– На прошлой неделе после визита на Ярактинское месторождение правительство заявило о поддержке проектов по переработке газа. Имелось в виду строительство Ленской ТЭС или каких-то других объектов? 

– Я не могу рекламировать проекты одной компании, тем более той, в которой  раньше работал (Безрядин занимал должность заместителя генерального директора Иркутской нефтяной компании по переработке нефти и газа. – «Конкурент»). У нас на территории работают несколько нефтедобывающих предприятий и компаний, которые хотят заниматься газодобычей, то есть обладают лицензиями на месторождения и что-то там делают. Как быть с нефтью, в регионе понятно: ведётся разведка, запасы ставятся на баланс, считается экономика, бурятся скважины, строится трубопровод с врезкой в ВСТО – и всё, люди деньги зарабатывают и платят в бюджет.

Что делать с газом, мы обсуждаем лет двадцать, но к общему пониманию ещё не пришли. Хотя здесь тоже работают классические законы экономики. Если на один проект падает стоимость всей инфраструктуры по обустройству месторождения, трубопроводному транспорту, энергетике, то он никогда самостоятельно жить не сможет. Не будет ни налогов, ни рабочих мест – ничего. Частным компаниям объединиться, чтобы обеспечить такую инфраструктуру, можно, но это длительный переговорный процесс, поскольку  интересы у них разные. Поэтому наиболее эффективный путь развития для таких отраслей – всё-таки некое частно-государственное партнёрство по созданию инфраструктуры. Государство должно быть лидером в этом направлении. Вот, например, было решение о строительстве ВСТО, и отрасль заработала. Без него компании бы не достигли таких масштабов, как сегодня. Скажем, Верхняя Чона добывала бы не 7 миллионов тонн нефти в год, а миллион. Потому что на такой объём ещё можно представить экономику небольших труб и железнодорожного транспорта. То же самое было бы с Талаканом. Без государственных решений такие проекты были бы очень маленькими. 

В том же нуждается газ. Но, в отличие от нефтяной отрасли, здесь вообще не будет развития без государственных инфраструктурных  решений. Нефть всё-таки другой товар: во-первых, биржевой, а во-вторых, его можно как-то дискретно перевозить, например в автомобильных цистернах или железнодорожных. С газовыми проектами так не получится. Чтобы заработало газовое месторождение, необходимо создать всю инфраструктуру – от скважины до конкретных потребителей – электростанций, газохимического завода. Невозможно эти проекты делать постепенно. Или всё сразу, или ничего. Соответственно, для того, чтобы мы свой потенциал газовых запасов реализовали, нужно решение по инфраструктуре, а оно может быть принято только на государственном уровне. 

– Каким видится участие регионального правительства в создании газопереработки? Или всё зависит исключительно от федерального центра и «Газпрома»?

– От нас зависит информационно-лоббистское направление процесса. Мы должны обозначить позицию правительства Иркутской области и населения: желание реализации данных проектов и готовность обеспечить всё, что в нашей компетенции, – льготы, поддержку индивидуальных компаний, помощь с землеотводами. С льготами вопрос большой. Льготы по нефти сработали. Льготы по газу – нужно думать и считать. Они заработают, если их грамотно рассчитать и организовать. Речь о льготах на прибыль, имущество. Плюс наша позиция по федеральным платежам –  НДПИ и таможенным пошлинам. 

– Можете ли уже назвать эффект от предоставления с этого года льготы на прибыль для нефтедобывающих предприятий? 

– От предприятий этого сектора в 2011 году поступило 5,7 миллиарда рублей в бюджет Иркутской области. В 2012 году мы ожидаем  около 10 миллиардов. Что касается компаний, то, например, ВЧНГ, отчасти благодаря льготе, быстро вышел почти на «полку» в 7 миллионов тонн. В следующем году он достигнет 7,5 миллиона тонн. Чтобы как можно дольше поддерживать пик добычи, нужно постоянно бурить скважины, потому что на ранее пробуренных добыча падает. Просто нефти становится меньше и меньше, соответственно, нужны значительные вложения каждый год. Льготы это компенсируют. 

– В каком состоянии программа газификации Иркутской области? Требует ли она доработки? 

– Немного парадоксальная ситуация у нас по программе газификации. Мы имеем дело с гигантской корпорацией «Газпром». И, как правило, частный сектор более динамичен, чем государственные органы. А у нас получается наоборот. Правительство Иркутской области готово двигаться быстро, «Газпром» тоже готов двигаться, но в  своём темпе, очень таком неторопливом. Там длинный цикл принятия решений, огромные цепочки согласований. Поэтому программа газификации отстаёт от реальных необходимостей текущих моментов. Как только мы её согласовываем и подписываем, она уже устаревает. Вот в чём проблема. Сергей Владимирович [Ерощенко] мне поручил разобраться с программой газификации, и я постараюсь сделать так, чтобы документ  был откорректирован с учётом нашего будущего движения, причём реального. С учётом того, как мы можем принимать решения и как это может делать «Газпром». Мы же все понимаем, что можно пообещать газовые котельные через год, но есть объективная реальность и истории того, как эти котельные строятся. Говорим «год», а по факту строительство растягивается на два – два с половиной года. Актуализация программы газификации – моя задача. 

– Каковы планы правительства Иркутской области в отношении бывшего оператора Ковыкты «РУСИА Петролеум»? На какую сумму от продажи имущества может претендовать правительство как акционер компании? 

– Область может претендовать как минимум на справедливую сумму. Могу только сказать, что сейчас проводятся  консультации между акционерами на эту тему. 

– Если говорить в общем, имеется ли какое-то консолидированное положительное  мнение о том, что для энергоизбыточной Иркутской области вообще нужен газ? 

– Ну, энергоизбыточность – понятие относительное. У нас сейчас электроэнергии хватает, но только с учётом текущего состояния промышленности. Проекты, о которых последние годы говорят, абсолютно все энергоёмкие. Кому  нужно 20 МВт, кому – 200… Уголь, к сожалению, не может рассматриваться как полноценная замена. Простой экономический расчёт показывает, что построить новую станцию на угле намного дороже, чем на газе. И если у нас будет нормальная мощная газотранспортная инфраструктура, то удельная стоимость единицы на тысячу кубов газа будет дешевле, чем индивидуальные проекты крупных потребителей. Поэтому, думаю, и на юге Иркутской области газовая энергетика имеет будущее, но в программе общей газификации.

– Согласитесь ли вы, что планы по газификации может существенно скорректировать решение в первую очередь разрабатывать Чаяндинское месторождение в Якутии? 

– И да, и нет. Начало разработки Чаянды – это как раз хороший пример лоббистских возможностей наших соседей. До этого решения я бы сказал, что Ковыкта была более подготовлена к масштабным поставкам газа как на внутренний, так и на внешний рынок. Но где-то мы упустили момент, и было принято решение по Чаянде, хотя это более сложное месторождение по разработке. Не нужно забывать, что там гигантские нефтяные запасы. И прежде чем добывать там газ как основное сырьё, нужно забрать нефть, иначе эту нефть мы не возьмём никогда. А там около 50 миллионов тонн. Отработка таких запасов займёт лет 10–15. Если «Газпром» изобретёт технологию, которая позволит начать добычу газа, не портя перспективы нефтедобычи, это другой разговор. Но я пока не слышал, что так можно. На Ковыкте хоть сейчас можно делать 20–30–40 миллиардов кубов газа, не ожидая больше ничего. Просто бурить скважины, строить газоразделение, продавать газ. А на Чаянде нужно ещё с нефтью разобраться. Но, как я сказал, Ковыкта только была более подготовленной. Естественно, в Чаянду сейчас вкладываются деньги, делаются проектные решения, в том числе по инфраструктуре. Ковыкта объективно начинает отставать. 

– Может ли случиться, что, откладывая разработку крупных месторождений, регион опоздает с газопереработкой? 

– Если честно, может. Пока у нас есть псевдоуверенность в том, что наши ресурсы будут очень востребованы на юго-восточных рынках. Но та же Япония намерена к 2050 году в четыре-пять раз сократить зависимость от энергоресурсов. Поэтому, если мы ничего делать не будем, они свою проблему решат без нас и наши миллиарды и тонны никому не будут нужны. Грубо говоря, у нас окно в 15–20 лет, чтобы зайти на эти рынки. И даже если мы зайдём на них, они уже  объективно меньше будут потреблять. А значит, нам придётся думать дальше, что со всем этим сырьём делать.