна Дубовцева. Участок, который она мне поручила, – наука, вузы, профтехобразование. Сама заведующая занималась всеми направлениями, но особенно плотно – искусством и литературой, а школы вела Лариса Машир, также в 1966 году окончившая отделение журналистики госуниверситета.

Носивший сам в годы ранней молодости рабочую спецовку, я с интересом погрузился в тему начального профессионально-технического образования, ставшую в 1960-е годы актуальной в связи с бурным ростом экономики востока страны. Как-то приглашает меня Елена Ивановна Яковлева и говорит:

– Владимир Васильевич, хотя вы беспартийный, но вам придётся пойти ко второму секретарю обкома Павлу Борисовичу Кацубе. Он ведает промышленностью и очень просит, чтобы газета подробно рассказала, как на машиностроительном заводе (так в открытой печати тогда назывался авиационный завод) решается проблема подготовки рабочей смены. 

Результатом встреч в обкоме, на предприятии и в подшефном профтехучилище стала публикация трёх моих статей под рубрикой «Письма с одного завода».  

Сотрудников своего отдела Идея Дубовцева никогда чрезмерно не опекала и не контролировала

Резко востребованным для региона в условиях беспрецедентного роста его производительных сил оказалось и высшее образование. В Иркутске на левом берегу Ангары прямо-таки на глазах росли новые корпуса политехнического института, обновлялась материально-техническая база, увеличивалась численность студентов и в других вузах. Иногда свой рабочий день я начинал с их посещения. Знакомился с профессорами и преподавателями, интересовался научно-исследовательской работой, расширял круг авторов газеты. Однажды ректор института народного хозяйства Вениамин Должных пригласил нас с Дубовцевой на беседу с профессорско-преподавательским составом, благо вуз и «Восточка» находились рядом. В адрес газеты был высказано немало пожеланий, да и на наше приглашение присутствовавшим на встрече самим писать многие охотно откликнулись.  

Кроме областного центра, высшая школа в те годы зарождалась в других городах Прибайкалья. Свидетельство – моя командировка и публикация в газете статьи «У порога «четвёртого чуда». Конечно, это о Братске, где его первые три чуда в нашем тогдашнем романтическом представлении – гигантская ГЭС, гигантский (только одних электролизных 25 корпусов!) алюминиевый завод и такой же гигантский лесопромышленный комплекс мощностью лишь по целлюлозе более миллиона тонн в год. Так вот четвёртое чудо – это будущий Братский индустриальный институт, а ныне университет. Тогда это был всего только один учебный корпус общетехнического факультета иркутского политеха. Но была Клавдия Георгиевна Попова – декан этого факультета, жена легендарного руководителя Братскгэсстроя Ивана Ивановича Наймушина, готовая горы свернуть, чтобы в городе появился свой полноценный вуз. Вуз появился, однако уже без Клавдии Георгиевны. Она погибла в сентябре 1973 года вместе с мужем при крушении вертолёта, на котором они летели в большой компании друзей на отдых в тайгу. 

В моих глазах Идея Алексеевна Дубовцева была идеальным заведующим отделом. Всегда собранная, принципиальная, требовательная, она заставляла всех, включая вышестоящее начальство, уважать себя. Как-то рассказывала мне, что однажды поставила на место самого Евстафия Никитича Антипина, секретаря обкома КПСС по идеологии. Правда, в то время тот заведовал то ли гороно, то ли отделом пропаганды и агитации горкома партии.  Будущий главный идеолог области, собрав совещание, обрушился с замечаниями в адрес присутствующих, и Дубовцева возьми да и останови его, сказав: «Что вы здесь нас учите?» Мне всегда казалось, что и редактор «Восточки» Елена Ивановна Яковлева предпочитала деликатно обходиться с нею, особенно когда обстановка или температура разговора накалялись.    

Сотрудников своего отдела Идея Алексеевна никогда чрезмерно не опекала и не контролировала. Да, интересовалась, как идёт работа над заявленными материалами, но не более того. Возможно, я и не давал повода сомневаться в своей исполнительности. Уверен на сто процентов, что Идея Алексеевна догадывалась, кто в заметках о футболе или хоккее с мячом на страницах газеты скрывается под псевдонимом В. Херсонский. Однако за три с лишним года моего пребывания под её началом у нас ни разу не возникло конфликтной ситуации.       

А между тем мой свободный поиск нередко выходил за рамки тематики нашего отдела. Осенью 1966 года вводился в строй Байкальский целлюлозный завод, и газета подробно рассказывала об этом. Но никто в редакции не заинтересовался пуском его очистных сооружений. Я поставил в известность Дубовцеву, выписал командировку и поехал в Байкальск. На заводе осмотрел эти сооружения, занимавшие площадь не меньшую, чем сами его цеха вместе с ТЭЦ. Но, конечно, не подробности работы очистных стали поводом вызова меня к редактору буквально на следующий день после выхода в свет газеты с репортажем под названием «Чистый поток».  

– Владимир Васильевич, в вашем материале есть цифры, которые нельзя публиковать, – тяжёлым голосом сказала Елена Ивановна. 

Странно, подумал я. Во-первых, у цензуры к тексту не было никаких претензий. Во-вторых, цифры (а это показатели количества в очищенных и возвращающихся в Байкал стоках завода различных минералов, растворимого кислорода, ионов водорода и прочего) мне сообщили в гидрохимическом отделе специальной экспедиции Гидрометцентра СССР. Вместе с сотрудниками двух научно-исследовательских институтов – Ленинградского гидрологического и Новочеркасского гидрохимического – я проехал по берегу озера и наблюдал за забором проб стоков воды с его территории. Значит, кто-то считает, что истинные данные о сбросах в Байкал заслуживают того, чтобы о них не знали люди.

– Да, – будто читая мои мысли, продолжила Яковлева, – пожаловались прямо второму секретарю обкома партии. Но нас защитила широкая спина Павла Борисовича, имейте это в виду, – уже более мягко подвела она итог беседе. 

Когда Дубовцева уходила в отпуск или уезжала в командировки, я оставался за неё. Скажу откровенно, меня это особенно не напрягало, у Идеи Алексеевны был достаточно широкий и профессиональный авторский актив, особенно по направлению искусства и литературы. Назову только первые пять пришедших на память имён: Лариса Гайдай, Ая Левикова, Марк Сергеев, Владимир Сухиненко, Наталья Флорова… К их материалам моя рука прикладывалась лишь условно. 

Хотя всегда, скажем, в советской литературе, а значит и в журналистике, существовала проблема качества рецензирования, особенно того, что ещё в 1950-е и в самом начале 1960-х годов в газетах печаталось под рубрикой «Критика и библиография». Вот какой авторский «междусобойчик» сложился однажды в «Восточно-Сибирской правде». Литературовед Евгений Раппопорт публикует расширенный отклик на вышедший в свет поэтический сборник Марка Сергеева «Вступление в осень». Проходит немногим более месяца, и профессор, член Союза писателей Василий Трушкин делится впечатлениями о книге Раппопорта «Рукопись считалась утерянной».  А ещё спустя несколько дней уже подпись Марка Сергеева украшала рецензию на исследовательский труд Трушкина «Литературная Сибирь первых лет революции».  

Но это исключительный случай, и он лишь вносит оживление в оценку, на мой взгляд, одного из самых ярких (по крайней мере, за последние полвека) периодов в истории «Восточки».