– Хочу ещё раз напомнить, что в прошлом году в Лондоне открылась «Англо-русская газета», и в ней – специальный сибирский раздел, с перепечатками о состоянии нашей торговли и промышленности, – сердился редактор. 

– Состояние нашей торговли и промышленности можно обозначить одним словом – застой, – парировал ответственный секретарь. – Смешно сказать, но главным событием нынешнего лета в Иркутске станет устрой-

ство на Ангаре трёх спасательных станций! А делать 14-фунтовые ящички для сливочного масла мы так и не научились – в результате прекрасный продукт за бесценок скупают предприимчивые датчане, расфасовывают как должно и продают как своё!

– Так и во всём у нас! – подхватил фельетонист, собирающий желчь для завтрашней публикации. 

– Ну, разъехались, – неожиданно примирительным тоном заключил редактор. – Вас послушаешь, так и выйдет, что решительно ничего хорошего не происходит. А ведь это не так, ведь и спасательные станции на Ангаре появились будто в сказке, безо всяких затрат из казны. – Редактор задумался. – Одним словом, вот репортёру задание – как можно подробнее осветить открытие этих станций.

Луна не исполняет свои обязанности

«Да что там особенно освещать-то? – недоумевал получивший задание корреспондент. – Будет всё как обычно: священник во время молебна плавненько перейдёт от спасения души к спасению тела, а губернатор уточнит, скольким именно горожанам не дали утонуть благодаря стараниям общества, им возглавляемого. Только что же тут интересного: всякий знает, что с назначением на губернию Петра Карловича Грана не только Общество спасения утопающих на водах, но и Общество поощрения коннозаводства необычайно оживилось. Так что тут ничего нового и не скажешь, разве что спросить губернатора, отчего это на небольшом отрезке ангарского берега от Большой до Московских ворот воткнули сразу три спасательных станции?

– Их ровно столько, сколько требуется для спокойной и результативной работы спасателей, – отвечал Гран без всякой тени раздражения. Вообще, надобно отдать ему должное: с прессой общался он исключительно на деловой ноге и никогда не высматривал в публикациях личных обид. Он и «нападки» корреспондентов на городское самоуправление воспринимал исключительно как «действенный и полезный механизм влияния». В особенности ценил талантливые пассажи фельетониста, замечавшего, к примеру, что «6-ю Солдатскую улицу городская управа отдала, очевидно, всецело в распоряжение луны, и без дела стоящие на столбах четыре городских фонаря лишь безмолвно свидетельствуют неисполнение луной своих обязанностей».

Пётр Карлович Гран приветствовал «все возможные средства побуждения к обустройству жизни на лучших началах». То есть собственно к огранке её. Это полагал он главной задачей всякой администрации и считал её вполне выполнимой. Правда, при одном обязательном условии – должен быть минимум времени, позволяющий «взрыхлить почву, прорастить семена и приставить к ним заинтересованного садовника». Но в том и беда, что министерство внутренних дел то и дело дёргало за свои невидимые верёвочки, перемещая своих назначенцев по всевозможным направлениям. Начатое и дававшее неплохие виды на будущее дело часто гибло уже на корню, оставленное без присмотра, и направленный в другое место администратор начинал всё заново. Редко-редко пророщенная идея укреплялась, обретая своих сторонников среди местных деятелей.

Не в деньгах дело

Перед отъездом в Сибирь Пётр Карлович Гран прошёлся по министерским коридорам, собирая разного рода «иркутские анекдоты». И зацепил-таки среди разной мелочи любопытнейший эпизод: в бытность генерал-губернатором Горемыкина прибыла очередная партия ссыльных, и Александр Дмитриевич будто бы сказал им: «В европейской России вы – нетерпимый элемент, а здесь, в Сибири, можете быть и полезными людьми!» И эта очень характерная фраза показывала основную для окраин проблему – нехватку энергичных, образованных и просто толковых людей. А в последние годы положение лишь усугубилось: многочисленные аресты и высылки проредили местное общество так, что органы самоуправления растеряли не только влияние, но и простую способность к слаженной работе. У разрозненных гласных и выборный голова измельчал; иркутский градоначальник, например, тратил массу времени на сведение счётов с корреспондентами иркутских газет, а также «слишком независимыми» служащими.

На снимке 1899 года молодые супруги Пётр и Евгения Гран

«В столь неблагоприятной обстановке необходимо беспрестанно показывать подвижки в обустройстве жизни на лучших началах. Пусть небольшие, но постоянные, – рассуждал Пётр Карлович Гран. – Когда осенью прошлого, 1909 года открыли общежитие для пострадавших фронтовиков, сколько радости было, что собранные по копеечке деньги с таким толком потрачены. А как любовно отстраивали спасательные станции на Ангаре!»

– Многое из того, что, кажется, упирается в деньги (то есть их недостаток или отсутствие), на поверку оказывается зауряднейшим нежеланием перестроить дело на более совершенных началах, – убеждал Гран своих подчинённых из губернского управления. – Возьмём, к примеру, местный приют для девочек. Если расширить учебную программу, каждая выпускница сможет получать звание сельской учительницы, а значит, выходить в самостоятельную жизнь с профессией, способной прокормить. 

– Но Ваше Превосходительство, приют существует на пожертвования и еле сводит концы с концами; где же взять ещё средства на дополнительное обучение? – удивился чиновник по особым поручениям.

– У приюта есть неоспоримый капитал – просторные помещения. Они-то и позволят нам набрать платных пансионерок, также желающих получить аттестаты сельских учительниц. – Он внимательно оглядел всех присутствующих: опыт научил губернатора проверять все свои идеи вот так – через непосредственную реакцию первых слушателей. 

И со спасательными станциями было точно так же: Пётр Карлович словно бы ненароком обмолвился о них священнику Григорию Левагину – и тот тотчас же вызвался освятить будущие постройки. И генерал-губернатор Андрей Николаевич Селиванов сразу же вдохновился. Он и открывал их потом, к радости многочисленной публики. Что же до самого Петра Карловича, то он еле дождался конца торжества и, спустившись в заранее приготовленную шлюпку, ещё раз объехал всё. 

Сила тихого голоса

По утрам, едва лишь перейдя на рабочую половину губернаторского дома, Гран с удовольствием погружался в бумаги и к началу приёма успевал просмотреть почти все. Пётр Карлович не боялся бумаг, и даже самый запах их ему был приятен, но после двух недель «канцелярского служения» его поджарое, мускулистое и на редкость лёгкое на подъём тело требовало движения – и на другое же утро он сидел уже в поезде, в экипаже или просто верхом. Кажется, в Иркутске ещё не было губернатора, который с такой ловкостью и изяществом взлетал на коня и держался на нём так уверенно. 

Лёгкость на подъём позволяла ему неожиданно возвращаться в места недавних командировок. И очень скоро весть об этом распространилась по всей губернии. С каждой поездкой он углублялся всё дальше, обследовал остров Ольхон, пересёк Тункинскую долину и на 50 вёрст углубился в Монголию. 

Дорога на Монды через горный хребет Хамар-Дабан, и без того очень трудная, из-за непогоды расстроилась совершенно, лошади перешли на шаг, а потом и вовсе потребовали остановки. Зато губернатор вволю налюбовался видом на ледяную гору Мунку-Сардык. 

Несмотря на пейзажи с водопадами и целебными источниками, дороги было большею частью настолько плохи, что лишь немалая нужда заставляла ехать по ним. И редкие встречные изумлялись, видя столь важную персону. В улусах при встрече с губернатором люди сначала терялись, а опомнившись, обращались с просьбами – о выдаче хлеба из экономического магазина, о завершении постройки амбулатории. Гран обещал и, как выяснилось потом, всё исполнил. Но главной его целью было всё же погашение недоимок, казённых и земских, а также исправление грунтовых дорог. Его спутники (ветеринар и чиновник по особым поручениям) не заметили, чтобы Пётр Карлович повышал на кого-нибудь голос, однако же все его задания были исполнены. И когда начальник края Селиванов ехал тем же самым маршрутом, отмечал уже и исправность дорог, и погашение недоимок. Гран отреагировал незамедлительно: через газеты выразил благодарность иркутскому уездному исправнику статскому советнику Харченко и приставу 3-го стана Митину – за усердие и умелую распорядительность. 

Публика опустошила буфет и все павильоны

Кстати, два последних слова были любимейшими у Грана – жаль только, что употреблять их доводилось нечасто: энергия деятельных людей обычно изливалась достаточно бестолково. И лишь большая нужда заставляла порою «из ничего да и вывернуть вдруг для общества пользу». Собственно, за время пребывания в Иркутске Пётр Карлович мог припомнить лишь один такой случай: в конце ноября 1909 года, когда и в гимназиях и в промышленном училище образовалась критическая задолженность по оплате, объединённый родительский комитет организовал благотворительный вечер. Господа так увлечённо играли в любительском спектакле «Счастливый день», с такою отдачей декламировали, пели, танцевали, исполняли сочинения для рояля и виолончели, что публика нещадно бисировала, опустошила буфет и все павильоны с цветами. Гран и сам преподнёс супруге три бутоньерки, подавая пример своему заместителю Югану.

Евгения Владимировна Гран, поселившись с мужем в Иркутске, сразу же приняла попечение над Базановским воспитательным домом и возглавила Дамское отделение Губернского попечительства о тюрьмах. У неё «под началом» оказались восемь директрис, начиная с супруги начальника Александры Георгиевны Селивановой и кончая жёнами самых известных в городе предпринимателей. Хлопоты в попечительствах,  забиравшие всё свободное время, определили и круг близких знакомств Евгении Владимировны. После заседаний дамы переходили на жилую половину губернаторского дома, и оттуда долго ещё доносились голоса начальницы девичьего института Елизаветы Карповны Кисель-Загорянской, вдовы губернского чиновника Марии Петровны Янчуковской, супруг коммерсантов Ольги Леонтьевны Воллернер и Варвары Ивановны Второвой. А в кабинете у Петра Карловича собиралась мужская часть Губернского попечительства о тюрьмах: детский доктор Николай Августович Юргенсен, казначей Давид Михайлович Кузнец и, конечно, губернский тюремный инспектор Арсений Семёнович Зайцев. Каждый из них радовался возможности неформально обсудить с губернатором все дела. И выпить чаю – уже просто по-дружески. Что вовсе не грех.

Оба фото – из семейного архива, любезно предоставленные автору правнуком иркутского губернатора Грана – Аристархом Фердинандовичем Онгирским. Он же счёл возможным рассказать о дальнейших событиях в семье Петра Карловича и Евгении Владимировны: 

– Позже мой прадед и прабабушка развелись из-за ревности (без оснований). Когда же грянул октябрьский путч, Пётр Карлович со второй женой сел на последний поезд Петроград – Иркутск, затем в последний эшелон Иркутск – Харбин, а из Харбина – пароходом в Румынию. Там благодаря связям второй жены он получил должность советника короля Румынии. 

Избежать ареста и уехать из России Грану удалось благодаря большевику, которому он когда-то помог в Иркутске. Перед отъездом Пётр Карлович передал своей первой семье, состоявшей из шести человек, 400 рублей золотом. Евгения Владимировна с моей бабушкой (Татьяной Петровной) осталась в съёмной квартире у Брянского вокзала в Москве. Старший её сын Константин Петрович был мобилизован красными на польский фронт, попал в плен к полякам и бежал в Париж. 

Евгения Владимировна умерла в 1920 от тифа. Осталась в воспоминаниях добрейшим, святым человеком. Татьяна Петровна (1905 – 1987) пережила все ужасы гражданской войны, красного террора и сталинского стратоцида, но выжила (во многом благодаря своему мужу-поляку). До 1993 года дожила и другая дочь Петра Карловича – Елена Петровна, родившаяся в 1906 году. Потомки Грана живут сейчас во Франции, США и России. 

Нотабене: российские потомки не могут простить Грану жестоких слов, сказанных старшему сыну Константину в Париже в 1933 году: «О детях, оставшихся в Совдепии, я не жалею». Печальный итог незаурядной жизни незаурядного человека…

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского